Бетельгейз не смог выдержать взгляд дяди — слишком много в том было озлобленной решимости. Кто-то назвал бы Альбиуса эгоистом, кто-то — лицемером, кто-то наоборот — альтруистом. Убивать во благо общества? Но ведь был другой выход. Чаоситтов можно было просто сместить. Дяде определенно хотелось просто поразвлекаться.
Бетельгейз оказался не в той ситуации, чтобы ему возражать.
Привычные стены, мелочи, на которые не хотелось смотреть. Бетти прошел к столбу серого тумана — кровать для всех, убежище для него. Достаточно было шагнуть, чтобы оказаться под защитной пеленой. Однако она спасала от внешнего мира, не сомнений, не страхов и прочей дряни. Оказавшись под одеялом, Бетельгейз не испытал легкости. О какой легкости могла идти речь, если рядом находился дядя Альбиус, а совсем скоро должен был освободиться меч?
— Совсем скоро… — прошептал дядя, осклабившись. — Рассказать сказку? Время скоротать. Больше мне с тобой в спальне заниматься нечем, уж извини.
Старая шутка. Бетельгейз боялся сказок Альбиуса больше него самого. Дядя обладал даром подбирать слова так, что возникали картины в голове. Добрых сказок в его исполнении Бетти не слышал. Да, они были страшны, но заставляли глубоко задуматься о себе и других. Поэтому Бетельгейз кивнул.
— Главное, чтобы не узнала твоя мама, — ухмыльнулся Альбиус, пряча меч в ножнах. Дядя завис рядом и, на краткий миг задумавшись, начал говорить:
— Слушай, мой мальчик, слушай. То был мир света. Мало кто помнит его, а те, кто помнит, предпочтут забыть, как о собственной слабости и невежестве. Мир старых богов ушел, мы провожаем новый… И на самом краю мира, там, где никогда не загорались звезды и властвовала луна, жили два честных человека, любивших друга, как богиня-созидательница любит своих детей. Двоих мальчиков подарила она им: один родился в бедности, второй пришел вместе с богатством и роскошью. Старший вырос завистливым и гордым, младший — добрым и покорным, — Альбиус помолчал. — Всегда есть те, кто недоволен. Худшие пытаются сравняться с лучшими, низвергнув их до своего уровня. Пытаться вырасти — слишком сложно, верно? Легче опустить планку. Легче отобрать у других, чем производить самому. Поэтому начинаются войны. Разрушение действует быстрее всего, и мало кто задумывается, что существует нечто сильнее вооруженных ублюдков. Жаль, оно не всегда приходит вовремя, — гневно выдохнул он. — Приходится брать историю в свои руки, и не всегда руки оказываются подходящими.
Когда началась война, планета, на которой жила семья, оказалась во власти врага. Безнаказанность закрывает глаза совести. Все, что скрывалось, выходит на волю: жестокость, тяга к насилию. Хорошо это или плохо? Я отвечу: хорошо. Война открывает настоящие лица. Начинаешь понимать, кто есть кто, кому верить, а кому стоило бы гореть вечно. Может даже, самому себе гореть. Большая война вызывает маленькие битвы в каждом участнике. Насилие начинается с экономики, а заканчивается внутри простых людей. Что они выберут? Останутся ли верными? Преступят ли через себя, если понадобится? Она показывает все, Бетельгейз. Поэтому иногда стоило бы ей приходить, я считаю.
Они убивали, грабили, насиловали. Пытались накормить зверя внутри, но ему всегда мало. Критерии зла отодвигаются. Другие начинают видеть его только там, где в мирное время увидели бы абсолютную тьму. Самые страшные грехи обычно совершают победители, я думаю. Но к нашей сказке это не относится. Воины пришли к ним домой, убили взрослых. «Где сокровищница?» — спросили у детей. Как думаешь, кто ответил?
Бетельгейз промолчал. Дядя Альбиус отрешенно смотрел в стену, но голос его резал воздух от вкладываемой в слова силы.
— Никто не сказал. Старший не сказал, потому что был горд, младший — потому что был покорным и родители не говорили ему тайну, которую он мог бы выдать. Они начали пытать младшего, и тогда старший вырвался, выхватил меч, украшавший стену, и попытался защитить брата. Я говорил, что нечто свыше иногда приходит слишком поздно. Это был именно такой момент. Казнили обоих мальчиков. И всем было все равно. Что значат детские жизни по сравнению с богатствами, в которых так хочется умереть! С монеткой в кармане уходится безусловно легче.
Старший умирал долго. Он горько оплакивал чужую смерть, забыл даже, что уходит сам. Ему было обидно: как, ведь так старался, надеялся, что сверху услышат! Правда в том, что там, — дядя указал на небо, — нет дела до нас. Мы всего песчинка в течении времени. Нужно действовать самому. Действовать умно. Но я ведь рассказываю сказку? Так вот, звон слез услышала Луна и спустилась на землю. Но ни она, ни беззвездное небо не могли подарить утешения. Тогда юноша воззвал к теням и поклялся, что отдаст себя им, если брат будет жить. Эту клятву услышала проходящая мимо женщина. Она остановила руку юноши и сказала, что сможет воскресить младшего брата. Она действительно сделала это, но клятва уже была произнесена. Тени забрали старшего. Удивительно: когда ты молишься свету и богу, на помощь чаще приходят обычные люди. А когда хочешь заключить сделку со тьмой, то она откликается сразу. Повод задуматься, Бетельгейз. Говорят, что лучше умереть достойно. Я добавлю: лучше все же вообще не умирать.
Из коридора донесся гул.
— Это прошлое? — осмелился спросить Бетельгейз. — Очень красиво звучит.
— Вздор, я ее придумал только что. Видишь, как бессвязно получилось, — дядя смотрел в одну точку и, мрачный, кусал губу. — Слышишь шум? Император мертв. Знаешь, мы однажды стояли на похоронах, и твоя мать сказала мне: «Только что он был кем-то, а теперь ничто. Наши тела сжигают, потому что это показательно, эффектно, показывает всю бессмысленность жизни. Я не хочу оказаться таким же трупом, лежащим голым на камнях. Я не хочу быть такой же слабой». Удивительно, впервые в жизни она сказала что-то умное. Такая она, твоя мать. В Мосант ее называют Темной королевой. А ты будешь Темным принцем. Никогда не видел, чтобы титул настолько не подходил владельцу.
Новый шум, вырвавшийся из коридора, заставил Альбиуса обернуться. Изучив дверь, он встал и медленно подошел к ней, обхватив рукоять меча двумя руками.
— Идут гости.
Бетельгейз сжался.
— Взрослей, парень. В жизни достаточно смерти. Это не веселое времяпрепровождение. Все умирают, прими факт. И ты умрешь, если не поймешь, что происходящее — борьба. Либо ты, либо они. И нет зазорного в том, чтобы ударить первым.
Бетельгейз закрыл глаза. Он слышал: дверь засвистела, впуская первого гостя. Настоящий металл столкнулся с туманным клинком и развеял его. Кто-то вскрикнул — потом все стихло. Одинокое сердце Чарингхолла безумно колотилось. Бетельгейз знал: дядя Альбиус жив, ведь чужая ненависть, застарелые боль и обида продолжали раскалять воздух.
— Пожалуйста, Чаосин, — одними губами произнес Бетти. Ответ последовал немедля: спальню озарила новая кровь.
========== Глава 33 Сомнения ==========
5 число месяца Постериоры,
принц Валентайн Аустен
Багровое солнце садилось за горизонт в последний раз, освещая пустую, погибающую планету. Огонь вырвался из ее недр, чтобы помочь Клинкам; земля покрылась трещинами, из которых шел обжигающий пар и пламя, будто сам ад рвался наружу из глубин; дома падали, складывались, как карточные колоды. Воздух был сух и горяч. Он высушил бы слезы в одночасье, если бы Белладонна могла их ронять.
Пронзенное тело ребенка лежало рядом, темная лужа медленно расползалась по простыне. В груди малышки зияла дыра. Девочка лежала, раскинув руки, плюшевый заяц упал на пол, сменив цвет с синего на насыщенно-красный. Смертная бледность разлилась на щеках безымянной жертвы, гримаса застыла на лице. О, Ситри. Она ненавидела детей. Кто еще, кроме Стального клинка, мог сотворить подобное? Ни у кого другого не поднялась бы рука. У Ситри Танойтиш она никогда не дрожала. Не было женщины хитрее и бездушнее, чем она. Животное, настоящее животное. Она вырвала сердце и проглотила его, как пес кусок мяса. Ведь в сердце было столько сладкой крови… Белладонна полнилась уверенности, что девочка скончалась от болевого шока. Было бы гуманнее сначала умертвить, а после — вырвать, но разве Стальной клинок когда-нибудь задумывалась о чужой боли? Нет, и поэтому капли крови оказались даже на потолке, разукрасили стены и теперь медленно собирались в лужи на полу. Не в силах на это смотреть, Белладонна щелкнула пальцами: одеяло занялось огнем и зачадило. Черный огонь распространялся с бешеной скоростью и пожирал все. Охватил светильник и заставил его исчезнуть, перекинулся на подушку и принялся лизать тело девочки. Тление создавало бы свой шедевр часами; огонь Белладонны стирал из мира за мгновения.