— Я не верю, что Архой, главарь стаи северных ликантропов, гуляет просто так рядом с Анлосом, — Ливэйг нервно выдохнула. Сейчас она только злит оборотня. — Прости. После стольких лет войны тяжело… отойти. Особенно после того, как ты сожрал одну из моих лошадей, — не удержавшись, добавила она, желая пробудить у Архоя совесть. Чувства часто брали верх над здравым смыслом.
— Пока ты здесь, кто-нибудь может сожрать и ту, что ты только что упустила. Тебе лучше поторопиться.
«Какая заботливость», — подумала Йонсу и произнесла вслух:
— Тебе тут тоже лучше не задерживаться.
Архой приложил руку к груди и насмешливо поклонился, прощаясь с жительницей Хайленда. На его правой кисти не хватало двух пальцев. Йонсу, вся обратившись в слух, начала спускаться. Странно, что они разошлись так быстро и без лишних слов. Донельзя несуразный разговор… Что-то было не так. Йонсу совершенно не хотелось получить удар в спину. Твари Синааны способны на многое, но показать свой страх хотелось еще меньше. Шаг, второй, третий. Ливэйг облегченно выпрямилась: оборотень действительно отпускал ее. Может, перемирие все-таки было настоящим, как твердили в Анлосе? Может. Йонсу обернулась.
— Если пойдешь через Палаис-иссе, то знай, что там сейчас куча карриолов! — крикнула она. — И что перевалы занесло!
Архой, совершенно не утруждая себя красотой улыбки, скривился в знак благодарности. Глаза мужчины зазеленели пуще прежнего. Зрачки бегали, будто он следил за кем-то, но Йонсу, зная о его смешении сущностей, не придала этому значения. Она махнула ладонью на прощание. Едва ли оборотень понял столь «земной» жест, и Йонсу продолжила спускаться в долину. Ники она будет искать потом, взяв кого-нибудь с собой.
— Что у тебя в руке? — внезапно пролаял Архой.
Йонсу уже забыла о находке, но продолжала ее держать в пальцах. Вновь остановившись, она развернулась и подняла руку повыше, демонстрируя прядь волос волку.
— Тут был кто-то из наших, надо показа… — она замолчала, заметив, как вдруг вскинулся Архой, сбрасывая ухмылку с губ.
Его взгляд остекленел, застыв на жемчужном свечении, ноздри раздулись. Йонсу не успела среагировать: черная шерсть начала покрывать тело оборотня, начиная от кончиков пальцев и заканчивая лицом, удлинявшимся в оскаленную морду. Глаза вспыхнули, придавая зрачкам форму ромба. Громогласный вой, вырвавшись из измененной глотки, разнесся над склоном; руки, в венах которых забурлила проклятая кровь, удлинились, превратились в лапы; Архой прыгнул в ее сторону. Рефлекторно сделав шаг назад, Йонсу упала на спину, выставив руку. Воздух озарился ярко-зеленой вспышкой — Архой, завизжав, как собачонка, рухнул в сугроб. Йонсу покатилась со склона, успев заметить, что морда оборотня была обожжена до сухожилий. Хоть раз пригодилась ее проклятая сила…
Скатываясь, она попыталась затормозить и уперлась ступнями в нагребаемый в волну снег, но ее лишь обдало ледяной пылью. Испуганный визг сам собой рвался из горла; проскочив мимо первого дерева, Йонсу с облегчением перевела дух, избежав столкновения, но сразу же поняла, что начался лес. Сейчас врежется в ствол и все! Деревья пролетали мимо, трижды она задевала пни и ветви упавших сосен. Один раз облетевший куст оцарапал ей лицо. Последний раз взвизгнув, Йонсу чуть взлетела над маленьким бугром — и со всплеском упала в реку. Ледяная толща воды окутала ее, потянула вниз, но полуэльфийка, стряхнув оцепенение, в пару гребков достигла поверхности. Воду она не любила, но терпела… Мама, наверное, удивилась бы ее нелюбви, если бы была жива. Задержав дыхание, Йонсу поплыла по течению. Пальцы продолжали лихорадочно держать прядь волос.
Почему Архой так отреагировал на нее? Как на нечто знакомое… И о чем она думала, показывая находку оборотню!
Изредка Йонсу всплывала, ища глазами черную тень, но никого не было. После ее удара Архой нескоро оправится. Не спасет даже хваленая регенерация: на оборотнях раны заживали как на собаке, но после разъедающей все жидкости, называемой апейроном, организм никогда не оправится в полной мере. Как хорошо, что она подскользнулась и упала! Архой легко мог разодрать ее в клочья и был бы прав: сейчас на оборотня, тварь королевства, не подумает никто. О долгожданном перемирие болтали все. Что же Архой делал рядом с Анлосом? Может, искал того, чьи золотые пряди упали в снег?
Нужно было спешить в замок, тем более что мышцы начало предательски сводить от холода.
Выплыла она у самых ферм. Скот уже выпустили на пастбища, пастухи дремали, прислонившись к деревьям: в Анлос она проскользнула незаметно. Охраны тоже не было видно. Зачем она нужна, если все прекрасно? Дрожа, Йонсу сняла промокший плащ и жилет, кинув куда-то в кусты у ворот. Найдут. Сквер пустовал. В сапогах мерзко хлюпала вода. Подумав, что так она точно привлечет кучу внимания, Йонсу решила присесть, тем более что сил практически не осталось. Все они ушли на заплыв по холодной реке. Йонсу упала на первую попавшуюся скамейку.
Лучи солнца грели, высушивая одежду и волосы. Йонсу закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Съездила на прогулку… Идиллия длилась недолго: к ней подошла девушка.
Это была принцесса Мару Аустен — невысокая стройная женщина лет тридцати-тридцати пяти со спокойными губами и в ожерелье из рубинов им в тон. В ушах принцессы переливались кровавые серьги-гвоздики. Йонсу отметила, что в сочетании с золотистыми волосами украшения выглядят замечательно. Платье-футляр добавляло изыска. Любая девушка застеснялась бы своей внешности, стоя рядом с Мару Аустен — но не Йонсу, считающая, что красота Мару такая же искусственная, как сама принцесса. Будет ли Мару прекрасной в костюме конюха или уборщицы? Едва ли.
Мару посещала ее с завидным постоянством и потому заслужила львиную дозу презрения. В характере принцессы Йонсу успела разобраться от и до.
— Привет, — произнесла она на выдохе. Не хватало тратить силы на отдельные движения ради лживой проститутки. Для полноты образа Мару даже платили возможностью править в столице.
— Доброе утро, Йонс, — приветливо улыбнулась хайлендская принцесса. На ее щеках сразу образовывались ямочки. — Я искала… Что произошло? Почему ты сидишь в мокрой одежде?
Йонсу начала выжимать волосы, сердито думая, что делает это определенно не специально.
— В реку упала, — сказала она. Миловидное лицо Мару изобразило удивление. Она села рядом, очаровывая красными светлячками в глубинах глаз, и, склонив голову, спросила:
— А перед этим — на оборотня, который разорвал половину руки когтями?
Ничего, кроме удивления, в маске Мару Йонсу не прочитала.
— Ты такая любезная, — с сарказмом высказала она комплимент. — Может, вызовешь мне лекаря?
— Тебе не нужен лекарь, ты самоисцеляешься, — отозвалась Мару Аустен. Она приподняла ее руку и осмотрела рану. — Где вы встретились? И кто… Что это? — пальцы принцессы коснулись найденной пряди. — Где ты их взяла?
— Я Архоя видела, — наконец просипела Йонсу и тихо чихнула.
— Я поняла, — отмахнулась Мару и встала. — Знаешь, ты лучше пока никому ничего не говори, хорошо? Зачем людям волноваться? А это, — она снова со странным выражением лица взглянула на обгоревшие волосы, — я заберу с собой, покажу леди Астрее. Иди домой. Зачем сидеть в мокрой одежде в сквере средь бела дня и позорить себя? Что подумают прохожие?
«А не все ли равно?» — подумала Йонсу, но спорить не стала.
Глашатай продолжал раздавать газеты с указом кронпринца.
========== Глава 3 Шрамы ==========
15 число месяца Альдебарана,
Кронпринц Михаэль Пауль Джулиан Аустен
Монумент, у которого преклонил голову Михаэль Аустен, возвышался над всеми остальными, как его посетитель — над народом империи Хайленд. Могилы и усыпанные прошлогодними листьями дорожки стали лучшими друзьями в то утро; настоящими кронпринц не мог похвастаться в любые дни. Изредка он неуклюже теребил кольцо из флюорита, то снимая его, то надевая обратно. Грани каменьев царапали кожу, на ней выступали крошечные капли цвета окровавленного серебра; царапины заживали, стоило им появиться. Таков удел всех, чей портрет отмечен на гобелене фамильного древа Аустен: длинная жизнь и невозможность умереть без чужой помощи.
