— Прости, — проворчал капитан и лукаво улыбнулся одними глазами. — Подумал, что, может быть, ты захочешь услышать какую-нибудь историю…

— Может быть, — пытаясь унять любопытство, произнесла Анни. — О чем история?

Вилен внимательно посмотрел на нее.

— О потерянном Огне майомингов?

Звучало занимательно. Анни уселась на холодный камень, всем своим видом выражая живейший интерес к этой истории. Капитан, кряхтя и морщась, присел напротив ее, поглаживая повязки на груди мозолистой ладонью.

— По легенде, когда вместо мира был бесконечный океан, — тихо начал Вилен самым что ни на есть интригующим голосом, — внезапно появилось Пламя. Всё-то в этих религиях возникает внезапно, не находишь? Оно раскалилось добела и стало солнцем. Однако не все Пламя стало им. Часть Его стала Огнем, осветившим подземелья. Огонь солнца призван был созидать, а Огонь Тьмы — разрушать. Так считает большинство населения Мосант, ненавидя призрачное пламя. Майоминги же поклоняются голубому огню. В центре их столицы всегда горел огромный жертвенный костер. Год за годом, эра за эрой.

— Голубой огонь? — приподняв густые широкие брови, переспросила Анни. — У меня такой на кухне горел.

— Он жжет все. Говорят, от него сгорают даже души.

Анни пожала плечами. Кто их видел, эти души? Она не разделяла здешних верований, хотя и интересовалась ими.

— А почему потерянный?

Вилен задумчиво потер раненое плечо, рассеяно глядя в пространство вдаль. Луна медленно выбиралась из-за облаков, словно наблюдая за Палаис-иссе.

— Пламя цвета глаз их господина… Символично, не правда ли? Однажды, давным-давно, леди Сёршу и наследный принц Диких островов посетили столицу майомингов — Браас. Они посетили его в главный праздник Огня.

— И?

— Оно потухло, охватив одежду принца. Принц не горел. Майоминги решили, что он посланник Огня — так часто бывает, мессии, посланники… Однако принц ушел. Едва он вышел на свет, как огонь, перекинувшись с одежды на наследника, начал пожирать принца заживо, не желая покидать подземелья. Это видела вся делегация. Вечное Пламя вскоре потухло, оставив на камне пепел своего носителя, — капитан, закончив сказ, задумался, подняв глаза на луну. По его лицу скользили тени.

Анни поежилась. Сгореть заживо… Жуткая смерть.

А дождь тем временем прекратился, и наступила тишина. Они молчали. Лишь один раз Анни показалось, что она услышала какой-то шелест, но, подумав, девушка решила, что это птица пролетела в ущелье. Ее не покидал вопрос: что же чувствовала Сёршу, когда на ее глазах горел человек?

Кинжал, который де Хёртц держала в руке, резко нагрелся — Анни ойкнула и посмотрела на лезвие. Оно действительно раскалилось. Иероглифы, восточная вязь очаровали девушку, и она забыла от тревоге, пораженная красотой смертельно опасного клинка. Может, ее сила так проявила себя? Мало изученная, полная загадок сила. Внезапное движение на фоне заставило перевести взгляд на край обрыва, где клубились остатки магического тумана. Храбрость, прилив которой она ощущала, думая об опасностях и приключениях, стремительно испарилась. Яркое свечение луны позволило увидеть то, что Анни не была готова и не рассчитывала увидеть: невысокая женщина в ботфортах и с длинными волосами спускала в ущелье собственный потрепанный плащ.

— Вилен… — шепнула Анни, сжавшись от страха.

Однако капитан видел все и так. Бесшумно встав, он не спеша направился к нежданной гостье. В его здоровой руке заблестел меч, выскользнувший из ножен одним слаженным, отработанным годами движением. Плечи Вилена напряглись, он слегка шевельнул эфесом меча, показав Анне, чтобы та держалась подальше. Анни и без его предупреждения словно приросла к камню, не в силах пошевелиться.

— Привет, Эдди.

Дальнейшее случилось очень быстро. Анни не видела, что именно произошло: все скрыла спина Эдгара Вилена, однако она была готова поклясться, что незнакомка не шевельнулась, продолжая стоять лицом к ущелью, а капитан внезапно закричал, схватившись больной рукой за здоровую, грузно осел на колени. В следующее мгновенье из его тела вырвались острия стальных пик: оно дернулось назад, доспехи, словно бумагу, прошили сверкающие лезвия и остались, держа Вилена в воздухе. Тело капитана медленно, под тяжестью собственного веса начало опускаться на обледеневший камень.

— Не прячься, я чувствую тебя, девочка, — не оборачиваясь, произнесла женщина. Голос ее был довольно мелодичен, только где-то в глубине тона проскальзывала хрипотца.

Анни не шевельнулась. Силуэт Ситри Танойтиш, Стального клинка Синааны, отчетливо чернел на фоне белесого тумана. Между ними лежало тело капитана, под которым расплывалось безобразное пятно крови.

— Валентайн, тут никого нет, − спустя минуту сказала Ситри. Но Анни знала, что кого-кого, а нет как раз Валентайна. Слух говорил ей, что Стальной клинок пока один на площадке. Когда Кестрель или кто-нибудь другой услышит шум боя, то сразу же прибежит ей на помощь. Уж Анни постарается, чтобы услышали. Или увидели… На глазах выступили слезы. Сжав зубы, де Хёртц вышла из тени. Ее сердце словно сжало тисками. Взгляд с трудом оторвался от капитана; на щеки брызнули слезы. Даже собственная мать относилась к Анни с меньшей теплотой, чем Вилен.

Ситри же, увидев ее, не удивилась нисколько, только сложила руки на голой груди. Анни заметила, что на легендарном Клинке нет никакой брони. Странно это: идти на бой совершенно незащищенной. На Ситри не было ничего, кроме короткого открытого платья со шнуровкой на бюстье и длинных сапог — такой вид смотрелся крайне нелепо посреди битвы в снегах северной крепости.

— Я бы на твоем месте уже бежала бы в Анлос.

Анни, подняв руку, ударила первой. Короткий заряд пламени прочертил воздух над головой Клинка, едва успевшего уклониться, и погас. Ситри резко выпрямилась, чуть не поскользнувшись на льду из-за тонких шпилек. Кажется, подобной меткости она не ожидала. Под крючковатым носом врага залегли тени, пугая юную меморию. Ситри напоминала ведьму из старых сказок о беззащитных принцессах и любви.

«Времени нет», — мелькнула мысль. Анна со всей силы замахнулась и вызвала столько огня, на сколько хватило сил. Стало немыслимо жарко, как тогда, на ее планете. Лед растаял. Туман исчез, и снова показалась луна. Ее свет переливался на смуглой коже врага, как молоко в латте. Пока Ситри удавалось уклоняться от пламени, однако было видно, что она устает. Это чрезвычайно воодушевило Анну. Первый Клинок в ее жизни! Со звоном порвалась шнуровка на бюстье, и теперь его сдерживала только пара крючков.

Внезапно что-то словно ужалило Анну в руку, пронзив, как тонкое ледяное лезвие стилета. В запале гнева и боевого куража она не обратила внимания на укол; но вскоре пламя зачадило, и Анни, согнувшись, закашлялась. Огонь погас. По пальцам левой руки пробежал холодок, поднимаясь все выше и выше, лишая мышцы подвижности, выхолащивая до кости. Анни стиснула зубы, чтобы не закричать от боли.

Ситри стояла в паре метров от нее, целая и невредимая, разве что слегка раскрасневшаяся, и спокойно, не шевелясь, наблюдала за ее страданиями. В сердце кольнуло, холод перекочевал с руки на плечи и обездвижил, охватив каждую клеточку тела. Анни, не удержавшись на ногах, опустилась на камень. Рука рванулась к груди. На скале лежал кинжал, тускло переливающийся в лунном свете.

— Лета заколдовала, — сказала Ситри, направляясь к жертве. — А ножи я метаю отлично, особенно когда не видят, думая, что побеждают. Ты не первая такая.

Ситри вытащила из ботфорт еще один серый кинжал.

— Штучки три в сердце за раз — можешь прощаться с этим миром, — добавила она. Снова кольнуло в груди, звон металла эхом раздался в тишине цитадели.

Ситри наклонилась и ласково приподняла ей подбородок. Рука слуги Синааны была адски холодна.

— На твое счастье, кинжалы у меня кончились, — прошептала она. — А может, и не на счастье.

Казалось, к щеке приложили раскаленный металл. От боли туман в голове рассеялся. Анни дернулась, но Ситри держала крепко. Она буквально села ей на грудь, вцепившись губами в место пореза на щеке, отчего лицо стало медленно неметь. Видимо, Ситри это не устроило, и она провела ногтем по шее девушки.