— Здесь это тоже редкость, — сказала озадаченная Йонсу. Из какого мира пришел ее новый знакомый? Есть ли планеты во Вселенной, похожие на описанные им?

— Считали бы сочувствие благодетелью, если бы каждый любил ближнего? Нет. Она бы обесценилась. Я пришел к этой мысли совсем недавно. Раньше считал по-другому.

— Я с вами не согласна, — твердо заявила Йонсу. Бетельгейз едва заметно пожал плечами, отчего каффа заиграла на свету. Красный, темно-синий и зеленые камни, которые до того не различались, ясно обозначили себя.

— Ваше право.

Молчание сменилось музыкой. Гулкий мужской голос пел о лунной реке под переливы гитары.

— Так и не ответили, под какой звездой родились, — в тон Бетельгейзу заметила полуэльфийка. Странный разговор продолжал волновать.

— А вы как думаете? — последовал вопрос. Йонсу озадачилась еще больше. Так следовало бы вести себя ей.

— Ну… на огненное трио вы не похожи. Слишком молчаливый.

— Пламя закончилось на моих родителях, — откликнулся Бетельгейз, ничем не показав обиды. — Свет. Моя сила — свет.

— Какой?

— Нет разницы. Оба дарят надежду и иллюзии, только питаются разным. От первого впадают в уныние, от второго — в жестокость. Вы действительно считаете, что характер определяет звезда на небе? Я родился там, где их нет, — добавил Бетельгейз, продолжая крутить меж пальцев деньги. Вулканическое стекло искрилось.

— Откуда же вы?

Собеседник опустил руку с вистами на середину стола, и в этот момент погас свет, утихла музыка. Ее сменил вой ветра за окном. В кафе поднялся гул. Смеялись только дети и пары, которых не заботил мир вокруг, лишь человек рядом. Люди забегали, кто-то кричал о свечах, которые не успели зажечь. Скрепя сердце кронпринц приказал провести в городе электричество, и вот результат — Палаир оказался практически парализован без него. Спасало то, что придумали давно — свечи.

— Оборвало кабели. Видимо, мне все же придется проводить. Фонари не работают.

Тихий свет, бьющий из окна, безжалостно показывал симметрию черт. «Не бывает таких людей, — подумала Йонсу. — Не бывает! У всех есть недостатки». Облака же медленно затягивали небо — снег перестал отражать, и кафе погрузилось в полумрак. Ливэйг залпом допила шоколад, чудом избежав обожженного языка, и торопливо захлопала ладонями по карманам.

— Я заплатил.

— Ненавижу, когда за меня платят, — огрызнулась Йонсу, поняв, что оставила деньги в куртке. — Ладно, — сразу остыла она и примиряюще бросила: — Тогда приглашаю на чай. Буду вдохновлять на прозу как представитель эльфийского человечества, — и, выскочив из-за стола, она крикнула: — Дэн, деньги на столе! Использовали бы вы силы, — обратилась Йонсу уже к Бетельгейзу. — Темно как в бездне!

Ливэйг все же различила, как он воздел руку над головой и лениво распахнул пальцы, освобождая жемчужный шарик света — не солнечный, не лунный. Сфера повисла под потолком и показала перепуганные тени посетителей кафе. Йонсу сдернула с вешалки куртку. Когда она, накинув на голову шапку, обернулась, Бетельгейз стоял уже одетым. Это показалось Йонсу странным. Когда он успел?

— Пошли?

— Я еще не согласился, — заметил тот.

— Какой ты… апатичный! — возмутилась Ливэйг и, повинуясь импульсу, подхватила Бетельгейза за руку. От неожиданности он едва не упал, но удержался на ногах. Входная дверь подчинилась не сразу. Пришлось навалиться всем весом, чтобы открыть ее и оказаться среди холодных ветров. Йонсу взвизгнула, ощутив уколы снежинок, и непроизвольно выставила вторую руку, озарившуюся зеленым. Апейрон. Поняв, что делает, полуэльфийка торопливо погасила магию. Оставалось надеяться, что никто не увидел.

— Куда идти? — как ни в чем не бывало спросил Бетельгейз, но в синих глазах его еще блестели остатки отражения разъедающей мир зелени. Бледная кожа даже не покраснела от мороза — Йонсу почувствовала, что ее щеки и кончик носа закололо еще сильнее, и зарылась в шарф. Может, он привидение? Ветер поддувал за пальто.

— Два квартала на юг! — просипела Ливэйг. Конечно, она могла бы просто перенестись, использовав силы, но Йонсу давно решила пробуждать апейрон только во время сложных ситуаций. Иначе становилось слишком неинтересно жить.

Бетельгейза ветер не сносил. Мужчина напоминал гигантскую статую, хотя был выше Йонсу всего лишь на сантиметров десять. Ладонь полуэльфийки покоилась в его руке, облаченной в перчатку из странного материала. Йонсу могла поклясться, что та светится изнутри — как платиновые волосы, выбивавшиеся из-под шапки. Впрочем, теперь ей хотелось подобрать другой эпитет — жемчужные. Йонсу пыталась вспомнить, где она раньше видела подобный редкий цвет — вспоминался только Михаэль, но он обладал иным, более мертвым оттенком. Погасшим.

Йонсу шла прямо за Бетельгейзом, и весь удар ветра принимал он. Дома по другую сторону улицы скрывала пелена, фонари моргали, готовясь погаснуть вслед за другими, кареты застревали в сугробах. Редкие прохожие бежали, то и дело отворачиваясь от ветра. Пожалев их, Йонсу послала немного чар в небо, и погода чуть смилостивилась, перестала жалить ледяными осколками. Во время хаоса вокруг создание апейрона давалось легче, практически без последствий.

Таково ее наказание.

Пара пересекла улицу. Светофор не горел, кареты увязли. Люди бросали их. Палаир — слишком большой город, чтобы они могли добраться до домов в метель, но, к счастью, «северная столица» обладала застекленными переходами, в которых можно было спрятаться. Не всем повезло так, как Ливэйг — ее квартира располагалась в центре.

И пока ботинки ступали след в след, Йонсу успела в очередной раз поразиться своей импульсивности, беспечности и переменчивости. Только она могла спустя десять минут знакомства позвать к себе на чай человека, из которого приходилось клещами вытаскивать фразы. Что ж, наверное, это и привлекало. Валери всегда говорил, что она, Йонсу, ветреная и вплелась в его ветер; Бетельгейз отличался от мужа, как ночь отличалась от дня. В тот вечер на балу ее оглушали шутки и рассказы, а сегодня оживлять беседу приходилось ей.

— Куда дальше?

Очнувшись, Йонсу ловко ступила на сугроб и оказалась впереди Бетельгейза, подняв покрасневшее личико.

— Теперь поведу я, — заявила Ливэйг и торопливо отвернулась, чтобы ее не сочли дурой. Хотелось, как всегда, смеяться и шутить, но рядом с Бетельгейзом такое поведение казалось недостойным. Он будто сковывал ее незримым туманом и мешал взлететь.

Дверь подъезда оказалась открытой, и на ступенях лестницы лежал снег. Царило тепло и горел свет. В попытке достать ключи из кармана окоченевшими пальцами Йонсу уронила их. Бетельгейз, наклонившись, поднял ключи за брелок-самолет.

— Вы ведь согреться можете, — с укором бросил он. — Не поверю, что холод приятен.

— Могу. Я и перенестись сюда могла, и погоду успокоить, и висты наколдовать так, чтобы никто не заметил подделку. Но зачем? — вопросила Йонсу, вырывая ключи, и вновь вздорно подняла личико, будто ожидая, что в ответ на выпущенные коготки последуют чужие. Вот только желание действовать исполнялось прежде, чем она успевала подумать.

— Не понимаю, — честно признался Бетельгейз.

— «С этой жизнью короткой, равной вздоху, обращайся как с данной тебе напрокат», — процитировала полуэльфийка. — Омар Хайам. Даже если она длинная, то все равно может кончиться в любой момент. Второй этаж.

— Я уже проводил, — напомнил упрямец.

— Вдруг я подверну ногу на лестнице?

Непрошибаемый. Все кокетство расшибалось о скалу. Или он не понимал, или притворялся. Чем-то Бетельгейз напоминал Эдгара Вилена, примерно тысячу лет ходившего вокруг Офелии Нептане с намерением сделать предложение, чтобы в конце услышать: «нерешительность не красит мужчину». В расслабленной позе не читалось даже намека на волнение. Йонсу, картинно нахмурившись, смотрела на него. Наконец, Бетельгейз шевельнулся и молча начал подниматься. Довольная Йонсу перепрыгивала через ступени, как маленькая девчонка, и расстегивала по пути куртку, не желая тратить время после на подобные пустяки.