— Если бы Аделайн осталась жива, то у вас с Мару не родилась бы Сэрайз, — заметил владыка. — В любом случае, это был ее выбор. Я считаю, что любая перемена ведет к лучшему. Ты бы не заскучал, каждое утро просыпаясь с одним и тем же человеком?

— Ты, наверное, никогда не любил, — заметил Михаэль, продолжая изучать игры света на воде. — Если не понимаешь.

— Или знаю больше тебя, чтобы делать такие выводы. Стабильность отвратительна. Империя Хайленд — лучший пример. Ты столько веков ей управлял и ни к чему не пришел. Хайленд такой же, как десять тысяч лет назад, за вычетом пары-тройки изобретений, которые прижились. Неужели тебя это ни капли не смущает?

Михаэль покачал головой. Ему было все равно.

— Дикарь, сидя в пещере, тоже счастлив. Но окажись он вне пещеры однажды… Никакие страхи не загонят обратно того, кто… понял. Что он будет вспоминать при смерти? Тихую темную пещеру или рассвет, которым был повержен?

— При чем тут это? — Михаэль скривился, осознав, что понимает смысл, но он ему не нравится.

— Да так, рассуждаю, — Майриор поднял бокал. — За будущее вашего рода?

— Оно зависит только от тебя, — привычная тема для разговоров, и ответ привычен тоже. — Только творец Мосант выбирает — карать или миловать.

Король пригубил вино и блаженно прикрыл глаза. Природу за окном залило солнечным светом.

— Я всегда говорил и буду говорить, — начал Майриор неспешно, — что судьба зависит только от человека. В какие бы рамки я вас не вогнал, всегда остается выбор. Возьмем, например, твою обожаемую Китти Вилариас. Сейчас она спешит на лодке в Аливьен-иссе, но понимает, что хочет к Кестрель. Хочет ее увидеть и узнать, что она жива, что цел Палаис-иссе. Поэтому она сбежит, как только появится возможность. Глупо сбегать посреди открытого моря. Так вот, — Майриор поднял вверх указательный палец с безостановочно крутящимся кольцом. — Это не я подсказал ей. Это будущий выбор, который она сделает исходя из характера. Я знаю характер и обстоятельства. Я просчитываю вероятность, только и всего. Хочешь попробовать?

— Зная тебя, думаю, Палаис-иссе не цел.

— Да, будет не цел. А теперь просчитай, куда отправится Китти, увидев разрушенную цитадель и поняв, что нет Кестрель.

Тема не нравилась. Михаэль слишком не любил двух девчонок, заставивших жениться его еще раз.

— В Синаану? — и тут же исправился: — Нет, скорее обратно на запад.

— Да, на запад, через перевалы, мимо озер и лесов, к северному замку, про который слышала когда-то. Для ее же блага надеюсь, что не дойдет. Для твоего блага надеюсь, что если дойдет, то не успеет рассказать об увиденном. Не заставляй уничтожать мир раньше времени. А если она ее выпустит? Призрачное пламя — скверная вещь, никто не знает его свойств, даже я. Смотри, — Майриор показал одно из колец — каплевидную сферу, в которой горел огонек. — Иногда оно прожигает стекло, иногда — нет. Отчего это зависит, ответит только тот, кто со мной не разговаривает.

— Я нашел противоречие в твоей теории, — сделав вид, что пропустил последние фразы мимо ушей, сказал кронпринц. Его мысли, к счастью, Майриор не мог прочитать. — Обстоятельства создаешь ты. Характер создается ими же. Следовательно, ты предопределяешь выбор и лицемеришь, говоря мне обратное. Если бы не ты, — сквозь зубы произнес он, — то мой сын не встретил бы Эйя, не родились бы два ублюдка, которые испортили мне жизнь. Вердэйн бы не умер. Аделайн — тоже. Это был ее выбор, нашептанный тобой. Если же вспомнить моих родителей, тут ложь становится еще более открытой. Не говори, что я ошибаюсь.

Король молча глядел на него. Словно отражение в зеркале, только более грубое.

— Я не могу предугадать все и следить за каждой душой в Мосант, — елейно заявил он. — Я создаю тенденции и изредка вмешиваюсь, если что-то мешает развитию. И равенству. Две чаши весов Мосант должны быть сбалансированы. Как ты заметил, я выбираю, кого карать, а кому оказать милость — с обоих сторон, что часто забывают. Любое решение заслужено. Это происходит редко, Михаэль, — Майриор впервые обратился к нему по имени. — Очень. Чаще всего вы всего добиваетесь сами. Не вини фатализм, ты выдумал его.

— Четыре смерти, каждая из которых не приносит облегчения — это не фатализм? — иронично бросил кронпринц. — Умирают все. Для чего?

— Что за глупый вопрос. Саморазвитие!

Король, казалось, обиделся. Или досадовал, что Михаэль не понимал.

— Для чего? — уже с издевкой повторил Михаэль.

— Для себя, — процедил Майриор, и кронпринц понял: давний друг-враг в тупике. Словесный спор внезапно оказался выигран.— Думаю, твое тело не смогут похоронить. Воины Синааны съедят, — внезапно добавил Майриор.

— Все равно, — отозвался кронпринц.

— Умно, — похвалил владыка. — Твоей дочери будет неприятно. Возможно даже, посочувствует Мару.

Вопрос сорвался прежде, чем его успели обдумать:

— Раз ты сегодня отвечаешь на все вопросы, скажи, она меня любила когда-нибудь? Или только видела способ получить власть, как в Валентайне?

«Почему меня это волнует?» — поинтересовался Михаэль уже у себя, но ответа не нашел. Половина души молчала. Он попытался представить Мару — внутри ничего не отозвалось на образ. Одна пустота. Видимо, та часть, что отвечала за любовь, ушла к «наивной дурочке», про которую говорил Майриор.

Король продолжал смаковать белое вино.

— В зависимости от того, что ты считаешь любовью. Она относится к тебе так же, как ты к ней.

— Никак? — решил уточнить кронпринц.

— Она тебе безразлична? — казалось, искренне удивился Майриор. — Тогда почему ты так любишь запах сирени? Михаэль, ты спрашиваешь о любви не у той части тела.

— Неужели Темный король в этом разбирается, — не удержавшись, с сарказмом бросил Михаэль.

Длинные пальцы, унизанные перстнями, забарабанили по ножке бокала.

— Увы, нет. Но пару раз чувствовал то, что ты называешь любовью, и однажды то, что переживаете вы с Мару. Поверь, разница велика. Теперь позволь ответить на вопрос более четко, — Майриор сделал глоток. — Мару будет убита горем так же, как если бы потеряла Сэрайз. Это мало кто заметит, она скрытная женщина. Ты ей очень дорог, и дело вовсе не в крови или власти. Ты дорог ей как человек. Все еще хочешь умереть?

Он неожиданности Михаэль едва не уронил стакан. Он удивленно посмотрел на владыку.

Когда-то, в молодости, он боготворил Короля, считал лучшим другом, пока не узнал истину. Шли года, и восхищение сменилось ненавистью. Король позволил умереть родителям Михаэля, няне. Он создал Эйа, Хрустальный клинок Синааны. Он позволил умереть Аделайн и Вердэйну. Разве Михаэль мог любить его, как прежде?

Невольно Михаэль обернулся к постаменту в углу спальни, укрытому бархатом. На ткани лежали осколки меча Валентайна, который разбила лазерная вспышка, отправленная во внука девятнадцать лет назад. Полуночный рыцарь попытался отбить луч света — металл не выдержал. Разумеется, Михаэль оставил меч не в память о внуке и не в память о победе — клинок подарила Аделайн и сделала это от всего сердца. Он не мог поступить по-иному.

— Откуда ты знаешь? — сумел спросить он.

— Не думаю, что поймешь ответ, — отозвался Майриор, допил вино и поставил бокал на тумбу рядом. — Надеюсь, мы больше не увидимся. По крайней мере, пока ты в этой форме. Прощай.

Король исчез, оставив множество вопросов и бурю эмоций в голове. Михаэль опустился на кровать. Откуда… И почему не попытался восприпятствовать? Неужели даже сейчас придуманный план вписывается в рамки фатальности? «Разрушай. Я не против». Будто Майриор ожидал подобного. «Люблю хаос перед…» Перед чем? На ум приходил только один вариант.

Михаэль встал и подошел к оставленному бокалу. Обычное стекло с рисунком на поверхности и орнаментом по краю. Оссатурская вязь. Он задумчиво повертел дар в руках. Кажется, в серванте стоял графин с белым вином.

Странное желание — ощутить единение с Королем в чем-то, помимо внешности. Полупрозрачная жидкость больше походила на яблочный сок; наливая бокал, Михаэль подумал, что день начался неожиданно бодро. Майриор всегда появлялся без предупреждения, но всегда по серьезной причине. Сегодняшний визит отличался: Михаэль не мог понять его цели. Сказать, что он поддерживает план? Узнать, хотел ли дальний родственник смерти Бесплотного клинка? Предостеречь словами о Китти? Посеять смуту упоминанием любви Мару? «Слишком несерьезно», — подумал кронпринц, доставая из шкафа рубашку и свитер — то, что оказалось забытым на двадцать лет. Зима все же решила прийти. Приветствие ей пел рисунок на окнах.