— Никак, — просто ответила Рейниария, вставая рядом с ней. — Ты сама уйдешь, когда все начнется.

— Неужели все будет настолько плохо? — усмехнулась принцесса. Прошедшее сражение мало испугало ее, а давняя обида высвобождала желчь. — Хуже, чем во время Пятой Космической? Тогда ты сбежала быстрее ветра. Почему же остаешься сейчас?

Генеральша пропустила ее слова мимо ушей.

— Приближается месяц воды, мои силы увеличиваются. Я чувствую, как в проливе собираются новые корабли, как замерзает северный океан. Мы не отобьемся, подмоге неоткуда идти. Их силы безграничны: проиграют один раз, но вернутся. В отличие от нас, они готовы. Их атака — дело времени.

Китти задумчиво посмотрела на восток. Там, одновременно далеко и до страшного близко, за туманом, ее ждали черные, устланные пеплом горы. Горы скрывали кладбища, мили кладбищ, пока могилы не поглощал лес. Что было за лесом — не знал никто в Хайленде, кроме кронпринца и его «служанок». Узнала бы она, если бы не прозвучавшие однажды слова. Много лет назад Вилариас отвергла предложение Синааны, прозвучит ли новое? Как хотелось еще раз показать Королю, что он не властен над ее душой.

— Я ухожу в Реймир-сум, — произнесла Рейн. — Им нужна моя помощь. А ты, если уж решила остаться, сиди в лазарете, ты ранена.

— Заживет. Кровь такая, — пробурчала Китти, разматывая бинты. Ее взгляд уперся в бурую корку заживающей раны, более плотную в середине и тонкую, бледно-розовую у краев. Пожалуй, регенерация — единственная особенность, доставшаяся от предков, которая нравилась своенравной принцессе. Один раз Китти прыгнула с главной башни храма — вот было смешно наблюдать, как главная мемория плакала и причитала, думая, что Вилариас разбилась. Принцесса же отделалась лишь разбитыми коленками, локтями и носом.

— И не вздумай ей мстить.

Китти выбросила бинт в окно, который немедленно унесло ветром за угол здания, и развернулась к Рейн. Темно-фиолетовые глаза схлестнулись с серо-голубыми. Правая скула Рейн опухла и покраснела. В отличие от нее, Рейн не обладала особыми способностями. Она происходила из северных человеческих народов и потому лишь терпела холод чуть успешней, чем большинство жителей Мосант. Силой воды в империи никого не удивишь.

— Мстить? Кому? Ситри? Я отомщу, но не сейчас. Через пару месяцев, — Китти и не думала скрывать своих намерений, — когда игра начнется по моим правилам.

— Сколько веков никто не мог убить прислужницу Короля?

— Да мне плевать, кто не мог, — отрезала Вилариас. — Ты хотела сбежать снова, если не ошибаюсь, подстилка кронпринцовская.

Рейниария без слов развернулась и вышла, стуча каблуками. За ее спиной развевался бело-золотой плащ. Проводив неказистую фигуру давней знакомой, принцесса, морщась, потерла плечо. Ее страдания остались, к счастью, незамеченными. Воспитывай Китти другой родственник, не Михаэль, она бы не стыдилась чужой жалости, но мать покинула ее на редкость в неподходящий момент. Михаэль сумел доказать ей, как жалок слабый человек.

Город вокруг — его детище.

Китти давно не гостила в Каалем-сум, еще с тех времен, когда была при дворе. Ей никогда не нравились пафосные высокие потолки, обилие позолоты, лепнины, глупые тяжелые шторы, вазы, статуи и прочая ерунда, которыми полнились замки городов империи. Особенно принцессу раздражали картины: везде, куда бы она ни пошла, ее преследовали родственники, изображенные на полотнах. Каалем-сум не стал исключением, потому, оказавшись в коридоре-музее, Китти разозлилась ни на шутку. Даже здесь, на границе Хайленда! Невыносимо. Коридоры, к счастью, пустовали, и ничто не мешало Вилариас поджечь картину особо не любимой ею Сёршу. Все равно никто не подумает на потерянную принцессу.

Правая рука продолжала гудеть от боли, поэтому Китти решила воспользоваться левой. Душа уже истосковалась по разрушению и пламени. Подумав, что сегодня вполне можно позволить себе маленький огонек, Вилариас размяла пальцы. Вперив темный взгляд в собственную ладонь, Китти чуть нахмурилась. Над кожей зажглась крохотная голубая точка.

— Ну, так дело не пойдет, — зло пробурчала принцесса. На ненависти к Сёршу и ее малочисленному семейству много не наколдуешь. Что ж, придется подумать о другом человеке. Вспомнив бело-золотые локоны, Китти едва не подпрыгнула от огненного шара, что внезапно появился в ее руке. Утихомирив пламя, она подвела огонь к уголку портрета, и ткань немедленно загорелась ярко-синим пламенем. Не прошло и минуты, как на стене осталась лишь одна рама. Как бумага. Китти прикрыла глаза — огонь потух. Чрезвычайно довольная собой, она продолжила путь. Замок Каалем-сум был во много раз меньше столичного, так что Китти довольно скоро подошла к большой мраморной лестнице, устланной красным ковром. Около нее висел последний портрет — молодого мужчины с огненным мечом в руке. Пересчитав количество букетов и помрачнев от зависти, Вилариас начала спускаться. Почему все любят Вердэйна? Ребенок в одежде воина… Фыркнув, Китти перепрыгнула через пару ступеней и оказалась у главных ворот замка. Охрана покинула посты, открытые створки звали наружу.

Можно прогуляться по городу. Нападение едва ли произойдет раньше завтрашнего дня.

Китти вдруг подумала о том, что Кестрель не дождалась «Восхода». Корабль не пришел. Кесс наверняка сходит с ума от беспокойства, и, пожалуй, она была единственной, чье мнение Китти действительно заботило. Нужно послать фею в северную крепость, обрадовать, что она жива и ищет способы добраться до Палаис-иссе. Написать какие-то ободряющие слова. Только какие именно? Решив разобраться уже на месте, Китти начала вспоминать, где в городе находилось поселение фей. Вроде бы у моста к Реймир-сум…

Китти, конечно же, выдали новое платье: пышное, белое, в котором принцесса чувствовала себя, мягко говоря, неуютно. Оно слишком сдавливало грудь и талию, широкая юбка мешала движениям, рукава-колокольчики, всегда раздражавшие Китти, задевали прохожих, не успевавших заметить госпожу. Однако выбора не было, и сейчас ей бы скорее предложили обмотаться в штору, чем дали новое, более удобное платье. Прохожие сторонились ее. Они, безусловно, понимали, что незнакомка благородных кровей: это выражалось в чертах лица, в походке, в манерах. Китти злилась на саму себя: последствия воспитания у кронпринца до сих пор не удавалось искоренить. «Как ни старайся, а все равно дама», — подумала она.

Из-за обстрелов многие жители Каалем-сум лишились домов и теперь бродили по городу, с растерянными лицами разыскивая пропавших членов семьи, ища приют на ночь или помогая грузить на телеги строительный мусор. Слышался стук топоров, голоса, визг пилы, ор тягловых животных. Над мостовыми стояло густое облако пыли, плыли запахи пищи, тянуло гарью. А ведь это центральный проспект имени принца Вердэйна Аустена, ведущий к порту… Улицы окольцовывали замок ровным кругом. Практически все дома белели северным кирпичом, настолько крепким, что время не властвовало над ними. Не властвовало — вместо времени дома тронули человеческие руки, и многие здания значительно пострадали от огня и ядер. На улицах встречались лишь люди: другим существам здесь не было места. Лесные создания обитали в Реймир-сум; остальные жили в деревнях, поселках за пределами города. Про себя Китти называла их «резервациями».

Ради интереса она сошла с проспекта и оказалась в жилом квартале, которые у них в Анлосе называли подворотнями или даже хуже — кварталами нищих. Тут наблюдалась та же суета, взрослые торопливо уничтожали последствия атаки, спеша навести порядок в своих жилищах, в толпе шныряли дети, бегали собаки, кошки и другие домашние животные. Пару раз дорогу Китти перебегала даже крауга — забавная зверюшка, напоминавшая золотистую мохнатую лягушку с голым крысиным хвостом.

Замечая Китти, люди торопливо сходили с ее пути.

Заглянув в одно из окон зданий, выходивших на улицу, сбежавшая принцесса увидела что-то вроде школьного класса: на скамьях в два ряда сидели дети. У доски стояла учительница, объясняя материал урока, и указывала на разные места в записях на доске. Даже атака на город не заставила Танойтиша отменить занятия: детям было необходимо забивать голову отборным враньем, отвечающим требованиям столицы.