Четыре года назад, вскоре после свадьбы и появления твердого намерения создать настоящую семью, Йонсу пообещала мужу, что научится управлять способностями, дарованными ей свыше. Не ради себя или кого-то чужого, окружающих или даже отца — ради Валери, пострадавшего от апейрона во время медового месяца. Человек, не имевший ни грамма сил, получил ожог на спине от ее ладоней. Медовый месяц прервался долгим лечением в больнице — храмовники в белых одеждах по какой-то причине не могли исцелить рану. Валери, конечно, шутил и гордился тем, в какой момент получил увечье, но Йонсу было не до улыбок. Ее возлюбленный часто вел себя как малое дитя; полуэльфийка же, пару месяцев проведя сиделкой, преисполнилась решимости победить способности.

Валери заметил, что выход всего один — святилище апейрона. Йонсу рассчитывала на самостоятельную учебу или, на худой конец, Хрустальный клинок, но муж уперся рогами, которые Ливэйг прежде никогда не замечала, и заявил, что супруга идет в храм. Причины его желания остались неясны.

Ругать за потраченные года Валери или себя? Кажется, себя. Ведь это Йонсу напомнила о возможных детях, с которыми возникнут проблемы, о собственной эмоциональной нестабильности и многом другом, забившем гвоздь в гроб свободы окончательно. Отец тоже был против. Он предупреждал, что образование заставят отработать любой ценой, но Йонсу не прислушалась к словам. Глупая — так она себя сейчас называла — девушка решила, что привыкнет ко всему. Первый год думала, что теория далека от практики и потому от занятий хочется зевать; во второй начала задумываться, не совершила ли ошибку; третий окончательно убедил, что на перепутье выбрана неправильная дорога и поменять ее уже нельзя. Четвертый… четвертый проходил со знаком смирения и редкими паническими решениями бросить учебу, сбежать и исчезнуть из Хайленда навсегда. От глупостей спасал только Валери, иногда приезжавший к супруге.

Им запрещалось встречаться, но Йонсу смело нарушала главное правило храма — аскетизм. Молоденькая девушка, выросшая в богатой семье, не понимала, как можно добровольно воздерживаться от нормальной пищи и удобств. Четыре года лишений несколько умерили аппетиты, но от встреч с любимым Йонсу отказаться не могла. Она и Валери условились, что последний будет навещать полуэльфийку раз в два месяца — Йонсу считала дни, плакала во время прощаний и не могла отпустить в первые часы свиданий. Хотелось не столько тепла мужского тела, сколько родственной души рядом. Никакие разговоры с главным меморием храма не убеждали ее в пагубности встреч с Валери.

Адепты твердили, что Йонсу совершает ошибку, привязываясь к кому-то. Король Синааны играл на слабостях, страстях — вот в чем смысл идеологии аскетизма, отрешения от всего. Он предлагал то, что больше всего алкало сердце, в обмен на службу. Йонсу была твердо уверена в своем отказе от любого предложения. Что может предложить ей Король? И как это «что-то» может быть связано с Валери? Полуэльфийка не понимала и продолжала ждать редких встреч.

Сначала она требовала разрешения на выход из храма, считая, что обман неприемлем. Потом поняла, что это бесполезно, и начала сбегать. Пару раз ее ловили, иногда вместе с Валери. Раздосадованный главный меморий пообещал, что Ливэйг не сможет стать сильной — в отместку та стала лучшей в их группе. Лучшей… ровно до того момента, как начались этические и философские курсы, которые вызывали желание спалить храм дотла. В остальном она продолжала блистать и уже к середине третьего года виртуозно обманывала учителей. Йонсу начала понимать время и будущие события и тихо, самостоятельно изучала стихию ветра, под звездой которой родился любимый муж, пусть и не получил дара.

Выйдя на балкон одного из нижних этажей, беглянка огляделась, вспоминая, какую именно деталь перегородки выжгла пару месяцев назад. Апейрон — царь всех сил и уничтожал эффектнее любых видов огня. Достаточно было провести пальцем, чтобы сталь обуглилась и осыпалась пылью, и провести вторым, чтобы создать фантом. Физические иллюзии создавались адептами солнечного света, но Йонсу, понимая, как работает один из самых легких даров, научилась использовать обманки. Совсем не обязательно рождаться под Альдебараном, чтобы понимать суть «его» магии. Йонсу собиралась изучить все направления — препятствия, чинимые учителями, только подстегивали в этом.

Пройдя сквозь фантомную решетку, Ливэйг встала над пропастью и натащила ветром облака, чтобы те скрыли ее фигурку. Жаль, но использовать присущую адептам небесной стихи способность невидимости пока получалось плохо. Не просто плохо — отвратительно. Йонсу с большей вероятностью создала бы смерч, нежели упала с балкона незамеченной. Смерч не понадобился, туман вполне подошел для плана. Ливэйг начала медленно спускаться в вязком киселе, не забывая изучать окружающее пространство. Интересно, через сколько часов победят фантомного монстра и победят ли вообще?

Строки матрицы пели: Валери ждал на берегу, у их любимой пещеры. Лорд, взявший фамилию супруги по аландским традициям, отметил тридцатидевятилетие и получил в награду пару морщин у глаз и посеребренные виски. До прихода в храм Йонсу не знала, что такое смерть. Да, она потеряла маму в детстве, но совершенно не помнила ее, а здесь, в стенах обители, сам воздух был пропитан изнанкой мира. Тридцать девять… Люди не живут долго, но Йонсу надеялась, что богатство и влияние мужа позволят ему пользоваться услугами адептов-целителей. Принцесса Аделайн пыталась сделать бессмертие доступными для простых людей, но инициатива не нашла поддержки от Михаэля и императрицы. Что дало лишний повод их ненавидеть в глазах Йонсу.

Ливэйг опустилась на скалистый берег. Храм Постериоры стоял на самом восточном мысе империи, и все его окна выходили на буйные ледяные воды Риорре. Полуэльфийке пришло в голову, что названия ее звезды, северного океана и имя Короля звучат схоже. Вдруг этот факт не случайность? При этой мысли пробежал мороз по коже.

Кинув испытующий взгляд на шпили храма, чуть размытые туманом, Йонсу побежала вниз. Дорожка едва различалась на побитых волнами камнях. О свет, почему они договорились о таком далеком месте встречи? Научиться бы гулять в межпространстве, как Хрустальный клинок, но не хватало сил и воображения.

Вбежав на очередную скалу, Йонсу, наконец, увидела в крохотной бухточке машину и сидящего на капоте человека, что смотрел вдаль. Слезы выступили на глазах — полуэльфийка моргнула пару раз и глупо улыбнулась. Они вместе десять лет, но судьба раскидала их по разным частям империи. Наверное, поэтому любовь продолжала жить в ее ветреном сердце.

Десять лет… Интересно, знал ли Валери, чем обернется его неуклюжесть? Иногда Йонсу думала, что супруг наступил на подол специально, увидев приятный силуэт, а обменявшись с незнакомкой парой фраз, просто пропал. Валери признался однажды, что долгое время боялся сделать ей предложение — не мог представить, как они будут жить вместе, и с ужасом ожидал отказа. Скорее всего, Йонсу обнаружила бы ленту помолвки сильно позже, если бы не разговор Валери с ее отцом. Десять — пара скрепила союз перед лицом богов половину срока назад и пробыла рядом всего год. Странный брак — он становился только крепче с каждой новой встречей.

Заметив Йонсу, Валери спрыгнул с машины; полуэльфийка порывом ветра принесла себя к нему. Не говоря ни слова, они поцеловались. Йонсу была настолько рада видеть мужа, что решилась на эту чисто человеческую ласку без сомнений. Она давно поняла ее. Поцелуи значили доверие и желание подарить удовольствие.

Оторвавшись от Валери, Ливэйг уткнулась ему в плечо и тихо попросила:

— Забери меня с собой.

— Йонс…

— Пожалуйста! Я не могу тут находиться!

На остроконечное ушко упал поцелуй. Валери обнял взволнованную супругу и зарылся лицом в ее не слишком густые и мягкие, но всегда пахнущие корицей волосы.

— Осталось немного.

— Сказали, что два года, если ничего не изменится, — пожаловалась Йонсу. — Я не могу. Это невыносимо. Каждый день одно и то же, каждый день бесконечные разговоры и медитации. Они говорят, что я слишком нервная, чтобы стать хорошей меморией. Говорят, что должна найти равновесие! Медитации только выводят из себя! — полуэльфийка буквально кричала, забыв о запретности встречи. Валери поглаживал ее по спине, не зная, что сказать. — Не молчи, пожалуйста. В храме вечно молчат без тебя.