***

Анни, скучая, сидела за обеденным столом Палаис-иссе. Перед ней лежала белоснежная тарелка с пышными вафлями под ягодным соусом, рядом стоял кувшин с молоком. Есть не хотелось. Сегодняшний день с утра был омрачен одним малоприятным для Анни событием: монахиня при Палаис-иссе, решила провести сеанс исцеления крови. Прожитые дни исчезли. Водя обманчиво молодыми пальцами рук по телу девушки, монахиня прогнала болезни и увядание кожи, заставила заблестеть шоколадно-карие глаза еще ярче, появиться румянцу. Каждый раз Анни казалось, что исцеление крови обманывает ее, заставляет меняться не только физически, но и душевно, попросту стирает память — однако спустя пару дней чувство проходило. Нет, она оставалась той же неугомонной и любопытной Анни.

— Ты привыкнешь. Думай о том, что важно для тебя больше всего, — говорила Кестрель, которой подобные манипуляции были не в новинку. Прожитые тысячи лет стирались — комендант Палаис-иссе, подобно всем мемориям империи, оставалась вечно молодой внешне и безнадежно старой внутри.

Солнце уже коснулось западных гор, а корабль Кэтрин Вилариас до сих пор не пришел. Цитадель медленно охватывал сумрак, с севера подкрадывалась луна, на небе зажигались звезды. Лильель, экономка замка, начала потихоньку выставлять на стол то, что готовилось для праздника: супы, запеченные туши, выпечку, южные сладости. Офелия говорила, что устье Нойры объято штормом, медленно тянущим свои щупальца к северу. Риорре бушевал; погода начинала портиться. Кестрель приказала привести детей карриоллов в помещение замка, дабы укрыть их от холода и снега, что начал падать с неба, как капли слизи. Он был столь тяжел, что, скопившись, обрушил самую древнюю из веранд. Лильель выгнала солдат очищать крыши, и самая юная мемория замка сходила с ума от жалости — ведь снаружи было очень холодно, непривычно холодно.

Анна во все глаза смотрела на малюток, едва достававших ей до колена. Малыши-карриолы окружили Офелию, которая им чрезвычайно нравилась, разглядывали, пытались пощупать. Офелия казалась им диковинкой: белокожие блондинки никогда не посещали города карриоллов. Дети этого народа неизменно рождались с тонкой шелковистой сиреневой шерстью, с возрастом покрывавшейся темными пятнами. Длинные хвостики малышей, унизанные ритуальными кольцами, ритмично двигались — так они, как собаки на Земле, выражали свое удовольствие. Офелия рассказывала им о мире, и Анни тоже с интересом слушала, не забывая глазеть на малышей. Прожив в цитадели семь лет, она не могла ими налюбоваться.

— И когда душа летит по небу к своему телу, она может попасть в звезду. Представляете? Прямо в звезду, — низкий ласковый голос Офелии Нептане шелестел в тишине комнаты. Изредка щелкали поленья в камине.

— И душа становится меморией? — спросил один из детей.

— Да, — подтвердила Офелия, прикрыв темные глаза. — Получает силы, которых нет ни у кого.

Сидевший рядом с Анни Лиссандро хмыкнул. Анни прекрасно знала, что думает по этому поводу друг: Лисс, не стесняясь в выражениях, называл идеологию империи попросту нацистской и шовинистской. Только пресловутые мемории занимали какие-либо должности; только потомки императрицы могли стать правителями городов; только в ее семье абсолютно все рождались с силами. Под управление Анлоса попадали все земли, находящиеся к западу от Сирмэна. Лисс говорил, что ни один из народов Мосант не вступил бы в состав империи добровольно.

Анна совершенно ничего не понимала в политике. Ей казалось, что карриолы живут вполне счастливо.

— Ешь, а то остынет, — приказала Лильель, проходя мимо.

Де Хёртц с кислой миной на лице не в первый раз взяла в руки вилку. На карриолов смотреть уже не получалось, потому девушка стала смотреть на того, кто сидел напротив — Кестрель. Кесс молчала уже который час, не обращая внимания ни на полные укоризны слова Лильель, ни на попытки Анны ее рассмешить, ни на сарказм Лиссандро, ни на веселье, царившее в кучке детишек карриолов. Единственными, кого она слушала, выпадая из почти полной неподвижности, оказались Офелия, которая часто взлетала над цитаделью и осматривала местность, и капитан охраны Палаис-иссе — Эдгар Вилен. Единственным же ее занятием было чтение какого-то блокнота, которого Анни раньше не видела. Де Хёртц совершенно не понимала, что вызывает такое беспокойство у коменданта крепости.

Кестрель была сосредоточена на своих мыслях, которыми предпочитала не делиться. Тем большей неожиданностью стал ее резкий оклик, заставивший Анни передернуть плечами.

— Эдгар, — позвала Кестрель, будто выныривая на поверхность. От неожиданности Лиссандро опустил книгу, открыв лицо, и отложил ее на стол.

К стулу коменданта тут же подошел высокий бледный мужчина в легких доспехах, державший руку на гарде узкого меча в ножнах. Оказавшись рядом с Кестрель, мужчина почтительно, но без угодливости склонил голову.

— На сколько дней хватит запасов? — спросила она, не поднимая взгляда от блокнота.

— Ты что задумала? — фыркнул Лисс. Анни во все глаза уставилась на возглавлявшую замковый гарнизон Кестрель. Та была бледна, но сапфировые глаза горели решимостью. Шрам на щеке скрывала темнота.

— На месяц, миледи, — тихо сказал капитан.

— И сколько у нас людей?

— Около тысячи, миледи.

— Вооружения на всех хватит? — как показалось Анни, именно этот вопрос был для Кестрель самым важным.

— Не могу ответить, миледи. Могу заверить, что хватит примерно на две трети воинов. Уточнить?

Кестрель, бросив на него мимолетный взгляд, снова опустила глаза на свои записи.

— Нет. Это пока не столь неважно. Пусть способные носить оружие будут в боевой готовности. Не забудь лично проверить арсеналы и озаботить кузнецов починкой оружия. И… дополнительные запасы нам не помешают.

Капитан, приняв приказ к исполнению, чеканным шагом направился к выходу. Свою службу в Палаис-иссе бравый вояка нес уже двадцать лет, лишившись по указу кронпринца всех остальных, и Кестрель могла быть уверена в том, что ее приказ капитан выполнит, придерживаясь каждого ее слова. Эдгар Виллен не помнил ничего, кроме искусства войны и молодости.

— Ты что задумала, Кесс? — выпалил Лиссандро, дождавшись, когда капитан покинет комнату. — Надумала вооружить калек с детишками, чтобы создать армию? К чему ты готовишься?

Та не ответила, вновь глубоко погрузившись в свои мысли. Анни вдруг тоже ощутила повисшую в пространстве пока еще неясную угрозу. Наверное, ей следовало бы рассказать о корабле, что она видела утром, о тумане… Может, Кестрель знает что-то, чего не знает она. Может, чувствует, что грядут события, которые всколыхнут их привычный мир. От таких перспектив у Анны захватило дух.

Кестрель все же ответила, хоть и весьма лаконично.

— Снег неспроста идет так сильно.

Лиссандро лишь закатил глаза:

— Боже… Да это же просто снег!

— Боже-то в этом и виноват, — пробурчала Лильель, проходя мимо. На удивление Анны, она больше не сказала ни слова. Лис снова беспечно фыркнул, обозначив так свое отношение к сказанному.

— И ты туда же! Кесс, хватит делать трагедию из недоплывшего корабля! Может, он в шторме! А возможно, зашел на ночь в Каалем-сум! Кесс, его путь зависит не от Китти!

— Ты мне сейчас пытаешься доказать, что я зря волнуюсь? — резко произнесла Кестрель, нахмурившись. Анни с испугом переводила взгляд с нее на Лисса и обратно. Сама она не могла решить, кто из них прав.

— Я тебе пытаюсь вдолбить, что стоит перестать смотреть на происходящее сквозь призму чувства! Это мешает выполнению твоих обязательств!

Кестрель с грохотом отодвинула стул. Поджатые пухлые губы вызвали бы беспокойство у любого, кто знал Кестрель. Не произнеся ни слова, она вышла за дверь.

— Чувства? — непонимающе повторила Анна. Ей никто не ответил. Лисс раздраженно откинулся на спинку кресла и скрылся за книгой. Офелия, как оказалось, ничего не слушала, рассказывая сказку детям; Лильель исчезла где-то в недрах кухни. Анни вдруг стало стыдно за чужие слова. Сказав, что хочет подышать свежим воздухом, она вышла из зала.