Мотнув головой, Михаэль привстал на кровати. Укушенное вчера запястье зудело комариным укусом. Две серые точки и легкая гематома вокруг, которая рассосется к полудню — вот и все следы преступления. Михаэль потянулся за наручными часами и спрятал укус за циферблатом. По слухам, красивая и дорогая блестяшка, но ему она нужна только с практической точки зрения. Принц Хайленда не видел смысла в красоте. Он не понимал этого слова. Он, признаться, вовсе не хотел замечать мир вокруг. Все переживания заключались в одном — в себе. А остальное — как в тумане.

— Рано проснулся, — заметил спокойный голос Мару, доносящийся из смежной комнаты справа. — Заболел?

Неопределенно хмыкнув, Михаэль встал. В комоде лежало махровое полотенце. По утрам положено принимать душ — от правил Михаэль не отходил. Даже если после мучительных снов хочется прострелить голову.

— Нет. Я не могу болеть, — напомнил Михаэль прописную истину. Проблема со здоровьем всегда была только одна и не имела отношения к вирусам.

— Тогда отмазок от завтрака у тебя нет.

Настроение Мару явно не задалось с самого утра. Она готовила в редких случаях, прекрасно понимая, что ее положение в обществе предполагает передачу вопросов быта прислуге. По чести говоря, Мару и не особо любила эти вопросы, быт не входил в список ее ценностей. Михаэль считал так же. Но иногда — крайне редко — они собирались вместе, чтобы что-то обсудить.

Михаэль напрягся. Их разговоры по утрам чаще напоминали не милое чириканье супругов, а военные переговоры. Что она хотела обсудить? Подхватив полотенце, Михаэль отправился в душ. Ему было необходимо прочистить мозги от глупостей перед боем.

— Надеюсь, это не займет много времени, — все же съязвил Михаэль по пути.

Вода смывает все печали. Этот мир, по легенде, соткан из воды. На заре веков многие народы восславляли Океан и морских богов: эльфы верили в Эрмиссу, что дала свое имя югу мира; жители островов хоронили мертвецов в прибрежном песке, чтобы передать души усопших святой Мёрландии, покровительнице кораблей; коренные народы востока империи связывали свою жизнь с реками. Религиозное многообразие сменил глобальный монотеизм. Каждый подданный Хайленда был обязан верить в двенадцать звезд и властвующую даже над ними Астрею Аустен — самопровозглашенную владычицу неба. Темные земли изначально поклонялись только своему Королю; императрица решила не отличаться. Верил ли в нее народ? У центральных земель отсутствовал выбор; провинции продолжали полагаться на своих истинных богов скрыто. Конечно, и кронпринц, и десница знали о еретичных религиях окраин, но, будучи атеистами, относились к подобному проявлению свободолюбия снисходительно.

Михаэль Аустен не верил ни во что. Звезды? Обман. Морские божества? Их не существовало, за двенадцать тысяч лет жизни он не встретил ни одного. Пожалуй, кронпринц испытывал некое благоговение перед таинством призрачного огня, служившего объектом поклонений в подземельях. Но не более того. Михаэль, подобно жителям Синааны, мог бы верить в Короля, но знал про него слишком многое. Нет, долгая жизнь убила веру в кронпринце вслед за прочими слабостями ума.

Михаэль стоял под струями воды в ванной комнате своей спальни. Подобная роскошь — редкость для империи. Прикрываясь выдумками о потенциальной опасности водопровода и подобных вещей, леди Астрея запрещала использовать их. Консерватизм, традиционность — вот основы стабильности. Прогресс ведет к свободомыслию и краху. Михаэль, пользуясь безмерным доверием правительницы, нарушал вековые правила каждый день. Во время одного из перемирий он вызвал мастера Синааны и получил то, что хотел. Астрея до сих пор не знала о подобных предательских новациях.

Прохладными потоками лилась вода из изящной тигриной пасти, нависшей над головой, и попадала на бледные плечи, не испорченные ни одним изъяном. Принц-наследник никогда не участвовал в битвах, чудотворная кровь залечивала любые раны. Вода попадала на блеклые волосы, в которые впервые за историю рода не проникло золото. Словно выцветшие, они абсолютно сливались с кожей, но, однако, не считались белыми. Было ли в нем что-то белое и непорочное? Только пена, стекавшая на пол по ногам. Он даже зачат насилием. Михаэль подставил лицо под струю воды. Хоть так освежить осточертевшие мысли…

С каждым днем самочувствие становилось все хуже и хуже. Реакции сходили на нет: радость, месть, удовольствия перестали греть душу. Цели померкли. Только любимая Сэрайз продолжала заставлять жить. Остальное же… Наверное, поэтому Михаэль стал мелочным. Попытки расшевелиться каждой возможностью не оправдывали себя, для удовлетворения требовалось все больше и больше. Нет, кронпринц продолжал гаснуть и понимал, что должен был уйти давно. Вот только как уйти, если ничего не сделал за долгую жизнь? Гордость мучила сильнее совести. Она вела всю жизнь и расцветала к концу.

Подобные мысли всегда приходили после снов. «Бабские страдания» — Михаэль называл их так. Еще лет десять назад он был уничтожил зачаток идеи подумать об итогах жизни, которых нет. Бессменный кронпринц империи потратил отмеренные луной и солнцем дни на глупости. Хайленд — мертв; только Сэрайз давала какое-то подобие смысла. Сэрайз… Кажется, Михаэль только что нашел предполагаемую тему разговора. Укутавшись в полотенце, он вышел из ванной, прокрался к столовой и прислонился к косяку. Мару, разумеется, заметила его появление, но продолжала нарезать что-то, находясь спиной к Михаэлю. На ней было легкое голубое платье. Не существовало цвета, который бы не пошел второй леди империи.

— Я вчера забыл спросить, милая женушка, — Михаэль елейным голосом атаковал на опережение. — Ты переписывалась с Эрроданом Ленроем?

Михаэль задумался: его больше бесит наличие переписки или то, что в ней было? Мару выбрала последний вариант. Они не зря были супругами: настоящая тема оказалась понята ими сразу и обоими. Мару не менее ласково отозвалась:

— Я действительно считаю, что Спэйси Ленрой — лучший выбор.

— Она скорее выйдет замуж за бакалейщика! — рявкнул Михаэль, мгновенно выйдя из себя от очевидной глупости. Как он ненавидел глупости! Мару специально раздражает его?

— Спэйси умный, вежливый мальчик. Не замечала за ним присущего некоторым хамства, — Мару красноречиво взглянула на него, показывая, кого имеет в виду. — Мягкий, обходительный, умеющий находить компромисс. Он не обидит нашу Сэрайз. Как бы ни случилось наоборот.

— Умный? — Михаэль сразу выбрал самую неподходящую, по его мнению, характеристику. — Ты назвала его умным? В каком месте он умный?

— В том же, в каком все — черепной коробке, — все так же хладнокровно изрекла Мару. — Я считаю его умным, поскольку Спэйси осознает собственные недостатки. Ты, Мике́, относишься ко всем, и в том числе к нему, предвзято. Ты делишь людей по группам в ущерб их индивидуальности. Ты его не знаешь. Всегда поражала мужская черта ненавидеть избранников дочерей раньше, чем те родились. Иногда вы просто невыносимы! И ты — тоже!

— Мару! — возмутился Михаэль. Почему она вдруг решила взъесться на него? Конечно, Мару Аустен всегда отличалась страстью всех осуждать, но раньше она старалась обходить стороной его личность. Супруга, чеканя обвинения, продолжала нарезать хлеб. Создавалось впечатление, что на самом деле разговор ее совершенно не трогает. Михаэль не брался утверждать, правда это была или нет. Сердце Мару холодно не только физически, твердили в высших кругах Хайленда. Не Михаэлю оценивать температуру сосредоточия души… Мару продолжала атаковать, взывая к отсутствующей совести:

— Ты хочешь, чтобы Сэрайз осталась в одиночестве? Каким должен быть мужчина, чтобы ты не нашел в нем минусов? Синаанским принцем?

— Эту амебу в семействе я точно не выдержу! — Михаэль вновь вышел из себя, едва прозвучал следующий кандидат.

— Ты исключаешь варианты прежде, чем узнаешь их поближе!

— Я не собираюсь обсуждать эту тему до того, как Сэрайз исполнится по меньшей мере тридцать лет! — возопил он. Однако Мару не обратила внимания на его тщетную попытку воздействовать эмоциями. А логические аргументы Михаэль не находил.