— Легко исправить, — Аделайн вытащила из кармана флакон из темного стекла. — Мой муж владеет силой луны. Призрачный свет успокаивает и исцеляет душу. Когда окажешься под одеялком, открой флакон: сразу окутает дрема и придут сны. Михаэль дает мне их, чтобы я «не ворчала на него».
— Всегда знал, что он умный малый, особенно в общении с женщинами.
Аделайн цокнула языком.
— Крайне редко пользуюсь его подарками. Лорд Ливэйг! Вас ждет не только мой муж! — шутливо воскликнула она. — Знаю по меньшей мере пятерых, жаждущих встречи. Например, Санурите просто извелся, хочет обсудить налоги. Ты единственный, чьим советам в экономике он доверяет. Иди, пока он не свел с ума сестру. Ты знаешь, где искать.
Отец просиял. Советовать и блистать умом он любил. Быстро раздав указания слугам, будущий лорд направился к выходу.
— Иди-иди! Я позабочусь о Йонсу, отведу в комнату. Прикажу вас всех разбудить в четыре часа. Надеюсь, к тому времени Мишель соизволит проснуться. Негодяй, — выдохнула Аделайн. — Пришел в шесть утра, совсем как в нашу свадьбу. Пьяный, просто ужасно! Никогда не выходи замуж за человека, они хуже свиней, — обратилась она к девушке. — Не встретила ни одного достойного.
— Только эльфы, Йонсу! — прокричал отец уже с веранды.
Девушка рассеяно кивнула. Все мысли занимал флакон.
— Интересно, что мне приснится? — прошептала она, садясь на кровать спустя полчаса. Аделайн исчезла, слуги оставили одну, задернув шторы спальни. Кошмар или счастье? Что толку гадать! Щелкнула крышка, и в лицо Йонсу ударил морской бриз, заскрипела соль на зубах. Берега истинных эльфийских богов простирались перед ней, на душе разлилось невыносимое блаженство, и Йонсу, покачиваясь, словно на волнах, погрузилась в сон без остатка.
Года проносились мимо, принимая облики чужих лиц. Трескались маски, сменялись новыми, усыхала и возрождалась земля, солнце проходило свой путь раз за разом. Бледнели краски, расцветали новые. Рушились города. Изменялись очертания материков, уходили под воду берега…
Сердце дрогнуло.
А потом вдруг вспыхнула луна.
— Отвергший бога будет отвергнут миром, — услышала Йонсу из ниоткуда. Аланда исчезла под волнами, будто ее не было. Теперь на месте рая перекатывались волны. Залив Сэйонсу. «Йонсу, служащая луне».
Девушка проснулась.
Три часа. Пусть сон, навеянный магией, оказался глупым кошмаром, ускорить время свет флакона смог.
Уже близился вечер: облака залиловели, пошли голубыми разводами с легкой примесью северной розы. Лучи не грели. Ветер рвался в окна, но зачарованные стекла не пропускали зиму. Зиму… Почему Йонсу подумала о ней? За тринадцать лет лето ни разу не сменялось снегом и холодами. Говорили, что ненастье вызывает владыка Синааны в попытке изгнать солнце и заморозить океан. По льду армия востока, насчитывающая миллионы, переходила с легкостью.
«Отвергший бога». Йонсу знала, кем называет себя король Синааны. Он нарекся всевышней силой, презрев и звезды, и морских владык, и многочисленных духов, которым поклонялись племена Мосант. Бог — и никак иначе.
Угроза или пустая иллюзия? Йонсу не знала, что думать. Конечно, больше хотелось верить во второе. И она выкинула мрачные слова из головы. Как можно думать о плохом перед награждением отца? В самом деле, через три часа бал, а она все еще в ночнушке!
Спустя два часа Ливэйг, презрев чужую помощь в подготовке к празднеству, бежала в главный зал дворца. Отца, сообщили служанки, сиротливо и обиженно стоящие в коридоре, забрал кронпринц, поэтому Йонсу оказалась предоставлена самой себе. Расспрашивая прохожих, она добралась до второй лестницы, ведущей к переходу между башнями. Путь был верен — ступени покрывала золотая дорожка, которая до того нигде не встречалась. Собираясь ступить на нее, девушка услышала треск платья. Что-то не давало двигаться вперед; более того, Йонсу едва не упала и чудом устояла на ногах. Чудом оказались мужские руки, подхватившие ее за талию.
— Прости! — затараторил незнакомец. — Я…
— Бросай ее, опоздаем! — крикнул кто-то. Ливэйг успела заметить только белый мундир и бесцветные вихры, мелькнувшие впереди. Полная праведного гнева, Йонсу извернулась в объятиях. Новый треск платья — лицо виновника выражало смущение. Им оказался парень лет двадцати пяти, который залился краской, как помидор.
— Извини, — с явным трудом продолжил он. — Бежал, как дурак, не смотрел под ноги. Боже, платье…
— Ты и есть дурак! — вспыхнула Йонсу. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять: пресловутое платье безнадежно порвано. Времени подшивать нет, придется идти за новым, искать среди неразобранных вещей, гладить его, надевать, заново подбирать украшения. И опоздать на бал. Ливэйг вскипела еще больше. На лице появилась маска, которую на Йонсу часто вешали другие, будучи незнакомыми с девушкой — маска капризной дочери богатея. Иногда ее было полезно примерять.
— Да, — согласился парень. — По имени Валери. Валери Мэйбс. А тот безобразник, что не помог даме и сбежал — кронпринц Михаэль. Прости и его.
Почему-то Йонсу не была удивлена. Неприязненно оглядев эполеты Мэйбса, она с гордым видом изрекла:
— Извинения платья не зашьют. Я простила. Теперь отпусти и дай уйти.
Валери Мэйбс с виноватой улыбкой разжал руки — Йонсу пошатнулась, но устояла на ногах. На талии продолжали чувствоваться следы его пальцев.
— Еще раз прости. Уверен, новое будет краше. То есть, ты прекрасна и в этом, в том будешь еще более прекрасна, — Валери ощутимо запутался. Йонсу приподняла брови. — Прости, всегда теряюсь в обществе девушек.
Двойной комплимент сделал свое: Ливэйг ощутила к Мэйбсу легкую симпатию.
— У меня есть идея! — на лице Валери вдруг появилась лучезарная улыбка, которая напомнила Йонсу отца, когда он предлагал очередную авантюру. — Понимаешь, я привез леди Аделайн платье из Кэрлимы — и что ты думаешь? Широко в груди! А у тебя…
Тут парень осекся и замолчал. Лицо Ливэйг охватил жар.
— Знаешь, Валери Мэйбс, — медленно сказала она. — Как тебе повезло, что рядом нет моего отца, — сказав это, девушка поняла, что до сих пор не представилась: — Йонсу Ливэйг, — бросила девушка нарочито небрежно.
— Дочь лорда Ливэйга? — уточнил Мэйбс. «Точно дурак», — подумала она.
— Именно.
— Слышал о тебе. Предпочел бы встретиться на балу, чтобы увлечь танцем. Но, видимо, судьба решила, что лучшим началом нашего знакомства станет порванное платье, — заметив, что Йонсу нахмурилась, Валери выпалил на одном дыхании: — Я всего лишь человек!
Странная фраза, но девушка поняла ее: люди всегда были более раскрепощены, нежели эльфы. Честный…
— Ничего страшного, — смилостивилась она. — Просто давай это останется нашей тайной.
Мэйбс с готовностью кивнул.
— Разумеется.
— Отлично. Тогда, может, все-таки отпустишь меня? До сих пор стоишь на подоле.
Валери отошел на полшага.
— Спасибо.
— Я могу проводить, куда бы ты ни шла.
— Зачем? — честно удивилась девушка. — Я не гуляю с незнакомцами.
— Почему незнакомцами? — оскорбился Валери. — Очень даже знакомцами. Я представился.
— Желаю этим и ограничиться.
— А я — нет! — вдруг заявил Валери. — Наоборот, хочу узнать тебя получше. Только… твоя красота лишает умных мыслей, и каждое слово выставляет меня дураком.
Йонсу, растерявшись, ничего не ответила. Мэйбс воспринял молчание как упрек:
— Извини, опять несу чушь. Ты красивая, правда, — тут Ливэйг, не выдержав, улыбнулась, — но дело не только в красоте! Ты совершенно не обычная!
— Мы знакомы пять минут, — Йонсу решила, что повредничать все же стоит. К тому же, она на самом деле так считала. — Этого мало.
— Много! Большинство недостойно даже одной.
Ливэйг весело прищурилась. Комплименты она любила, особенно от незнакомых людей.
— Хорошо. Давай сделаем так: я переодеваюсь, возвращаюсь и мы продолжаем разговор.
— Обещаешь?
Только тут Йонсу заглянула Валери прямо в глаза, добрые, открытые, совсем как у Хрустального клинка. Засмущалась и потупила взор. «Он смотрит на меня, как голодная собачка», — пришла на ум нелепая ассоциация, и Ливэйг стало очень неудобно. Захотелось уйти, чтобы больше не быть предметом загадочных желаний.