— Отдай! Отдай!
Пальцы уронили апейрон — проклятие Мосант и жизни Йонсу. Роняли, чтобы превратить безликую Владычицу запада в полый труп, кишащий бабочками смерти. Полуэльфийка распахнула глаза.
Туннель вывел к дикому побережью, не принадлежащему никому. Здешние земли оставались нейтральными: до них не добралась вездесущая длань империи, королевство довольствовалось тем, что имело. Многочисленные мелкие деревушки и города раскинулись по краям трассы, Йонсу окинула их растерянным взглядом, насколько позволяла скорость. Обычные люди… Здесь нет глупых, ненужных правителей, законов, долга и традиций. Здесь нет меморий, иначе бы война давно посетила свободные края. И совершенно точно нет таких, как она, чье дыхание не желало успокаиваться. Йонсу вновь закинула ноги на дверцу кабриолета.
— Хочешь мороженое?
Она кивнула, не услышав толком слова. Мысли, что мучили давно, вернулись. Все чаще девушка думала об апейроне. Способность, отравляющая жизнь и ей, и всем остальным. Хрустальный клинок Синааны, владеющий им же, сказала Йонсу, что апейрон, в отличие от других сил, не имеет светлой стороны. Он причиняет только боль. Даже в призрачном огне скрывалось добро, которое никто не видел, кроме самых мудрых, но разъедающая мир субстанция ничего не таила внутри.
— Лучше живи обычной жизнью, — посоветовал Клинок Короля. — Если судьба будет благоволить тебе, ты никогда не используешь апейрон.
Йонсу, соглашаясь с заявлением, чувствовала нечто похожее на совесть оттого, что зарывает талант в землю. Отец как-то сказал, что кронпринц заинтересовался ею, услышав, какие силы имеет маленькая леди. Где лорд Михаэль — там императрица. Ливэйг могла бы перевернуть ход войны, что тихо готовилась на западе. Чего девушка абсолютно не желала… Сражения, интриги, вечные сомнения да метания от тьмы к свету. Хрустальный клинок Синааны описала жизнь мемории довольно подробно. Йонсу поняла, что лучше путешествий нет ничего. Чистокровные эльфы живут долго, полукровки — тоже, мир за Гранью же, бесконечный и меняющийся, не наскучит никогда.
И о чем она думает в тринадцать лет! Откуда взялись старческие мысли? Может, ее одолела какая-нибудь эйлания или вернер — духи беспокойного мира? Как раз нестерпимо зачесалась нога. Потянувшись к коленке, Йонсу почувствовала что-то нежное и трепыхающееся под пальцами. Дрогнув, девушка бросила разглядывать побережье слева. По ноге кралась бабочка с солнечными пятнами на крылышках, поднималась всё выше и выше, пока не уткнулась в пояс. Фасеточные глаза смотрели на нее, усики шевелились, щекоча кожу. Йонсу забыла, как дышать. Покружившись на поясе платья, бабочка продолжила путь. Только когда белые в солнечное пятнышко крылья оказались на туго зашнурованной груди, Ливэйг взвизгнула, вскочила, ударившись о дверь. Бабочка же стала шмелем и исчезла.
Йонсу помянула Святую Мёрландию и села обратно.
Девушка, разумеется, знала, что Король обладает способностью менять облик. Этот красавец, без умолку твердящий о других мирах, любил обращаться в птиц и полевые цветы, белогривых львов и драконов пустынь, в тени и опавшие листья. Неужели владыка востока решил посетить ее в виде бабочки? Ерунда! Йонсу решила, что ей показалось. В конце концов, они ехали без перерыва на машине достаточно долго, и усталость начинала брать свое.
Подумав об этом, девушка невольно сглазила: остаток пути машину вела она.
Башни Анлоса показались на рассвете, жемчужными фонариками осветив зеленую пущу северо-запада материка. Замок столицы казался гигантским по сравнению с другими городами — и насколько мерк на фоне величественных гор сзади! Цепь усыпанных снегом зубьев земли очаровала Йонсу. Ливэйг даже сбросила скорость, чтобы насладиться видом.
— Хочу дом там… — прошептала она и покосилась на отца: услышал ли? Однако будущий лорд спал, и желание Йонсу осталось неузнанным.
Дорога расширялась, становилась прямой и ровной. Кончились возлюбленные серпантины, их сменили поля и рощи. Слева металлической полосой текла Сёльва, и Йонсу подумала, что эльфийское название «серебро» реке очень подходит. На ее брегах зародился мир, и, возможно, на них же все и кончится.
— Приехали? — сонно спросил отец, когда колеса кабриолета коснулись брусчатки моста в столицу. — Ну да, лаванда и мята…
Йонсу любила бы эти запахи, будь в Анлосе хоть какие-нибудь другие.
Машину во внутренний замок пропустили без проблем: видимо, желтых кабриолетов в империи было мало. Отец давно накинул на свертки с контрабандой синаанское невидимое полотно. Йонсу припарковалась, для эффекта выключив глушитель. Площадь залил гул.
— Сонное царство! — заявила Йонсу, оглядев серебристую башню. Единственными живыми существами, попавшими в поле зрения, стали суетящиеся у ворот люди.
— Кронпринц, как помню, не встает рано, — объяснил отец. — Ни разу не встречал его до обеда. Императрица живет в том же ритме. Остальные пытаются им соответ…
— Лорд Ливэйг! — раздался восторженный голос, и по переходу застучали чьи-то каблучки.
— Кроме принцессы вербергской, видимо, — попытался закончить мысль мужчина и нараспев произнес: — Леди Аделайн! Милая, я ведь еще не лорд!..
— Знаю! Думаешь, кто заставил Мишеля сделать тебя им? — принцесса счастливо рассмеялась, спускаясь по лестнице. Йонсу подумала, что на месте отца непременно бы обиделась. Получалось, что титул дали не за заслуги, а по просьбе. Однако Ливэйг только улыбнулся в ответ:
— Приятно увидеть чистокровную эльфийку далеко от родины.
Их вид — одна большая семья, где все друг другу рады. Йонсу не совсем это понимала, поэтому от восклицаний воздержалась и просто прижала руку к сердцу в приветствии, изучая супругу кронпринца. Женщина вертелась вокруг кабриолета, как юла. Длинные волосы Аделайн были распущены и, подобно флагу, развевались за ней. От объятий отца спасала только дверь.
— Ты сказал, что приедешь в семь!
Йонсу покосилась на часы, стрелка которых прилипла к десяти.
— Ты все это время ждала?! — ужаснулся отец, чем заставил дочь с подозрением взглянуть уже на него. Слишком доверительные, теплые отношения чувствовались между отцом и принцессой империи.
— Что здесь еще делать? — вопросила Аделайн, начиная успокаиваться. — Ненавижу столицу! Приехала сюда только из-за вас. Муж отпустил домой на месяц три года назад… Наверное, даже не заметил отсутствия.
— Ты слишком плохо о нем думаешь.
Аделайн повела плечами.
— Лучше бы вовсе не думала, — проронила она и обратила внимание на Йонсу, которая начала считать, что о ней окончательно забыли. Привыкшая быть в центре внимания Ливэйг потерялась на фоне болтливой Аделайн Аустен. Йонсу называли лучиком солнца; в таком случае принцесса ассоциировалась бы по меньшей мере с солнцем.
— Моя дочь. Хотя… Вы виделись семь лет назад. Или нет?
— Виделись! Тогда она была совсем крохой, пять исполнилось. Помнишь меня, Йонсу? — защебетала принцесса. — Ты с родителями приезжала в Верберг, к дедушке и дяде. Я гостила у них. Мы вместе рисовали. Совсем не помнишь?
Ливэйг виновато помотала головой, борясь с желание зевнуть.
— Жаль. Ну, не так уж это и важно, да? Нам будет весело снова! Мой дражайший муж встанет после полудня, — совсем другим тоном сказала принцесса Аделайн. — Просил передать, что ты первый, кого бы он хотел увидеть. Опять шлялся по борделям, вернулся под утро, — пожаловалась она. — Люди совершенно невыносимы, правда?
— Люблю людей, — заявил Ливэйг. — Их желания бесконечны. Стоит исполнить одно, как возникает другое, более дорогое. Люблю… Но жить с ними? Нет, никогда. Милая Аделайн, да хранят ваше терпение морские боги! Страдаете за всю нашу расу. Что было бы, если не вы? Война? Ассимиляция? Полное уничтожение?
Аделайн жестом приказала ему замолчать.
— Не время и не место об этом говорить. Располагайтесь, вы устали. Йонсу, советую тебе отоспаться, дорогая, ночь предстоит долгая.
— Я не засну днем, — обиженно отозвалась Йонсу. Ей очень не понравился ответ. Впрочем, он показал, что отец спросил о больном. Кажется, отношения принцессы с супругом оставляли желать лучшего. Неудивительно, что у них не было детей.
