Легкое касание лилового, нежно-розового разбавляло привычный Мосант рассвет. Асель увидела, что слева, на склоне высокого холма, распускались васильки, а у края летнего островка проступает ручей. Он тек в сторону шара, туда, где расступался туман под дыханием ветра. Был ли новый берег за ним или нет — то невозможно было различить. День становился все более ясным; по левую руку вдруг показались высокие горы, какие Асель видела у города Брааса в далекие времена.

Она встала и направилась в сторону веселых синих лепестков. Красоты пробуждающегося мира не отпускали Асель; душа пела, как родник у маленького озерца, полного кувшинок. Около озера росло дерево с дивной бархатной корой и острыми резными листьями. Асель никогда не видела таких. Ветер пел, шумело далекое море, и ветви покачивались в такт крыльев птиц, что внезапно пролетели мимо. От порыва на глаза упала прядь волос. Озадаченная, она склонилась над озером и не увидела себя. Она видела…

— Просто сон…

Ведь настоящий мир — она — рушился под натиском других. Нежданная греза развеялась, и Асель понял, что стоит на коленях посреди другого рая — пепельного.

— Просто мечта, — прошептала она. — Его и моя.

— Я тоже мечтал, — сказал Эван. Он стоял совсем рядом, Асель видела его ноги перед собой. — Только по-другому, правильно, как нужно. Я знаю, видел, к чему приводят вечные перемены, и положу душу за то, чтобы увидеть мир, где их не окажется. И если никто не разделяет эту мечту — я докажу всем ее целесообразность. Разрушу тебя, его и подниму легион мертвых, перед каким когда-то стоял сам, чтобы они увидели, к чему стремятся на самом деле. И чтобы ты увидела, насколько ничтожна. Мой друг… его цели отличны от моих, но мы поклялись не пересекаться.

Асель с трудом различила в подступающем мраке Нитсу и Шайлиана, лежащих у погасшей звезды. Их не должно быть в последних картинах уходящего мира — какую роль приготовила им судьба, презиравшая пустые ходы? Шайли — почему он родился? Почему Нитсу вырвалась из Брааса и пережила всех? Где ответ? Он блуждал рядом, очевидный, но Асель упорно не могла его поймать. Эван явно не утруждал себя подобными вопросами. К неуверенности добавилась досада:

— Они тоже видели исполнение желаний. Как слабы созданные Майриором души, если таят от малейшего признака беззаботного детства. Его, в отличие от моего, тоже было беззаботным. Я не могу похвастаться ни любящей семьей, ни друзьями, ни властью… Это все отняли. Дали взамен революцию и бойню. Могу поделиться ощущениями!

Полотно под ними забурлило. Белесая пленка расступилась — Асель увидела скрюченную руку со следами разложения и закрыла глаза. Она не могла смотреть. Эван нашел ее страх — собственную смерть, вестниками которой были тела жителей Мосант. «Не смерть, — поправила себя Асель. — Пустота». Хаотичное чавканье, лязг оружия, грохот над головой едва не заставили ее прижаться к ноге Эвана, точно собачонке. Лишь бы прекратить творящееся безумие. Даже мрак не внушал Асель такой ужас! Она боялась, но все же представляла легион мертвецов перед собой. Пугал не внешний вид или боль, которую они могли причинить, отвращение не было столь ярким, нет… Асель до дрожи боялась символа того, что они представляли. Волнение за брата и Нитсу отступило на второй, даже третий план. Перед лицом гибели все эгоисты. «Это он и хочет доказать, — поняла Асель. — Ублюдок». Она открыла глаза. Надежда обманула — армия трупов вовсе не была очередной выдумкой, и Асель, пряча возродившийся страх, посмотрела Эвану прямо в зрачки. В них плескалось черное серебро, того же цвета, какими недавно были тучи над Новым Аливьен-иссе.

— Ты можешь это прекратить, — заметил он. — Поверь, мне не доставляет никакой радости видеть, как погибают талантливые люди — я замечаю плюсы других и признаю их. Но они не согласятся меняться, потому что зависят от того, что в них вложили тупоголовые Майриор и Эрмисса. Если бы сдалась ты, то…

В сердце Асель вскипел гнев.

— Не получишь, — прошипела она. Эван усмехнулся:

— На суде Майриор сказал то же самое. И что с ним теперь?

Полукровка наклонился к ней, буквально касаясь губами уха, и тихо, так, чтобы не услышала сама бездна, продолжил:

— Он предпочел бы видеть то, что сейчас видишь и чего боишься ты, чем подарок Висмута на прощание. Безразличие и забвение хуже смерти для творца. Пусть поблагодарит матушку за гордость.

Эван встал. Гнев внутри Асель опал тяжелыми каплями и смерзся в единый монолит под ребрами. Полукровка нашел самое больное место — того, кого она любила больше всего, несмотря на его многочисленные ошибки совести.

— Эй! — услышала Асель. — А если я уберу огоньки? Чем будете защищаться, уважаемые? На одной храбрости далеко не уедешь! Давайте я охлажу ваш пыл!

Дрожь пробежала от дикого холода, сковавшего тела, сердце замерло, пораженное льдом. Асель спрятала лицо в ладонях. Будто это могло защитить от адской, инфернальной стужи, которую наслал на руины Мосант Эван! Ее дыхание сбилось, и сама кровь загустела в венах. Внутри поселились крохотные иголочки. Каждый вздох сопровождался болью во всем теле. Глаза закрывались. Их хотелось закрыть.

Это конец.

Для чего дальнейшие страдания? Уйдет она — уйдут все, и не останется ни безразличия, ни легиона мертвых, ни проклятого огня…

Асель готова была сдаться и уйти в бездну, но незваные лучи, прочертившие небо, заставили изменить решение.

Это было солнце. Яркий лазоревый шар медленно поднимался над залитым гнилью полем. Лучи не гуляли по пеплу и телам и не пронизывали воздух — шар испускал ровное сияние, которое невесомо касалось кожи теплом. Спасительным теплом. Лед растаял, и дыхание вернулось. Асель приподнялась на руках.

Освещаемая небесными лучами к ним спускалась фигура в молочном платье. Оно стиралось с кожей и выдавало себя только складками и шлейфом юбки. Горели глаза, горел силуэт — Асель поняла, что взошло вовсе не солнце, это раскрылась чья-то душа. Именно душевное тепло пробудило ее, не рассвет луны.

Или…

— Сэрайз, — перевела на вампирский манер сакральное словосочетание Асель.

Эван с усилием сжал ладонь — армия мертвых опала на землю, разом лишившись сил. Шайлиан и Нитсу изумленно закрутили головами. Оба были растрепаны, исцарапаны и дымились от магии. Увидев Сэрайз, они отреагировали по-разному: Нитсу отступила на шаг, побелев сильнее, чем от вида трупов, Шайлиан замер; сама Сэрайз не могла отвести взгляд от единоутробного брата. Асель догадалась о всех причинах странного поведения. Нитсу не могла поверить, что принцесса, которую она отдала на растерзание майомингам, жива; Шайлиан не мог понять, почему незнакомая девушка так похожа на него; Сэрайз видела черты отца во встреченном юноше.

Разве кто-нибудь мог предсказать подобную встречу?

Однако сейчас была важна вовсе не она. Сэрайз плыла в лучах прямо к Эвану. Тот даже улыбнулся, глядя на золотистые локоны и полупрозрачное платье. Строгие губы не ответили тем же. Радость Эвана чуть увяла:

— Я полагал, вы более умны, принцесса. Ваши родители всегда руководствовались выгодой и логикой, ожидал от вас те же черты. Разочарован.

— Вы их не знали, — высокий голос Сэрайз бил ультразвуком. — Ваше утверждение беспочвенно.

Эван приподнял брови.

— Первый раз слышу обвинения об отсутствии логического мышления в свой адрес! Беспочвенно? Люди оставляют следы не только в ваших сердцах. Для нас, богов, души оставляют их в матрице. Не обманывайтесь, все, что я сказал вам тогда — чистая правда. Ваша мать жила только рассудком и воспринимала привязанность ко второму мужу как личный провал, — Эван бросил взгляд на Асель. Она попыталась не выдать охватившее волнение. — Вашего отца я знал лично. Лантан умел находить лазейки из западни, но на стратегию не хватало воображения… Ваш отец, принцесса, как его создатель, презирал чувства. Он никогда не отказался бы от выгодного знакомства в моем лице. Это потом, когда Майриор сам пропал в зеленых очах Леты, малышка Анни позабыла, что такое мозги…