«Как это понимать?» — спросила себя Анни, но вариант оказался, по всей видимости, верным. Девочка вздохнула и обняла ее. Анни поняла, что «вселилась» в человека, который был больше незнакомки раза в два, не меньше.
— Я тоже не люблю, когда эти Аустен что-то поджигают. С тех пор, как их отец ушел, парень с катушек съехал. Разве нормальный человек будет сжигать других? Леса, зверей? Мне даже жалко иногда Эльтаиса. Такой красивый… А мама у него совсем некудышная. Уверена, это Астрея говорит ему сжигать все на свете!
Девочка встала.
— Пошли. Отоспишься дома, и боль пройдет. Ни один пожар не будет гореть вечно; уверена, после него начнется дождь, как всегда.
Дождь кончился на следующее утро. Анни наконец сошла со снежных троп и спустилась к выгоревшим полям, на которых начинала пробиваться трава. Земли Мосант залечивали свои раны, словно по мановению чьей-то волшебной палочки. Зеленые ростки пробивались из горелых деревьев, кусты покрывались листьями. Анни не верила, что природа смогла восстановиться так быстро. На Земле пожары оставляли следы, которые исчезали только спустя десятилетия. Нет, кому-то, наблюдавшему за Мосант, не хотелось видеть червоточину в творении. Оно должно было достигнуть идеала; поэтому раны исцелились за считанные дни, как царапины на руках Анни.
Эпицентр боя — город — не могла исправить даже зеленая трава. Чем ближе Анни подходила к руинам Анлоса, тем страшнее становилась природа вокруг. Она не увидела ни одного дерева, ни одного цветка, травинки с трудом пробивались сквозь бахрому пепла. Мало настоящего; Анни вспоминала прошлое. Здесь стая оборотней раздирала в клочья лошадей, запертых в конюшнях. Труп старого алчного конюха забрала вода Сёльвы. Вот берег, где стоял храм. На склоне, блестевшем от стали, закончили свой земной путь Лиссандро и Ситри. Один, по заверения синаанского принца, наблюдал за Анни с неба; к чему пришел Стальной клинок королевства, можно было только гадать. Впрочем, было ли это важно? От обоих остались только последствия поступков.
Анлос разрушился до основания. Башни, переходы и залы превратились в груду камней. Под лучами солнца вспыхивали осколки стекла и оскверненный кровью металл. Мебель и драгоценности, уцелевшие в пожаре, украли мародеры. Анни была уверена, что в руинах никого не осталось — что можно делать в огромной пепельнице? Жители и тем более правящая верхушка сбежали в другой город. Знать бы только, в какой. Анни готова была последовать за ними, чтобы выплеснуть всю огненную злость. Не только семье Аустен нравилось сжигать людей.
Однако кое в чем она ошибалась.
Сначала Анни услышала ровный стук в ушах. Это оказалось ее собственное сердце; оно никогда не напоминало о себе таким образом, и Анни прижала ладонь к груди, взволновавшись. Оно не болело, даже наоборот — на душе стало легче и приятнее, будто ветром, гулявшим по Анлосу, сдуло некий груз. Потом Анни уловила запах чего-то цветочного. Лаванда? Нет, аромат был приятнее. Столица пропахла лавандой, но этот запах оказался более необычен, хотя знаком. Слишком сильно знаком.
Сирень.
«Мару», — поняла Анни. Значит, вдовствующая принцесса жива. Война не унесла ее вслед за мужем и дочерью.
Чтобы найти Мару, Анни пришлось залезть на завалившуюся на бок башню. С нее открывался превосходный вид — если такое можно было сказать о куче камней с железными прутами и разбитым стеклом. Анни, прячась за балконом, оглядела пустошь бывшего парка и без труда заметила Мару. Та что-то искала прямо под нею.
Вдовствующая принцесса расположилась со вкусом: кроватью ей служила стопка уцелевших в бою штор, похожий стол Анни видела в парке у фонтана. На нем стоял подсвечник. К башне был прикреплен таз, обмотанный черным пакетом. Видимо, чтобы грелась вода. Мару даже в условиях апокалипсиса смогла обустроиться с комфортом. Заметив у «кровати» горшок с фикусом, Анни поняла — об уюте тоже заботились.
«Почему она осталась?» — озадачилась де Хёртц вопросом. Мару могла уйти со всеми в другой город, но предпочла натягивать тент над импровизированным жилищем. Разве императрица и все остальные не ждут ее? Может, дело в ссоре с Кэтрин Аустен? Или в чем? Глупые раздумья! Башня упала, опасно нависнув над жилищем вдовствующей принцессы. Достаточно было толкнуть ее, чтобы размозжить череп Мару Аустен. Навалиться — и дело с концом! Минус одна дрянь, возомнившая себя вершителем судеб!
Но Анни медлила.
Она мысленно обозвала себя ничтожеством. В мыслях все было так просто! Подойди и убей. Финал. Однако стоило перейти от планов к действиям, как все пошло наперекосяк. Оказалось достаточным появиться платью из голубого сатина, чтобы перечеркнуть решимость. Боже, как Анни возненавидела этот цвет!
Она опустилась на поверженную колонну и прикрыла глаза ладонью — веки не спасали от заката. В чем ошибка? Почему воля дала сбой? Анни не понимала. Жалость? Сочувствие? Она ненавидела Мару! Ненавидела, как только человек может ненавидеть человека! Мару не дала уйти в королевство, пригнала в столицу, точно корову на убой… Обманула, заточила в темницу! Из каких немыслимых глубин бралось сочувствие?!
Может, уйти? Но и это оказалось невозможным. Анни вспомнила согнутую в развалинах Анлоса фигурку и поняла, что оставить Мару одну — не менее сложно, чем поднять на нее руку. «Выросла в золотой парче да норковых подгузниках, — мстительно подумала Анни. — С какой стати я должна ее спасать?» Спасать от кого и от чего — в мыслях не возникало, да и нужна ли Мару эта помощь, Анни тоже себя не спрашивала. Импульсивное желание защитить отодвинуло мысли о мести на второй план. Или на третий. От возможности показать рыцарскую удаль Анни воодушевилась. Сейчас она, как Дон Кихот, с удовольствием бы подралась с ветряными мельницами. Может, хоть тогда бы на лице Мару появилось что-то, кроме снисхождения!
Анни начала спускаться, когда уловила новый запах — горелой плоти. Отвратительно сладкий вкус. Анни застыла, вцепившись в камни, и завертела головой. От голода, кажется, ее обоняние стало сильным, как у зверя. Сосредоточие вони она нашла быстрее, чем увидела Кэтрин Аустен.
Белая леди Анлоса всегда ходила тихо. Платье сияло на ней, как похоронный саван. Длинные рыжие волосы, испачканные в смоле и гари, спускались к плечам. На глазах Кэтрин Анни заметила повязку. «Как она ходит?» — невольно подумалось ей. Кэтрин безусловно что-то видела: как бы иначе она обходила осколки, камни и стальные пруты, разбросанные по развалинам столицы? Может, различала игры тени и света? Скорее всего. Анни с нарастающей тревогой наблюдала за ней. Кэтрин шла, не сбиваясь со следа, как охотничья ищейка. Она всегда была обращена к Мару — под ноги Белая леди не смотрела. Анни отметила, что Кэтрин боса и ее ступни оставляют кровавые отпечатки на камнях. Все же наступила на стекло? Или на лезвие меча? Пугала не кровь — безразличие. Маска спокойствия, которой отличалась Кэтрин до битвы за Анлос, стала непроницаемой после. Лицом резиновую гримасу было сложно назвать. Неужели она не чувствует боли?
Едва ли. Когда один из прутов оцарапал руку Белой леди, та не изменилась ни капли. Будто это не железо оставило отметину, а лепесток розы прикоснулся на излете.
Мару не замечала ни Анни, ни Кэтрин. Она привязывала тент к колоннам. Это давалось с трудом — не хватало роста и, кроме того, мешал чуть обозначившийся животик, который Анни разглядела с высоты. Де Хёртц вздрогнула. Так… быстро? Изредка левую руку Мару пронзала судорога, и она бросала нехитрое дело, пытаясь успокоить напряжение в мышцах. Откуда в ней столько силы? Анни кинула взгляд на Кэтрин Аустен. Та приближалась неумолимо, как цунами. Ее губы шевелились, а одна из рук оказалась протянула. От испуга Анни даже не поняла, какая именно — левая или правая. Да и какое это имело значение!
Мару наконец обернулась. Розовый туман коснулся ее волос, сразу почерневших, но промахнулся. Вдовствующая принцесса бросилась на землю. Разбитое стекло тотчас впилось ей в колени. Осколки камней гулко загрохотали под весом Мару. Внутри что-то хрустнуло — Анни услышала это даже сверху. В желудке мгновенно оказался склизкий ком. Боль Мару отдавалась по телу как писали в книгах — эхом. Анни с трудом поднялась обратно на башню и начала лихорадочно искать решение. Огонь против дьяволицы явно не поможет!