— Я верю, что когда-то увижу новый мир, где вы, мой король, останетесь легендой. О добре или о зле — вам решать, кем будут вспоминать. Что вспыхнут новые звезды, проклятия спадут, и Мосант станет раем, коим задумывалась.

— Помешанная, — заявил Майриор. — Ей-богу, помешанная! Раем задумывалась! Да только я знаю, чем она задумывалась! Остальные… — отец прикусил язык, поняв, что о сестре говорить не стоит. — Ой, иди к сатане, что толку с тобой болтать. Хайленда ты не увидишь, это я тебе обещаю, верь, не верь — плевать, не увидишь все равно. А убивать тебя я не буду. Мучайся дальше. С завтрашнего дня ты начнешь замечать в своей жизни удивительные вещи!

— Вы тоже, — коротко ответила Саманта, и в этот момент Бетельгейз почувствовал, как его спину обожгло острейшее, сильнейшее чувство из всех, какие он когда-либо встречал. Спросив себя, кто же способен на такую эмоцию, он обернулся в дверях и отступил на шаг.

Сначала он почувствовал напряжение в глазах, будто они против воли хозяина приготовились заплакать. Потом — пересохло во рту и закололо глубоко в горле. Над грудью повис мельничный жернов. Бетельгейз схватился за край туалетного столика позади себя и припал к нему спиной. Это она. Это не могла быть она! Но, тем не менее, была — замерла, где стояла, увидев его. Губы Йонсу приоткрылись, впуская воздух, которым дышал и он. Бетельгейз смотрел на них, перестав слышать мир вокруг. В эти мгновения могло произойти все что угодно: землетрясение, смерч, разрушение замка, нападение другого бога — он бы не заметил. В какой-то момент Бетти перестал ощущать себя; тогда он, наконец, очнулся и, подумав «Что же ты, дурак, делаешь!», вернул себе телесную форму и с усилием произнес:

— Доброе утро, леди.

Голос отрезвил и Йонсу. Часто-часто заморгав, она сошла с места и продолжила путь. «Не выдай себя, — стучало в голове у Бетельгейза. — Не выдавай себя!» Он вцепился в столешницу крепче. Когда Йонсу прошла мимо, коснувшись краем изорванной туники руки, Бетти подумал, что выбрал себе чересчур тяжелую задачу. Намного легче было бы обнять ее и перенестись далеко-далеко, где не найдет отец, хоть в ненавидимый Чарингхолл или пустые коридоры Ожерелья… К тому же он наверняка уже выдал себя переживаниями.

Увидев отражение в зеркале напротив, Бетти понял, что все мучения остались глубоко внутри. Лицо не предало его.

— Доброе утро, — как можно небрежнее поздоровалась Йонсу. — Доброе утро, Санни. А ты, Майриор, все такое же хамло, верно?

Бетельгейз с трудом сдержал улыбку. Специально ли Йонсу сделала это или нет — теперь уязвленный отец даже не станет разбираться, узнали ли они друг друга.

— Ожидаемая встреча, — сквозь зубы процедил он.

— Напротив, знала бы, кого встречу — осталась дома.

— Неужели. А как же своим остроумием блеснуть? Для меня ожидаемая. Вы с ней, — Майриор кивнул на леди Саманту, — одинаковые.

Йонсу, к сожалению Бетельгейза, клюнула на уловку.

— В каком плане?

— Выскочки! Вот в каком. Ваше раздутое эго, мисс Ливэйг, скоро начнет законы гравитации менять. Стоило на горизонте появиться хайлендскому трону, как вы тут как тут, безродные торговки, в первых рядах! И никак вам не понять, что с таким скудоумием можно только на кухне руководить! Хайленд! Ни один наивный идиот, борец за мир и справедливость, не продержится на нем и дня! А вы к тому же женщины. У вас дури в два раза больше! Логики и здравого смысла меньше, чем у садовой феи! Никаких способностей к мышлению! Одной лишь бы у плиты постоять или с поливалкой у цветов, а второй — как бы извертеться, чтобы мне жизнь испортить!

— Эрмисса меня заключи во тьму, — с издевкой произнесла Йонсу. — Чье эго меняет гравитацию на самом деле?

Майриор наставил на нее палец. Указательный на правой хранил кольцо с частью Хрустального мира. Бетти заметил, что тот невыносимо блестит в отсутствие солнца. Это было странно.

— Заткнись. Не смей называть это имя.

— А то что? — осведомилась Йонсу без тени страха. — Обрушишь беспамятство, как на нее? Легко же тебе вести переговоры — поколдовал и выиграл! Не нужно пытаться выжать из себя остроумие! Не нужно делать вид, что великий артист и душа компании! И вспоминать, что забыл причесаться и ходишь мятый, как с пьянки, тоже. Физическая сила не понадобится: дрыщ и глиста хилая до сих пор!

Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы Бетти что-то понял. Посерев со злости, Майриор набросился на Йонсу и, схватив за лишнюю ткань на талии, оттащил к стене. Зеркало, задрожав, упало на пол и приобрело пару трещин. Леди Саманта охнула и встала с совершенно лишней грациозностью и неторопливостью; Бетельгейз очнулся тогда, когда Йонсу попыталась использовать проверенный прием — ударить каблуком по пальцам, — и неожиданно потерпела неудачу. Майриор успел убрать ногу. Йонсу посмотрела на него с чувством, которого Бетельгейз никогда прежде не замечал в подобных стычках двух старых врагов — странной смесью удивления и восхищения. Это сыграло злую шутку.

— Пап… Пап!

Разумеется, Бетти был сильнее. Ни у кого бы никогда не возникло сомнений, кто из них сильнее: массивный великан или тщедушный вечный подросток. Бетельгейз без труда оттащил замахавшего кулаками отца от Йонсу; Саманта занялась раскрасневшейся полуэльфийкой. Пол под ногами ходил ходуном — Мосант трясло от гнева своего хозяина.

— На! — Майриор сорвал с пальца кольцо. — Забирай! Раз такой умный!

Он швырнул его куда-то в угол, и Бетельгейзу пришлось бросить сдерживать отца, чтобы изловчиться и поймать хрупкое олицетворение мира. Кольцо с полумесяцем горело в руках, но Бетти пришлось надеть его. Раскаленный металл начал терять жар и постепенно вновь охладел. Землетрясение стихло. Майриор, поражая серостью лица, волком смотрел на Йонсу. Ливэйг отвечала тем же. Оба, однако, молчали. На щеке полуэльфийки начинал проявляться синяк. Увидев его, Бетти сжал кулаки (в голове крутилась мысль, что отцу определенно нужно врезать), но Майриор исчез быстрее, чем решение оказалось все-таки принято.

Бетельгейз надел кольцо.

Ему нужно успокоиться. Необходимо. Иначе весь мир станет гигантской пустошью Эллионы.

— Извините за вторжение, леди Саманта, — сказал он, торопливо вешая зеркало обратно. Трещины затягивались. Бетти видел в отражении Йонсу и чувствовал, что воздух вокруг начинает непреклонно дрожать. — Простите, мне нужно уйти, — произнес он и, прекрасно понимая, что все выглядит как трусливое бегство, бросился вон из комнаты. Сзади, после заминки, раздался звенящий голос Йонсу: «Мы отвлекли вас от… от утренних процедур, я подойду позже», и по полу застучали каблучки. Бетельгейз оказался на балконе. Успев заменить, что из-за его мыслей солнце начало плавить пластиковые шезлонги у искусственного озера дворца, он собрался уже перенестись в Синаану — куда угодно! — но руки, крепко охватившие под плечами, остановили его. Радость, любовь, даже более горячая, чем пряталась в сердце Фаталь, благодарность — Бетти не знал, куда деть себя. Чужие эмоции распаляли. Их хотелось впитать без остатка. Останавливало только кольцо с сапфировым полумесяцем.

— Не сейчас, Йонс, — прошептал Бетельгейз, усилием воли заставляя себя расслабиться. Определенно, сейчас был не лучший момент для воссоединения. Не лучший для подпитки и вообще для всего.

Йонсу упрямо ластилась к нему, и пришлось вырваться. Скрепя сердце Бетти повернулся к ней. Нужно смотреть страху в лицо, верно? Йонсу была бледна. В ее глазах блуждали зеленые искры, губы оставались приоткрытыми, будто бессмертной полуэльфийке не хватало воздуха. Бетти смотрел не на них. Все внимание привлекал только синяк.

— Значит, вот как, — тихо сказала Йонсу. — Он все-таки добился своего. Хорошо, что не победил твое джентльменство вслед за любовью.

— На мне сейчас целый мир, Йонс. Не искушай. За десять лет мои чувства остались неизменны, но если я дам им выход, то… — Бетти развел руками, — все это перестанет существовать. Мосант унесет ураган.

— Я не заслужила даже поцелуя? — казалось, она не хотела понимать причину столь холодного приема.