Д у н я ш а
Никак стучатся в ворота, Игнатий.
И г н а т и й
То ветер, Дуня. Третий день шалит.
Таких нещадных ледяных объятий
И зверь не сдюжит. Ино царь велит
Слуге какому ехать неотложно?
Д у н я ш а
Да нет… Стучат же. Феденька, скажи?
Ох, чтой-то на душе моей тревожно…
Поди же, Фёдор. Дело отложи.
Видать, что из последних сил скребутся.
(Ф ё д о р перестаёт плести корзину, набрасывает на себя тулуп, выходит)
И г н а т и й
Зазря послала онука. Никак
Там створки друг о друга ветром трутся.
В такую непогодь какой дурак
Шататься станет шляхом занесённым?
Д у н я ш а
Нужда заставит, милый, так пойдёшь
И в пекло самое. И нипочём препоны.
А с верою – и впрямь не пропадёшь.
Феодора ты помнишь, чай, Игнатий?
От стужи ледяной он был спасён
Родителем моим. Хотя, как знати:
Лишь Бог един спасает. Только ОН!
(Дверь в избу отворяется. Входит промёрзший до костей человек в ветхом монашьем одеянии.
За ним – внук Д у н я ш и Ф ё д о р)
Г о с т ь
Уже предстать пред Богом был готов я.
Под ворота́ми, думал, и помру…
Суму пустую брошу в изголовье,
И спать навек… нашли бы поутру.
Да отрок этот отворил ворота
И в дом повёл, скорее, что втащил…
Какой бишь день сегодня? Не суббота?
Туда ль пришёл? Туда ли угодил?
Изба большая. Убрана резьбою.
Хозяин зван Субботой с малых лет…
С моим умом да рожею рябою
Не вышел из меня анахорет,
Но честь при мне. С того не умираю,
С того живу. Опричное копьё
Не догнало́. И в устремленье к раю
Я обещанье выполнил своё.
И г н а т и й
Какое обещанье? Ты ль не болен?
Ужели не впервой тебя мы зрим?
Г о с т ь
Впервой. я от московских колоколен
Иду на ваш благословенный дым.
Дня не пройдёт, чтоб я не приложился,
Бывало, к чарке. Правда, с неких пор
Сего я удовольствия лишился –
По счастию, затеял глупый спор,
Изрёк в сердцах, что пьянствовать не брошу,
Хоть режь меня, а хоть железом жги.
Чуть заведётся грош, дорога грошу
В кабак хмельной. О прочем не моги
И думать. Тут-то первый мой приятель
Скажи, что новый явлен нам святой,
Заблудших душ суровый врачеватель.
Он враз конец положит страсти той.
Я пьяную хулу на всё на это,
Изве́рг, и то́тчас слеп стал, аки Савл.
Господь мне наказал, знать, той приметой:
Прозри святым тем, и Меня прославь.
(Замолкает на некоторое время.)
И г н а т и й (нетерпеливо)
Как дальше было? Сказывай скорее.
Кто тот святой? В каком скиту живёт?
Хотел бы я с таким-то добродеем
Словечком перемолвится. Совьёт
Гнездо в душе моей порой кручина,
Хоть в петлю лезь.
Д у н я ш а
О чём ты, бишь, Игнат?
И г н а т и й
Сколь вместе мы, а всё я сиротина,
Всё пред тобою в чём-то виноват.
Д у н я ш а
Опять ты за своё. Тебя жалея,
Я попускаю твой нелёгкий нрав.
Живёшь-то ты со мною, а не с нею —
Своей кручиной. Не сиди, поправь
Лучину лучше. Сказывай же дале,
Мил человек, о старце том святом…
Ведь ангелы Господнии послали
Тебя в наш занесённый снегом дом?!
Г о с т ь (переходит на шёпот)
Молва о нём по миру разнеслася
Тишком да вмиг. Об имени о том
Не поминай. Хоть в шубе ты, хоть в рясе —
Поплатишься немедля животом.
Не прост святой тот. Очи, словно угли
Его горят. В оковы взят царём.
Слова остры и вместе с тем округлы.
Кротка и речь – а молния и гром.
Не буду говорить, какою правдой
В сутане, поистёршейся до дыр,
Смирением ведо́м, а не бравадой
Забрёл в Тверской я Отрочь-монастырь.
Там и живал сиделец тот темничный.
Шепнули мне: де он митрополит
Филипп… Святой… Враг вольницы опричной,
Да о царе его душа болит.
Средь стражей родич мой случился дальний.
Посулом я его уговорил
Впустить мя в келью, где сидит опальный,
И в ночь одну он дверь мне отворил.
Почуял я: ступаю во темницу.
Допреж услышать звяканье оков,
Узрел душою свет. И стало мниться,
Что прохожу я толщею веков
К светилам дальним, временам нездешним.
И зуд противства тот же миг исчез.
Меня приветил голосом неспешным
Незримый узник, протянувший чрез
Пространство кельи два луча мне в душу.
Я против воли с радостью припал
Челом к земле, и ровный голос слушал:
Он знал меня, весь путь мой грешный знал.
В беспамятстве как будто пребывая,
Я поглощал вселенское тепло
Души великой, сам не понимая,
Что время к Богу стать лицом пришло.
Я оживал. я даже не заметил
Прозренья своего. А Божий мир
Стал благостен, и радостен, и светел —
Господь меня любовью окормил.
Из кельи вышед счастия исполнен,
Во храм влетел на крыльях, сам не свой…
Молитв горячих покатились волны
Ко образам. я снова был живой.
Не помню сколько времени молился,
Когда заснул… И вот он – дивный сон:
Филипп-святитель предо мной явился…
Да, то был он, то истинно был он.
В митрополичьем полном облаченье,
Но прост и светел. я стал тоже прост.
Он о своём мне сведал заточенье,
О будущей кончине и погост
Найти велел ваш. О себе поведать
Субботовой Дуняше наказал…
(Меняет внезапно тему разговора.)
Сухарика найдёте ли поснедать,
Да сбитенька – я, вишь, оголодал.
Который день, не емши, пробираюсь
Чащобою. Велик Господень свет.
Где потружусь, а где и побираюсь,
Дабы святого выполнить завет.
Д у н я ш а (стоит ни жива, ни мертва)
Так жив ли он? Скажи, мил друг, не мучай.
Г о с т ь (вздыхает)
Уж год его на белом свете нет.
А я прозрел. И то – не глупый случай…
Теперь на Соловках остаток лет
Хочу провесть.
И г н а т и й
Так он ужо и помер…
Д у н я ш а
Как помер он, ты знаешь ли, чернец?
Г о с т ь
Удушен был Малютой в Божьем доме,
А с ним терновый приняли венец
Видать что все насельники-монахи…
Один лишь я, свой подобрав подол,
Обетованьем связанный, не страхом,
От мук опричных в тёмный лес ушёл…
Д у н я ш а (ровным голосом)
Так что хотел Феодор мне поведать
Пред гибелью ужасною своей?
Г о с т ь (вопросительно смотрит на Дуняшу)
Феодор? Ты – Дуняша? А поснедать
Не дашь ли? И рассказ пойдёт живей.
И г н а т и й
От кринка с молоком, а с ней краюха
Хлебца ржаного – ешь да запивай,
Да сказывай. Не то моя старуха
С лица совсем сошла. Споре́й давай.
Д у н я ш а (тяжело опускаясь на лавку)
И впрямь, поешь, поешь, а там доскажешь.
Да слово в слово, милый человек.
Правдивым сказом ты меня обяжешь
Должницею твоею быть навек.
(В с е напряжённо ждут, пока г о с т ь громко и быстро ест. Наевшись, г о с т ь глубоко
и удовлетворённо вздыхает)
Г о с т ь
Не дал он своего благословенья
Царю Великий Новгород казнить…
Иначе был бы жив. В том нет сумленья…
А так – земной прервалась жизни нить.
Д у н я ш а
Зато небесной жизни нет скончанья.
И г н а т и й
Про новгородцев слыхивали, чай.
Литве почто давали обещанья?
Коль изменил, так ты и отвечай.
Г о с т ь
Оно и так, да сколь людей безвинных
Опричники замучили зазря…
Д у н я ш а
Что мне велел поведать благочинный?
Г о с т ь
Он знал, что примет муку от царя.
Что о тебе, сколь жил, всегда молился.
Просил о благоденствии твоём
И Бога, и святых и тем крепился
В трудах своих и ночию и днём…
Что если б не обет, тебя бы в жены
Он взял и жил бы счастливо в Хижах.
Но он пошёл дорогою блаженных —
Сии же ипостаси на ножах…
Что в твёрдости своей неколебимой
Тебя сестрицей младшей величал…
Разумницей весёлой и любимой…
Видать с тем и земной свой путь скончал.
Что песню бы твою хотел послушать
Про дождичек, про брата и сестру…
Она ему, видать, запала в душу —
Сказал и стаял на шальном ветру.
Г о с т ь
И всё. я тот же миг проснулся
И долго неподвижным возлежал…
Рад несказа́нно, что не обманулся,
Тебя нашёл и тем не оплошал.
Как будто камень враз с души свалился.
И г н а т и й
Пойдёшь гулять таперя налегке.
Д у н я ш а
Ты б на зиму у нас остановился —
Всё б глаже стал на козьем молоке.
Работой мы б тебя не обязали.
Живи, молись.
Г о с т ь
Да я остаться рад.
Да не к чему вам здесь мои печали,
Моих забот никчемных жалкий склад.
Д у н я ш а
Дождись хоча купецкого обозу…
Чу, воротами вновь гремят. Игнат!
И г н а т и й
Кому толчись охота по морозу.
А ведь свирепо, я скажу, гремят.
Г о с т ь (тревожно вскакивая)
Никак за мной явились, бусурмане.
Ужо я думал было, что убёг…
Ведь знаю же – не радуйся заране…
Кромешники не зря едят пирог
Свой. Вы меня не прячьте, добры люди.
Скажите, что случайно де забрёл.
Да мало ль кто по белу свету блудит…
Д у н я ш а (решительно)
А коли так, то полезай в подпол.
Там кадку отодвинешь со грибами,
Доску отымешь – за доскою схрон;
Войдёшь, крюком доску притянешь к раме…
Наш путь давно на небе проторён.
(Г о с т ь с помощью Ф ё д о р а быстро забирается в подпол; Ф ё д о р возвращается с крынкой медовухи)
Д у н я ш а
Игнат! Поди скорей открой ворота,
А я на стол чего-то соберу.
Пусть поедят. А там со всей охотой
Пойдут своей дорогой подобру.
(И г н а т и й выходит. Д у н я ш а поднимает очи горе)
Филипп-Феодор, огради нас сирых!
От лютости царёвых слуг спаси!
Мне прежде быв утехой в бренном мире,
Стань утешеньем общим на Руси.
(Слышен одинокий удар большого колокола, затем приглушенный голос святителя Ф и л и п п а)
Г о л о с Ф и л и п п а
Не бойся, Дуня, никого не бойся.
Сии придут и выйдут без вреда.
Господнею молитвою прикройся…
А я отныне с вами навсегда.
Не забывай меня.
Д у н я ш а
Феодор, милый!..
(Едва успевает прочесть «Отче наш», как с грохотом распахивается дверь и входят два розовощёких o п р и ч н и к а, за ними И г н а т и й)
П е р в ы й о п р и ч н и к
Нас тут добром встречают, Пантелей.
А ты кого сим молоком кормила?
Д у н я ш а
Внучок от пил. Ты и себе налей.
В т о р о й о п р и ч н и к
Мы молока не пьём. Скажи-ка, баба:
Медку ль найдётся сладкого испить?
П е р в ы й о п р и ч н и к
Не медовуха ль в крынке? Налила́бы.
Аль плетью мне тебя поторопить?
С дороги мы тут ненароком сбились —
Нам не в Хижи потребно, а в Гужи.
В т о р о й о п р и ч н и к
Зато медку мы где б ещё напились?
Ты дед нам шлях короткий покажи.
(Д у н я ш а наливает медовуху в большие деревянные кружки.)
П е р в ы й о п р и ч н и к
Вы часом никого из перехожих
Сей день не привечали на селе?
(Смеётся.)
Изменщика оно видать по роже,
Хош трезв он будь, а хош навеселе.
В т о р о й о п р и ч н и к
Молва прошла, Филиппов де племянник
Внучатый сбёг, подлец, в сии края.
Давно ему пора в царёв помянник…
В Гужах, судачат, сход того ворья.
(О п р и ч н и к и со смаком пьют, крякают).
П е р в ы й о п р и ч н и к
Пойдём же, дед, дорогу нам покажешь
(Выходят с И г н а т и е м).
Д у н я ш а
Спасибо, Фёдор. Бью тебе челом.
Хоть я бойка, а и двух слов не свяжешь.
Со страху… Слава Богу, пронесло.
Вылазь, чернец. Ушла твоя опаска.
Пошла в Гужи Филиппов род карать.
(Поднимает очи горе.)
Твоя спасла нас, Фёдор, ныне ласка.
Не наш черёд, выходит, помирать.
(Гость выбирается из подпола, бросается перед Д у н я ш е й на колени)
Г о с т ь
Я зло привёл к вам, о добре радея…
Прости…
Д у н я ш а
Им ныне надобен другой.
Филиппов род изводят, лиходеи.
Г о с т ь
Что не Филиппов родич, то изгой.
(Входит И г н а т и й)
И г н а т и й
Иди, чернец. Храни тя Бог! Не мешкай.
Спровадил ихо войско на Гужи.
Послал их торной, не короткой, стежкой.
Д у н я ш а
Иди, чернец. Господь тя сторожи!
Г о с т ь
Неровен час опять сюда нагрянут…
Пойду немедля. С Господом пойду.
Ведь всех на дыбу, нехристи, потянут,
И заиграем враз в одну дуду.
Пойду в Гужи. Авось приду первее.
Предупрежу невинного…
Д у н я ш а
Тогда
За третьим домом забирай левее.
Гужи – в версте. Минует тя беда.
Сейчас я соберу тебя в дорогу.
Кожух от стар, зато и не дыряв.
От хлеба край, медку налью немного…
Храни тя Бог! Иди. Филиппа славь.
С молитвою да истовою верой
Дойдёшь, чернец. И я свою мольбу
Ко Господу взнесу и не умерю
Молитвы жар. Сыщи свою судьбу.
(Г о с т ь, быстро перекрестившись на образа, кланяется им, затем кладёт поклон Д у н я ш е, И г н а т и ю и Ф ё д о р у, уходит. Свет медленно гаснет; звучит протяжный, как бы удаляющийся голос Ф и л и п п а)
Г о л о с Ф и л и п п а
Не бойся, Дуня, никого не бойся —
Страшись едино Божьего суда.
Молитвою Господнею прикройся —
Сии придут и выйдут без вреда.
Не забывай меня…
