Четыре рыцаря, что стоят за мной ждут пока я зайду, но вместо этого я падаю на колени и начинаю плакать. Плакать так, как умею.
— Что с вами?
Они не видят во мне преступницу. Возможно им просто сказали меня спрятать, чтоб избежать проблем. И они, даже не понимая, кто я, бросаются, чтоб поднять меня и…
Очень быстро сползают на каменный пол.
А в моих руках маленькая бутылочка, что испускает голубоватый дымок.
Снотворный газ, так назвала это Намбира. Она сказала, что жидкость быстро испаряется и если разбить её, то уже через несколько секунд все рядом уснут. Но она так же быстро выветривается — через несколько секунд как я разобью или выпущу его, эффект пропадает. Поэтому мне просто стоило задержать дыхание всего на несколько секунд, откупорив бутылочку и дав вдохнуть газа этим мужчинам. А как только закупорила её обратно, то уже через пару секунд могла сама вздохнуть, ничего не боясь.
Металлический грохот разлетелся по коридору, когда они упали на каменный пол. А я, не теряя времени даром, перепрыгнула их тела и бросилась бежать по коридору дальше. Я не знаю план этого подземелья, но если судить по тому, что я видела, проход здесь один. Уверена, что там будет лестница вниз. И скорее всего Рея, как опасного человека, поместили в самые нижние камеры. По крайней мере я так думаю.
Я быстро бегу дальше, молясь богине, чтоб проход здесь вниз был всего один. Добегаю до лестницы, спускаюсь и вновь бегу по длинному коридору. Иногда встречаю стражников, но у меня много этих баночек — я просто бросаю в них эти склянки и те засыпают, так ничего и не успев сделать. Некоторые перед этим успевают схватиться за меч, но не более. А где-то сверху я слышу топот ног в стальных сапогах. Они бегут за мной, они уже знают. И этот топот всё ближе и ближе.
Я спускаюсь всё ниже и всё меньше остаётся у меня моих снарядов.
Уже, когда топот ног за моей спиной совсем рядом и уже слышно, как мне приказывают остановиться, я попадаю в длинный тёмный коридор. Это должно быть точно то место! Я бегу что есть сил, подхватив подолы юбки, чтоб не споткнуться. Около последней двери стоят сразу восемь стражей, а не по два, что обычно разгуливали на этажах. Значит я рядом!
Последние снаряды, что у меня остаются, я, не жалея их, бросаю в рыцарей, что уже вытащили мечи и подняли перед собой щиты. Голубоватый дымок охватывает их, и они начинают медленно оседать на землю с металлическим лязгом. А за моей спиной всё ближе и ближе топот рыцарей…
О богиня, пусть я не ошиблась и Рей действительно в этой камере, пусть мне удастся его спасти.
Я уже почувствовала, как чья-то рука схватилась за подол платья, но я дёргаюсь, и та часть рвётся, оставаясь в руках преследователя. Слышны ругательства, лязг мечей, что достают рыцари из ножен, последние предупреждения, а я тем временем перепрыгиваю тела в латах, подбегаю к двери, толкаю её, и оказываюсь в большой комнате, где…
— РЕЙ!!!
Муромец молча оглядывал то, что когда-то было лагерем работорговцев. Это место, что приносило столько боли и страданий и которое он бы сам с удовольствием разрушил, теперь было ничем иным как пепелищем. Обугленные, разрушенные дома, от некоторых до сих пор поднимался дымок, обгоревшая земля и груда тел, что лежала в центре этого хаоса, словно в завершение картины.
Он уже видел подобное не раз и не два за свою слишком долгую жизнь. Именно поэтому такая картина не вызвала у него никакой реакции. Ещё одно место боли, где людская ненависть нашла свой выход.
Он прогуливался среди этих развалин по направлению к форту, зная, что там никого не будет. В какой-то момент он почувствовал странное ощущение, что словно что-то происходит, но оно скрылось так же быстро, как и возникло. Поэтому, не сильно обращая внимание на это, Муромец отправился по обгоревшему лагерю дальше.
На самом входе уже под ногами виднелась подсохшая грязь, пропитанная кровью. Возможно здесь работорговцы попытались дать бой противнику, которого им было не суждено победить.
Ещё одна деталь, на которую он обратил внимание — ворота. Они были просто выбиты, словно получили чудовищный удар в то время, как их центр был просто аккуратно вырезан в форме круга. Он проследил взглядом дальше к месту, где была разрушена вышка, а дальше таким же образом уничтожен забор. Муромец был уверен, пройди он дальше и увидит уничтоженные деревья, которые точно так же будут ровно спилены тем оружием.
Лилит, которую он держал одной рукой подобно младенцу (спасибо его большим и её маленьким размерам) завошкалась. В последнее время она очень много спала, что говорило лишь о том, что ей знатно досталось во время телепортации. Она всю дорогу мирно спала у него на руках, просыпаясь лишь поесть да поговорить.
Как и сейчас она начала поворачивать голову, её нос при этом забавно дёргался, когда она принюхивалась к окружению.
— Илья, пахнет горелым. Мы в какой-то выезженной деревушке?
— Можно и так сказать, — ответил он, оглядываясь.
— И… пахнет палёным мясом. Это ты кушать готовишь или мы набрели на кладбище?
— Всё продолжаешь шутить, даже в такой обстановке…
— Ну а что? — сделала она удивлённое лицо и повернула голову в его сторону. — Им то всё равно ничем не помочь. Подгорели ребятки знатно, раз даже я почувствовала. Кстати… это дела нашего подопечного?
— Не могу ручаться за всё, но он явно побывал здесь. И тела… Вряд ли это рабы, скорее Рей на пару с тем мужчиной перебил здесь работорговцев, придя за тем, что его интересовало.
Буквально недавно Муромец с Лилит на руках набрёл на женщину с мужчиной. И если женщину он не узнал, то мужчину Муромец уже видел, пусть и очень давно. Не думал он, что встретит его повторно.
Это было на юге от этого места, когда они шли в этот район, куда, по словам одной из свидетельниц, которую он смог найти в городе, Рей отправился. Мужчина и женщина брели, обнявшись, словно поддерживая друг друга, когда Муромец их заметил. Он тогда аккуратно положил Лилит под дерево у дороги, от чего она проснулась и обратила у нему своё удивлённое лицо. Он вытащил копьё из-за спины, готовый дать бой давнему противнику, который каким-то чудом до сих пор топтал эту бренную землю.
Да вот только бой ему дала женщина рядом с мужчиной.
Когда тот заметил его, то остановился, создавая оружие. Он попытался отстранить её рукой, но женщина оттолкнула его самого, выскочила вперёд и врезалась в Муромца, словно пыталась столкнуть его на землю.
— Не смейте! Не смейте на нас нападать! Чего ещё вы, подонки, можете забрать у нас!? Хватит! Хватит с нас ваших безумств! Чего вы хотите от нас!?
Она что-то кричала, рыдала и молотила своими кулачками по Муромцу, для которого дождь был более чувствительным, чем её удары.
Мужчина же стоял с каким-то безразличным видом, глядя на всё это, словно последние силы уходили у него на поддержание собственной жизни. Это представление длилось не больше трёх минут.
Под конец она просто тихо сказала:
— У нас забрали уже практически всё. Оставьте нам хоть какую-то надежду.
И Муромец просто отступил назад. Отступил, потому что знал, что такое настоящее зло, он знал, что такое отчаяние и что такое последняя надежда.
Для женщины эта дорога была последней надеждой уйти подальше из этого ада, и она была готова отчаянно бороться за неё. И тот мужчина, что был когда-то его врагом, может он и заслуживал смерти, но для этой женщины, на чьём лице отпечаталось бесконечное горе, он был последним смыслом существования. Не ему отбирать его.
Женщина взглянула на него с какой-то стальной жилкой, которую даже не у всех воинов можно было заметить, и молчаливой благодарностью, которая проскользнула в её мокрых глазах. Она бросилась к мужу, обхватила его за плечи и повела дальше, оглядываясь своим острым взглядом, словно прикрывая свой смысл существования самой собой.
Возможно своим женским чутьём она почувствовала, что для её мужа Муромец может стать последним противником и ему он был не по зубам.