Дело в том, что, уходя в Думу с должности главы администрации города и района, Бородинов оставил «на хозяйстве» своего зама Илюшу. Скромнягу экономиста-плановика. Предполагалось, что в случае форс-мажорных обстоятельств типа поражения на выборах Бородинов вернется в свое кресло главы. Не тут-то было. Надобность возникла, но Илюша уступать кресло не захотел. Бородинов ушел в бизнес, в котором ничего не смыслил. А его верный зам намертво прирос к мэрскому креслу.
Илья меня ненавидел всеми фибрами души. Так получалось, что его при мне неоднократно «драли» вышестоящие чиновники. Однажды в студию «Логорифм» на прямой эфир ко мне приехал глава региона Кавказских Минеральных Вод Алексей Кулаковцев, ныне спецпредставитель президента в одной из республик Северного Кавказа. Кулаковцев без преувеличения слыл самой колоритной и перспективной личностью, был дружен с Бородиновым. Эти два рослых, спортивных, красивых, нестандартно мыслящих мужика, одним своим видом бросали вызовСтавгородчине, для которой образ первого лица непременно ассоциировался с отвислым животом, красным лоснящимся лицом и бегающими, заискивающими глазами. Кулаковцев пришел в студию, минуя кабинет Ильи Теллера. О прибытии своего шефа Илюша узнал из телевизора уже во время начала передачи. Для него это был шок. Он метался по кабинету и кричал, что порвет меня на куски. В джентльменстве и пунктуальности главы региона Кулаковцева мэр Теллер усмотрел личные происки журналистки Феникс. Самое скверное было то, что до перерыва в вещании, до первой рекламной паузы, Илья не мог попасть в студию, которая находилась у него, простите, под задом – двумя этажами ниже. Когда же путь в студию был открыт, Илья предстал перед Кулаковцевым в виде послушного и слегка обиженного мальчика для битья, на котором сломались розги: глава курортного региона битый час выпускал пар, отвечая в прямом эфире на вопросы энцев по поводу безобразий в коммунальном хозяйстве, в сфере социального обеспечения, то есть по сути отвечал за огрехи мэра.
Теллер стоял навытяжку, опустив голову, подарив мне один выразительный по своей убийственности взгляд. Что означало: «Свою игру ведешь? Против меня? Всё, Феникс, держись!». Не вела. Просто работала. И не считала необходимым согласовывать с главой города кандидатуры участников своих передач.
Жаль, что вскоре на перспективного Кулаковцева окрысилась теневая областная элита и буквально «закопала» его. Сначала был состряпан президентский указ об отстранении Кулаковцева от должности за нецелевое якобы использование бюджетных средств – денег из федерального бюджета, вырванных с кровью для развития региона и розданных под проценты руководителям перспективных отраслей народного хозяйства. Деньги нужны были всем. И тогда Кулаковцева разве что не носили на руках. Но отдавать деньги не захотел никто. Многомиллионный кредит окрестили «кредитом Кулаковцева» и повесили на его шею. Потянулись судебные дела, потом умница Кулаковцев, выиграв все суды и разорив попутно несколько газет, поспешивших обвинить его в «нецелевке», уехал из области. Правильно. На Ставгородчине иная шкала ценностей…
Однажды Теллер, которому я досталась от Бородинова в качестве помощника по связям с общественностью, вызвал меня в кабинет. Он очень хотел, чтобы я предоставляла ему полную информацию о том, что и с кем говорит Бородинов, с кем встречается, какие бумаги я за него подписываю. А это действительно имело место. Бородинов почти все время был в Москве, а народ шел к нему валом в Энске – беженцы из Баку и Душанбе, из Чечни, спитакские страдальцы, кого только не было. И у всех проблемы – прописка, жилье, работа. Бородинов разрешил мне самостоятельно принимать решения. Я и принимала. И депутат, и избиратели были довольны. Не доволен был один Илья. Он хотел видеть меня в амплуа стукача и любовницы одновременно, сидеть в кресле своего бывшего шефа Бородинова, рулить городом и ни за что не отвечать.
Отношения обоих моих шефов из деловых и доверительных постепенно стали напряженными. Поводов было достаточно. Разные политические лагеря: один – демократ, другой – коммунист. Разные взгляды на местное самоуправление: один – за, другой – резко против. Разное видение политических перспектив друг друга: Бородинов видел Теллера исключительно своим замом, Теллер видел себя мэром, начисто исключая Бородинова из сферы своих интересов. А тут еще я.Теллер «прессовал» меня, Бородинов деликатно, но твердо ограждал от нападок. В его отсутствие я мужественно сносила удары одного и никогда не жаловалась возвращавшемуся из Москвы другому, была помощником обоих, пытаясь в работе двигаться в двух направлениях одновременно. Ситуация была дурацкая. Я застряла между двумя облаченными властью мужчинами, одного из которых любила, а другого терпела.
И вот теперь в ответ на завуалированный приказ докладывать обо всех деяниях Бородинова я не выдержала:
– Илья Михайлович, между вами с Бородиновым огромная пропасть возникла. Я сижу в шпагате над этой пропастью. А вы одну мою ногу со своего края сталкиваете. Вы хотите, чтобы я полетела вниз? Зачем это вам?
Илья пулей вылетел из-за стола:
– Как ты хорошо сказала! Как правильно!
В этом был весь Илья.
После этого разговора телевидение «Логорифм» приказало долго жить. Илья сначала отобрал помещение у студии, потом прекратил финансовую помощь. Работать со СМИ, просвещать население он не хотел: меньше знают, крепче спят. В моду опять вошли кулуарщина, замалчивание проблем, тактика двойных и тройных стандартов, забытые при Бородинове.
Вскоре из Пятигорска в Энск приехала съемочная группа областного телевидения. Обо мне снимали коротенький документальный фильмец. Мне надлежало красивой походкой пройти по площади до мэрии. Ветерок теребил волосы и вздымал полы розовой шелковой мини-юбки, я жмурилась от слепящего солнца и – нос к носу столкнулась с Илюшей. В компании двух престарелых граждан он тормознул меня, закрыв обзор оператору с телекамерой, и традиционно, как обычно без малейшего повода, заорал:
– Что ты себе позволяешь? Я выгоню тебя из кабинета!
И пошел прочь. Я оцепенела. Подлетели оператор с журналисткой:
– Что случилось?
Я нацепила на лицо безмятежную улыбку и сказала, что мэр не вкурсе идущих съемок и подбросил мне на ходу новую тему, которая его крепко озадачила. Журналистка облегченно вздохнула, оператор ушел на исходную позицию, я повторила красивую проходку по аллее к мэрии. Что творилось в моей душе, не узнал никто. Как я и сама не поняла, о чем опять орал и чего от меня хотел этот странный мэрик.
Самое удивительное, что повода в чем-то меня обвинять у него не было ни малейшего. Я только что вернулась из отпуска и «насолить» Теллеру чем-либо просто физически не успела. Впрочем, врачи говорили мне, что у него ассоциативное мышление. Это как болезнь. Каждая клеткаэмоционально нездорового организма запоминает реакцию на какое-то будоражащее событие или объект и впоследствии выдает эту реакцию всякий раз, когда больной видит этот объект или попадает в аналогичную ситуацию. Иными словами, синдром «красной тряпки». Так Илюша реагировал на меня. Так неуравновешенный человек инстинктивно чувствует неподвластную ему силу и стремится поработить, уничтожить ее носителя. Ему было мало лояльности и внешне уважительного отношения, ему мало было даже огромной дистанции и полного прекращения контактов. Ему было необходимо довлеть. В каждом моем слове – печатном или эфирном – он выискивал подвох и подтекст и втайне мечтал с позором изгнать меня сначала из кабинета в мэрии, которую он считал своей собственностью, а после и из города. Он чуял, что я не люблю его родной Энск, и был абсолютно прав. Этот город рождал во мне тоску и отвращение. Я считала, что отбывала там 20-летнюю каторгу.
Энск – древний городишко, население которого делится на две почти равные части: тех, кто только что освободился из мест заключения, и тех, кто вот-вот туда отправится. Не случайно именно в Энске в середине прошлого века состоялся первый всесоюзный съезд воров в законе.
