Кто это сделал? Материализованный «Каиафа» – Николай?
Вдвоем с Сергеем, оказавшимся доцентом Пятигорского вуза и учеником Екатерины Федоровны, они начали меня лечить. По… позвоночнику. Значит, все-таки – Николай.
Я стояла спиной к своим целителям, а они жгли свечи и молились за меня. Чужие люди, впервые встреченные на моем пути, встреченные столь неожиданно и даже мистически, приводили в порядок мои тонкие тела. Тогда, в 98-м году, это было не просто фантастикой. Если бы в своей последующей после этого визита статье я описала эту часть нашего общения с ясновидящей, и меня, и ее с Сергеем сочли за ненормальных. Это сегодня разные био-космоэнергетические школы и течения дают практические и теоретические знания – только пожелай! Но тогда…
Я почувствовала сильнейшую усталость и уронила свое тело на стул. За окном стоял декабрь, сумерки. Света в комнате не было. Свечи погасли. Екатерина Федоровна откинулась на диване. За ее спиной в ряд стояли иконы. Я остановившимся взглядом смотрела на них. Вдруг… Как бы это объяснить…? Иконы зажглись! Они стали объемными, как в стереофильме. И все пространство вокруг старушки стало розовым. В него были вкраплены блики фиолетового, желтого цветов. Причем таких оттенков, какие увидишь разве что на полотнах Николая Рериха. Я разглядывала иконы и не понимала, почему я вижу их ТАК – отчетливо и ярко. На сердце было легко и как-то восторженно. Екатерина Федоровна смотрела на меня и улыбалась. Наконец я поняла, что мы сидим в сплошной темноте в смысле электроэнергии, а свет источают иконы – Богородицы и Иисуса.
– Что это было? – Я была поражена эффектом.
– Ты же хотела знать, что такое ясновидение? Вот тебе показали, что и как можно видеть.
– Да, но я видела иконы. А не будущее, не прошлое, не мысли, не образы…
– Ты торопишься. Розовый цвет, которым сейчас всё было залито, означает, что тебе разрешили вернуть право на любовь, отнятую черным магом. И знаешь, почему разрешили? Потому что…
– Потому что я отказалась стать его ученицей?
– Не только. Ты сделала свой выбор раньше. Когда отказалась даже читать его книгу. Поэтому тебе помогли быстро найти ключ. Чтобы грязная информация из книги не проникла в твое сознание ни одной буквой! Пройдет время, и ты сама напишешь книгу. Прошу тебя, будь честна в ней до конца. Я не доживу до тех дней. Но я всегда буду рядом. А теперь иди. Больше мы не увидимся.
– Но почему? – Я была в шоке. – Мне так хорошо с вами!
– Ты должна пройти свой путь сама. Сейчас мы помогли тебе. И потом на твоем пути будут встречаться самые неожиданные люди, которым предназначено помогать тебе. Тебя ждут испытания. Ты будешь предана и оклеветана. Но не бойся. Так надо. Это поможетподняться на другой уровень развития. Ты это заслужила своей прошлой жизнью. И помни, все враги, которые встретятся тебе на пути, на самом деле – не враги, а учителя. Люби их.
Мне было жалко и больно покидать Екатерину Федоровну. Я многого не могла понять из сказанного ею, страшило будущее. Мне хватало испытаний в моем сегодня. Я была уверена, что строю свое завтра добродетельной жизнью и честным трудом. Но оказывается этого мало и для счастья, и для выполнения некой особой миссии, с которой человек вообще приходит в эту жизнь.
Мне предстояло научиться впускать в сердце радость, праздник, фейерверк даже тогда, когда обстоятельства этому на первый взгляд никак не способствуют. Научиться любить себя и других. Но других – через накопление некой массы любви внутри себя и к себе, чтобы после щедро делиться ею с окружающими. Ведь если внутри человека пусто, нет любви и радости, то чем же он поделится? Что отдаст, кроме негатива, с накоплением которого ни у кого из нас в нашей непростой жизни нет проблем…
Я возвращалась в Энск со сложным чувством. Впервые вот так зримо я соприкоснулась с двумя полюсами нематериального мира, который олицетворяли Николай и Екатерина Федоровна. Интересно, что пришли они в мою жизнь один за другим, но чернота шла первой. Зачем? Не затем ли, чтобы выбор между добром и злом был осмысленным? И нет ли здесь некой Божественной закономерности? Например: светлые силы приходят очищать то и там, что и где замусорила нечисть. Или, выражаясь проще, день сменяет ночь, и если бы на Земле всегда был день, люди бы не умели ценить его…
Я смотрела на лица людей и думала: а все ли знают, зачем пришли на Землю? Наверно, в младенчестве знают. Точнее, помнят наказ Отца небесного. Но тогда почему груднички так много плачут? Бунтуют заранее, не хотят земных испытаний?
Мой младший сын не плакал совсем. Только смеялся. Даже, когда его всего разъедал диатез. Он смеется с тех пор постоянно. И растет, слава Богу, везунчиком. Старший плакал много, месяца три. Потом стал каким-то серьезным, взрослым. Есть такие дети. Они, как старички малолетние. С глазами умудренных жизнью людей. И веселье у них не детское. Обреченное, что ли. Старший по Зодиаку Змееносец. Это несколько дней в промежутке между ноябрем и декабрем. Такие дети по утверждению космоэнергетов – особые. Они присланы на Землю со сверхзадачей, с важной, глобальной миссией. Как только змееносцы исполняют ее, их быстро забирают обратно. ТАМ они нужнее. Жутковатая информация для матери. Но, глядя на своего старшего сына, на его безудержное стремление «наесться» жизнью, все успеть, оценивая его блестящий ум и способности, я всегда чувствовала некое особое его предназначение. Видела – и боялась. Уж лучше был бы, как все. Но ни мы, матери, ни гены наши и наших мужей над этим не властны…
А предназначение… Моя мама уверяет, что первым моим словом было слово «писать». И я писала, еще не зная букв, на стенах квартиры и подъезда, на асфальте. В школе мне хотелось написать что-то значимое, важное, но, не имея жизненного опыта сделать это было трудно. Мои сочинения читались учительницей вслух и во всех классах. Хотя я далеко не всегда прочитывала программные произведения до конца. Я просто чувствовала героев и представляла, как тот или иной характер поведет себя в конкретной ситуации, что скажет, что подумает. Получалась аналитика с публицистикой в детском варианте. В литературный институт им. Горького с такой базой не поступишь. Да я и не пыталась. К тому же любимая учительница впаяла мне в аттестат «четверки» по русскому и литературе. Тогда для меня это был в высшей степени шок, результатом которого стал отказ учиться в гуманитарном институте и мое поступление в политехнический. И, кстати, весьма успешное его окончание.
Математика «поставила» мне мозги. Сейчас я понимаю, что высшие силы в те годы уберегли меня от более серьезного разочарования, которое могло не дать мне исполнить своего предназначения – писать. Ведь если бы я не поступила в литинститут, а я бы не поступила, так как у меня, школьной выпускницы, не было публикаций, да и не столичных абитуриентов Москва всегда не жаловала – я бы «забила» на творчество. Ведь даже после «четверок» в аттестате я три года не могла заставить себя ни читать, ни писать. Я не могла даже видеть печатные буквы! Так глубока была обида на любимую учительницу. А причиной сниженной оценки явилась ее неуверенность, что я смогу получить «пять» на вступительных экзаменах. Бред. Однако же я в единственном числе и получила «пятерку» за сочинение в политехе, написав его к собственному удивлению в стихах.
В Энске я по закону жанра не должна была заниматься журналистикой. Туда я приехала из Казахстана по распределению после института инженером-механиком на завод. Однажды ноги принесли меня в редакцию заводской многотиражной газеты. Дух редакции, хотяв ней и сидел один-единственный человек, полковник в отставке, мгновенно заполнил мое существо странным томлением. Зачесались ладони. Я поняла: это – оно. То, что надо. Отсюда и стартовала.
На подступах к Голгофе
– И как Леночка будет жить, если Бородинов проиграет выборы? Что с тобой будет?
Толик – мент. Моя судьба его заботила с того момента, как он впервые увидел меня 15 лет назад. Два года наблюдал за мной со стороны, а потом пошел «на абордаж». Стал другом семьи. Учил жизни. Капал на мозги. Фамилия Бородинова ему не давала покоя. И не только ему.