На территории Энского района расположились сразу несколько тюрем и колоний всесоюзного значения. Их обитатели по окончании сроков оседали тут же. Места – почти курортные, недалеко Домбай, Теберда, Кисловодск, Приэльбрусье… Чем не жизнь? В городах-курортах бывших зэков, конечно, не прописывали, а в Энске – с дорогой душой. Тут были промышленные предприятия всесоюзного значения, вредные производства и кому, как не освободившимся из мест заключения, занимать здесь рабочие места. Потому и из учебных заведений в Энске со времен царя Гороха были только ПТУ и пара техникумов. И хотя в последние годы сии учебные заведения гордо переименовались в колледжи, а на территории города появился косой десяток филиалов вузов, суть осталась прежней – образовательный, интеллектуальный уровень Энска низок чрезвычайно. Даже развал Союза и приток русских из бывших республик не сильно изменили интеллектуальный и культурный фон города. Беженцы из Средней Азии, Закавказья, Чечни, будучи генетически более приспособленными к жизни в нетитульных регионах, не могли адаптироваться в российском Энске.
– Здесь какой-то другой, непонятный народ. Каждый норовит тебя объегорить, – делились русские из Грозного.
Да что ж тут непонятного? В Энске просто действует кланово-родственный принцип существования. Для того чтобы здесь жить и работать, надо быть принятым либо в ряды национальной диаспоры, либо в семью с глубокими энскими корнями. Неважно, какими – алкоголическими, наркоманскими, преступными, компартийными, трудовыми… В противном случае ты навсегда будешь здесь чужаком, какой бы вклад в развитие экономики, политики, культуры Энска ты не внес.
Доказательства такого утверждения похоронены на городском стадионе. Здесь под травяным покрытием находится братская могила. На ней каждый День города топчется под бесноватую музыку толпа нарядных горожан, клянутся служить на благо всей Ставгородской области доморощенные политики. Сколько человек похоронено и от чего они умерли? Об этом известно немного. По свидетельству старожилов, похоронены на стадионе коллежские асессоры и прочая интеллигентская братия, которая не могла ужиться ни с народом Энска, ни с его моровым климатом.
А ведь был лет 200 тому назад Энск первой столицей Ставгородчины! Расположенный в яме между гор, этот городишко всегда накрыт туманом, а в славную компартийную пору, когда провинция финансировалась по остаточному принципу, утопал в болотах и грязи. Еще Энск славен тем, что в 5–4 в.в. до н. э. скифы использовали его окрестностидля захоронения погибших от рук темных сил соплеменников. По сей день Энск славится своей «чертовщиной» – большим количеством гадалок, ворожей – и притягивает к себе людей с паранормальными способностями.
Кстати, про Илюшу в городе открыто говорили, что он обращался к бабкам-колдуньям за получением черной силы. Был период, когда Илья заметно чах, болел, лежал с гипертонией и инфарктом в больнице. Потом в один миг вдруг стал здоровым и красивым, помолодел и ринулся в политические бои с норовом 30-летнего мужичка, хотя на самом деле справлял «полтинник». Интересно, но в это же время в семье Ильи возникли проблемы: лишилась почки дочь, занаркоманил родственник, умственно стал отставать внук. Понимал ли, с чем это связано, карьерно устремленный мэр? Что таким образомблизкие платят по его счетам? Вряд ли.
А вообще Энску, конечно, есть, чем гордиться. Он лежал в центре Великого шелкового пути. На площади, где сегодня с протянутой в будущее рукой стоит памятник Ленину, бушевали пышные ярмарки. Сюда любили наезжать грузинские князья. Отдавая честь городу-крепости, защищавшей южное порубежье от набегов черкесов, отпрыски знатных родов заезжали в казачью Никольскую церковь, сборно-разборную, без единого гвоздя и без фундамента, но убранную с царским величием и роскошью. Куда коммунисты подевали золотые оклады древних икон и где, в каких праведных боях с черкесами их брали кочевые казаки, архивных свидетельств нет. Энск умело прятал концы в болото. Поговаривают, что исторические документы, летопись судьбы древнего города хранились в другой церкви, которую во время оккупации взорвали фашисты. Буйствовали они в городе изрядно. Притом, что подполья с Энске не было. Напротив, жители его окрестностей прославились тем, что приветствовали оккупантов белым конем с попоной. Что не мешало фашистам истреблять мирное население.
После войны Энск долго не мог оправиться. В начале 80-х годов основная часть населения всё еще жила в хатках с земляным полом, в грязных общагах и работала в литейных цехах арматурного завода. Жилье здесь почти не строилось. Основой существования была идеология ленинизма. Ее боялись не меньше оккупантов. Главным принципом существования было не сметь свое мнение иметь. Малограмотные и плохо образованные люди были дешевой рабочей силой вредных производств, рабами горстки партбоссов, сидящих в местном белом доме. Их ненавидели и в их ряды стремились. И ненавидели тем сильнее, чем более были удалены от них.
Энск можно было бы назвать городом нищих, но вот ведь, что странно. При низком уровне жизни, который стал особенно нагляден в перестроечный период, деньги здесь были почти у всех. Уже не платили вовремя зарплату, волна за волной шли дефолты с инфляцией, уже закрывались производства, мыльными пузырями лопнули несколько банков, казалось, еще немного и город ждет социальный взрыв. Ничего подобного. По сей день при фактически нулевой занятости населения самые новые модели автомобилей, в том числе и иномарок, появляются именно в Энске и на душу населения их приходится больше, чем в других городах области.
Разросся частный сектор. На дома-дворцы просто залюбуешься. И это после сгоревших «в чулках» миллионов! Такое впечатление, что каждый истый горожанин только и ждал возможности обналичить некие закрома, чему коммунисты со своей идеологией препятствовали. Этому феномену удивляются все пришлые люди. Потому что «делать деньги» в этой «дырке от бублика» негде. Свиньи во дворах, голуби, дачные участки, куры и яйца, пасеки – это лишь доход, прибавка к пособию по безработице, но никак не капитал. На одних яйцах хоромы не отстроишь. И не могли все энцы скопом ограбить местные банки – «Агропромбанк», «Кредо», «Проминвест». Деньги отсюда растащили по карманам единицы.
«Фишка» же в том, что генетически коренные энцы – асы по деланию денег из воздуха. «Украл-сел-быстро вышел-снова украл-помог сесть другому» – лейтмотив поведения горожан, свято чтимый, передаваемый из поколения в поколение и оберегаемый от ушей пришлого люда.
Илюша Теллер Энск любил беззаветно и взаимно. Потому неоднократно избирался его мэром. Он был свой. И не мог мне простить копания в тайнах истории его родного города.
Работать вместе мы, конечно, не могли. Даже существование на одной территории было проблематично.
Положение тогда спасла Марина, редактор «Ставгородской правды». Она давно меня зазывала в газету, но Бородинов столь же упорно не отпускал: «Мне «птица Феникс» и самому нужна». Но когда он проиграл выборы, и я стала ничейная, а под Теллера «ложиться» ой, как не хотела, предложение Марины было для меня спасением.
Когда я принесла Илье заявление о переводе на должность собкора «Ставгородской правды», он удовлетворенно хмыкнул: я перестану маячить у него перед глазами, лезть «куда не надо», а в случае чего в Ставгороде ему будет сподручнее запрессовать меня чужими, еще более властными и цепкими руками.
«Ставгородская правда» находилась под контролем и финансированием высшего областного руководства. Позволить отдельно взятой журналистке делать в области погоду, ни один его чин не мог.
В «Ставгородской правде» в середине 90-х годов царил матриархат. Марина Коркина умело управляла редакцией, пресекая малейшие поползновения «акул пера» на внутренние распри и подковерщину. Тогда в кадровой политике редактора был ясный и четкий критерий – профессиональная состоятельность, светлая голова и трезвый образ жизни. Коллег с другими приоритетами Марина не держала.
