– Господин Ватерфол, немедленно откройте дверь! – кричала няня по ту сторону.

Но он не хотел. Эта старая жаба, которая не нравилась ему, стояла там и думала о том, как отлупит его. И Норманд нисколько не сомневался, что именно так она и сделает. Дверь дергалась, а затем повернулся ключик.

Разозленная нянька влетела в комнату. И тут же направилась к Норманду. Ему даже не нужно было читать ее мысли, чтобы понять насколько она зла. Ведь ее глаза так и горели яростью. В ее руках появилась воздушная плеть, которую она часто использовала для наказаний. Дед-то приучил внука, что мужчины не плачут и не жалуются, а потому он так и не рассказал ему о подобных методах воспитания.

«Мерзкий ублюдок. Сейчас он у меня получит!»

– Пошла вон! Уходи отсюда! – закричал он, как только воздушная плеть со свистом задела его маленькую ручку, оставляя ярко-красный след.

Нянька выпрямилась по струнке. Ее глаза стали стеклянными, даже двойной подбородок больше не трясся, как всегда, когда она была в гневе. А затем она просто развернулась и вышла из комнаты. И больше не вернулась. Норманду было страшно выходить из комнаты.

Дед вернулся к вечеру с брошкой, инкрустированной черным агатом. Он завел внука в свой кабинет и усадил в кресло перед столом – приучал с самого детства к взрослой жизни.

Норманд смотрел на него, боясь, что может услышать не только вслух, но и в мыслях. И последнее как раз сейчас исчезло. А ведь он что-то сделал со своей нянькой. И за это ему могло прилететь.

– Норманд, так уж сложилось, что твоя магическая сила – ментальная. Это огромная ответственность. И та сила, что досталась тебе – самая страшная и опасная не только для окружающих, но и для тебя. Когда-то таких, как ты, уничтожали. Да и до сих пор людей, обладающих ментальной магией, ищут и уничтожают. Но ты – единственный наследник рода Ватерфолов и должен понимать, что использовать такую силу во вред ты не должен.

– Да, дед, – Норманд покорно склонил голову. Он не мог ослушаться старшего Ватерфола.

Так уж сложилось в их семье, что у деда родилась только мать Норманда, которая слишком рано родила ребенка и, как выяснилось, больше не сможет иметь детей. Ее сын остался единственным, кто продолжит род Ватерфолов. Конечно, огласка о том, что ребенок родился вне брака, быстро распространилась по округе, вот только Грира Ватерфола – деда Норманда – уважали, и новость как вспыхнула, так и потухла за очень короткое время.

– Агат защитит тебя от чужих мыслей. И других от тебя. Носи и не снимай, но помни – никто не должен узнать о том, кто ты.

– Почему таких, как я, уничтожали? – спросил Норманд.

Такой подарок от деда он считал гордостью. Хоть и не подозревал, что Грир Ватерфол подарил ему нечто большее, а именно – жизнь. Но в пять лет Норманд понимал, что получил украшение. А дед ему всегда был примером и авторитетом, которого он не мог ослушаться.

– Я выгнал из комнаты няньку, – прошептал он со страхом, что скажет дед.

– Она мне рассказала, – махнул рукой дед. – Ты можешь быть свободен. Но помни мои слова. Твоя сила – большая ответственность.

«И все же, если я узнаю, что ты сделал что-то плохое с кем-то – мне придется тебя убить».

Это было последнее, что подумал Грир Ватерфол.

С каждым годом его сила росла. Он слышал всех людей, смог предупредить деда о нападении, предугадал многие события. Но неизменным оставалось то, что он слышал постоянно других. Это разрывало его на части. Он даже с женщиной не мог нормально провести время, ибо заранее знал, как она к нему относится. Ужасное состояние, когда нельзя доверять никому. Ты знаешь все, но главный твой друг – одиночество.

***

Норманд шел по вечернему городу, жадно прислушиваясь к каждой мысли прохожих. За последние три часа его жизнь резко поменялась. И виной всему стала голубоглазая блондинка, которую он выбрал на отбор. Ха, но у Магдалены Ваерн зеленые глаза! По крайней мере, так было на портрете. А может, художник так и нарисовал, а голубой цвет со временем стерся и стал зеленым. Такое бывает.

Нет, определенно надо проверить, какого цвета глаза у Магдалены Ваерн. И если ему подсунули другую девушку, то это будет крайне плачевно для Ваерна. И для нее.

Но – Светлая дева ему помоги! – как же ему было хорошо рядом с ней. Он не слышал никого. Ни работяг, ни Ваерна, ни саму девушку. Норманд уж было подумал, что лишился ментальной магии. Ведь украшения только глушили чужие мысли, а не закрывали их. Но теперь первая проблема – он не услышал мысли Магдалены. Она будто отгородилась от него стеной. Хотя, может, это было из-за печати на ее плече. А вот вторая проблема – он прислушался к мыслям Ваерна и уловил их настолько четко, будто тот с ним разговаривал: все его мысли были о том, что он оставляет дочурку в королевстве одну. Но Норманд все равно чувствовал подвох, только понять не мог – в чем.

Он ходил с ней по порту, прислушиваясь к другим людям, чьи мысли были будто написаны в книге, а вот голова Магдалены казалась черным пятном. Можно было предположить, что она ни о чем не думала, но насколько он знает женщин – они всегда о чем-то думают, поэтому такого точно быть не может. Норманд хотел влезть ей в голову осознанно, но мог ненароком сломать печать, которую явно не ему снимать.

Итак, он сейчас имеет в отборе девушку, чьи мысли он не слышит, но рядом с ней, стоило захотеть, мысли любого другого звучали совершенно четко, а не привычной какофонией звуков.

Он мог бы отправить Магдалену в дом к матери, но он хотел влезть в голову этой девушки сегодня ночью. Он должен понять, что с ней не так.

Убранство апартаментов было простым, но в то же самое время говорило о хорошем вкусе хозяина. Спальня, оформленная в тёмно-синих спокойных тонах, изысканно обыгранных текстилем и обивкой мебели, выделялась после приглушённо лимонного, доминирующего в гостиной. Сочетаясь с цветом чернёного серебра, комната выигрывала сочетанием тонов и полутонов, удивляя простой обстановкой. Благородная патина, тронувшая деревянные поверхности, и не слишком много свободного пространства создавали тёплый уют. Посреди комнаты стояла кровать с высокой, обитой кожей спинкой. Богатое воздушное покрывало цвета песка дополнялось множеством подушек разных размеров. Их расцветка соединяла и мирила прохладный синий с тёплым бежевым, напоминая морской пляж.

Ватерфол сказал, что я могу располагаться в его спальне, и предупредил, что свет включается по хлопку. Горничные расположились в другой комнате. Я с ними даже не разговаривала – как-то непривычно общаться с людьми, которые должны прислуживать мне. Привыкла все сама делать.

– Здесь вода включается, – я дернулась, когда услышала позади голос одной из горничных.

– Как?

Та подошла и отвинтила небольшой краник с красным камнем посредине, а затем и второй – с синим камнем. Из небольшой металлической трубки потекла вода, заполняя небольшую кадку. А я уж собиралась просить горничных воду носить. Девушка хмыкнула и скрестила руки на груди. Надменная, и смотрит так, будто она здесь главная:

– Здесь вот такое. Для тех, кто магией не обладает.

– Спасибо, – поблагодарила ее. – Можете идти.

– Ох, какая честь! – она закатила глаза и подошла ко мне поближе. – Он запал на тебя. И это прекрасно. Не строй только из себя недотрогу. Нам нужно узнать, чем он занимается. В противном случае… – она замолчала, глядя на меня хитрыми глазами.

– Что будет?

– Ты потеряешь все! – она двинулась ко мне. – Все, кто тебе дорог, могут пострадать. Например, та старушка, что приютила тебя.

Я с ужасом взглянула на нее.

– Да-да, о тебе уже навели справки, – она задумчиво постучала пальцем по подбородку. – Леди Фронс ее зовут?

У меня чуть сердце не остановилось. Во что я ввязалась?

– Будь хорошей девочкой.

Ох, верните Ватерфола! С ним спокойней, чем с этой стервой.

– А вы не забывайтесь, что вы сейчас прислуга… – промямлила я, не узнавая свой голос. Не приходилось мне вот так ставить на место кого-то. Даже в приюте девочки были спокойными, и конфликтов не было почти. – Если будете вести себя нагло, то никакого толку от вас здесь не будет.