Мы заключили союз со смертью и с преисподнею сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, потому что ложь сделали мы убежищем для себя, и обманом прикроем себя11. Нет правды в Хаосе, потому что изменчивость сама суть его. Скажешь правду – вмиг изменится она и превратится в ложь, потому и нет правды в хаосе!
Ещё одна кровавая линия появилась на моём предплечье.
Клятва и обман, убийство и воровство и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием12.
Злодейством своим мы будем сыты и да веселятся цари и князи от наших речей13.
Мы же говорим, нет на нас греха и лжёт сказавший обратное. Наказание ему – презренье от всех нас. Лишь слабый может признать себя виновным.
Пугали гневом божьим с неба на всякое нечестие и неправду, которые делали мы, дабы подавить истину Нашей правдою. Но, что можно знать о боге, явно для нас, потому что он сам явил Нам.
Но Мы, познав бога, не прославили его как бога и не возблагодарили, но ушли от него в умствованиях своих, и мраком покрылось сердце Наше.
Еще один всплеск боли донёсся от моей руки. Кровь тяжёлыми каплями начала капать на пол.
Называя себя безумными, обрели мудрость, и блеск мёртвой славы совершенного бога изменили в образ, подобный Нам, и поставили не его, а Себя превыше всего, – за то и оставил нас бог.
Мы заменили истину божью Своею правдою, и поклонялись, и служили Самим Себе вместо творца, которого проклинали во веки.
И Мы не заботились иметь бога в разуме. За то и исполнены Мы всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Мы знаем праведный суд божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делаем, но и делающих одобряем. И никогда не просим прощения, потому что не считаем себя виновными ни перед кем.
Я ударил себя ножом по предплечью. В моей душе пела дикая ярость свободы.
Мы совратились с пути божьего, до одного негодны; нет делающего добро среди Нас, нет ни одного. Гортань Наша – открытый гроб; языком своим обманываем; яд аспидов на губах Наших. Уста Наши полны злословия и горечи. Ноги Наши быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях Наших; Мы не знаем пути мира. Нет страха божьего перед глазами Нашими. И отвергаем правду божью о прощении. Отвергаем и проклинаем имя бога. Аминь!14
Последний удар. Последний всплеск боли. Тамтамы затихли. Кровавые линии опоясали мою руку и стекали вниз. На моем предплечье кровавыми линиями была выведена пятиконечная звезда15. Только теперь я понял, что за голос говорил все это время. Это был мой голос.
Послышался тихий, как вздох, голос Астаарты:
– И да будет имя твое Ариман.
Теперь нас трое. Его имя – Маммона16. И на его предплечье красуется пятиконечная звезда. Я не знаю, почему мы выбрали именно этот знак. Никто из нас этого не знал. И я не знал, почему наши имена – это имена демонов Ада. Или знал, но не хотел признать этого перед самим собой.
Обрывок тринадцатый
На улицах мела метель, задувая за шиворот сотни крохотных снежинок. Астаарта шла в расстёгнутом плаще, без головного убора. Я шёл рядом. На мне было серое пальто без единой пуговицы. Оно вздымалось за моей спиной серыми крыльями. На голове у меня также ничего не было. Мы просто шли и молчали. А впереди показался молодой паренёк с кипой книг в руках. Его белокурые волосы развевались из-под шапки. Лицо было красивым и слегка высокомерным.
– Вам не жарко? – спросил он с иронией, проходя мимо.
– Нет, – ответил я. Я бы мог и не удостоить его ответом, но не удержался.
– А знаешь в чём секрет? – спросила Астаарта парня. Тот молча помотал головой. Она улыбнулась своей вечно безумной усмешкой. – Главное иметь горячее сердце. Тогда никакой мороз не страшен.
Мы направились дальше. Он нагнал нас минутой позже.
– А как это? – нерешительно начал он. – Как это – иметь горячее сердце?
– Это значит слегка подогреть его в духовке, – смеясь, ответил я.
Он насупился.
– Издеваетесь?
Я посмотрел на него. Он на меня. С удивлением я заметил, что в его глазах горело искреннее желание присоединиться к нашей тайне. Он услышал те слова, которые задели его, и он хотел понять их смысл.
– Так как? – спросил он. В его голосе не звучала ирония и злоба, а только легкое сожаление об упущенной возможности приоткрыть тайну.
– Вечный огонь ада согревает моё сердце, – ответил я.
Он не удивился и не нахмурился. Даже тени удивления не было на его лице. Он провёл рукой по светлым волосам, откидывая их с лица.
– И ты не жалеешь об этом? – спросил он.
Я молча пожал плечами. Внезапно в его глазах я увидел тот страх и ту боль, которые мы носили в себе уже долгое время. Мы трое стояли молча. А вокруг назад скользили тени. Менялись судьбы мира.
– Вы сатанисты? – спросил он наконец.
Мы переглянулись и рассмеялись. Мы никогда всерьёз не задумывались над этим.
– Нет! – ответила Астаарта. – Мы не сатанисты! Они те же христиане с теми же обрядами, только наоборот. Мы выше тех и других! Мы свободны от их предубеждений! Мы вольны ходить в церковь или не ходить в неё! Мы вольны совершать Чёрную Мессу или не совершать её. Нам всё равно. Мы свободны! Для нас не существует правил, кроме одного: делай, что хочешь, и не задумывайся о последствиях. Сегодня мы можем пройти мимо нищего и подать ему милостыню, а завтра ограбить и изнасиловать молодую леди. Мы не христиане. Мы не сатанисты. Мы выше их. Мы – демоны!
Я удивлено взглянул на неё. Это было что-то новенькое. До сих пор она называла нас богами. Затем я посмотрел на парня. Он тоже выглядел ошеломлённым.
– Из какой больницы вы сбежали? – наконец спросил он. – Демоны?
Астаарта пожала плечами:
– А чему тут удивляться? Значение слова демон – «полный мудрости». Когда древние греки рассуждали о падших ангелах, они говорили не «демон», а «какодемон». В отношении же доброго ангела они употребляли выражение «эудемон». А мы просто Демоны, – она засмеялась, глядя на его удивление. – Моё имя Астаарта, а его, – она кивнула в мою сторону, – Ариман.
– Это ведь не ваши настоящие имена? – спросил парень.
– А что можно назвать настоящим в этом мире? – ответила Астаарта вопросом на вопрос. – Я вижу: ты настоящий. Поэтому мне не нужно твоё имя, потому что оно лишь бирка на мешке с костями. Мне нужно имя твоей души, чтобы после смерти я могла узнать тебя.
Он наклонил голову. Тень опустилась на его лицо.
– Пойдём с нами, – внезапно предложил я.
Он поднял голову.
– Куда? – спросил он.
– А не всё равно? – ответил я. – Ведь конечная цель нашего пути одна.
Я угадал. Он снова опустил голову. Он был такой же, как и мы. Словно отмеченный некой мрачной печатью.
Обрывок четырнадцатый
Мы сидели молча у меня в комнате и пили вино. Оно было тёмно-красным и напоминало кровь. Астаарта переоделась в длинное белое платье, которое подчёркивало бледность её кожи. Теперь она встала и стала кружиться в медленном вальсе под печальные звуки классических мелодий.
– Знаете, – вдруг сказал парень, – это неправильно.