6 июля во второй половине дня Ильченко получил приказ с пятеркой машин отправиться в расположение противника и произвести разведку боем. Таким путем майор Ремизов хотел выяснить, какие японские силы стоят перед ним, где и много ли их.
Ильченко разделил взвод на две части. Сам с двумя машинами двинулся вперед по майхану — впадине между холмами — барханами. А три машины под командой лейтенанта Козлитина пошли правее. Обогнув несколько барханов, они должны были повернуть влево и присоединиться к Ильченко.
Майор Ремизов пожелал отправляющимся успеха. С наблюдательного пункта он следил за ними в бинокль. Группа Козлитина через десять минут скрылась за барханами, два танка Ильченко были видны почти все время.
Ильченко был уверен, что как только его машины появятся, они сейчас же будут обстреляны. Однако танки шли и шли, а ни одного выстрела по ним не было сделано. Это удивляло. Ильченко поворачивал башню в разные стороны и через оптический прицел внимательно рассматривал склоны барханов, тощие кустики на них, всякие впадинки. Но нигде ничего подозрительного не видно.
— Странно! — бормотал Ильченко. — Странно! Как будто здесь нет ни одного японца. Или, может быть, они ушли отсюда?
Иногда Ильченко приникал к смотровым щелям. Зрение у него острое. И все-таки никаких признаков жизни не обнаруживалось. Хотелось открыть люк и, высунувшись, осмотреться, однако осторожность не позволяла этого сделать.
Зашли в глубь расположения противника на два километра. Тут должны были присоединиться танки Козлитина. Но их почему-то не было. Повернули обратно.
Идут машины. Впереди танк Ильченко. Старший лейтенант расстроен неудачей разведки. Вдруг его внимание привлекло какое-то движение впереди и справа. Не успел Ильченко всмотреться, как на оба танка внезапно налетел шквал огня, по броне бешено забарабанили пули, земля вокруг закипела от разрыва снарядов.
Танки стали отвечать. Завязался бой. Механик Марцынюк ведет машину зигзагами. Он не видит, где стоят японские пушки. И его танк с каждым зигзагом приближается к пушкам, вместо того чтобы удаляться от них. Положение сразу стало тяжелым. Танк могут подбить. Барханы все такие однообразные, что и сам Ильченко потерял ориентировку.
Как же быть?
Чтобы лучше разобраться на местности, Ильченко приоткрыл люк и на мгновение выглянул, потом захлопнул крышку. Но в тот момент, когда крышка опускалась, по ней снизу полоснула пулеметная очередь. Опоздай Ильченко спрятаться только на сотую долю секунды — и пули срезали бы его голову. Однако и сейчас он не миновал пули. Одна из них, отраженная крышкой, пробила кожаный шлем и ударила в кость черепа. Ильченко успел крикнуть: «Влево!» и потерял сознание.
Марцынюк развернул машину и полным ходом помчался по майхану. Через две-три секунды Ильченко пришел в себя. В глазах у него фонтаном били искры. Приложился к прицелу, нажал педаль. Снаряд, кажется, попал в одно из японских орудий. Но в то же мгновение танк сам вздрогнул от попадания вражеского снаряда. К счастью, повреждение оказалось не тяжелым — снарядом перебило рессору. Танк, замедлив ход, продолжал идти.
Через полсотни метров выпуклость бархана скрыла танки от японских артиллеристов. Обстрел машин прекратился. Заряжающий Гребнев начал перевязывать раненого командира. Только он наложил марлю и обернул голову раза два бинтом, как, случайно заглянув в триплекс, закричал:
— Смотрите скорее!
Ильченко наклонился к щели. На расстоянии около семисот метров он увидел нечто такое, от чего по его жилам пробежала волна холода: из-за левого бархана быстро выходили один за другим японские танки — шесть- восемь… десять! Вытянувшись в линию, они повернули башни и открыли огонь. Первые снаряды уже разорвались где-то вблизи танка.
Ильченко с быстротой молнии вскочил, крикнул Марцынюку: «Вперед зигзагами!», повернул башню назад, навел прицел на средний танк и выстрелил. Снаряд разорвался в десяти метрах перед танком. Этого пристрелочного выстрела Ильченко было достаточно, чтобы перейти на поражение. Второй его снаряд точно попал в цель. Японский танк остановился. Ильченко шлет в него еще один снаряд. Второе попадание. Танк загорелся.
Марцынюк меняет курс каждые две-три секунды. Сквозь щель он видит, что пушка второго нашего танка молчит. Она как-то странно повернута книзу. Танк на полном газу мчится на свою сторону.
«Вероятно, подбили пушку», подумал Марцынюк.
Ильченко же, не зная, что он один ведет борьбу с десятком танков противника, продолжал стрелять. Следующие три снаряда он всадил один за другим в соседний с подбитым правый танк. Из него показался огонь.
Повязка с головы Ильченко свалилась. Он почувствовал, как горячая струйка крови побежала по спине. В глазах стало темнеть. В руках появилась дрожь. Слабость усиливалась с каждой секундой. Сжав зубы и собрав силы, Ильченко переводит орудие на тот танк, который был позади первого подбитого. Посылает в него снаряд — промах. Второй — попадание. Третий — промах. Четвертый — опять попадание. Танк загорается.
Ильченко от слабости закрыл глаза. Больше стрелять он не мог. Заряжающий Гребнев заглянул в смотровую щель. Он увидел, как семь уцелевших танков, развернувшись, торопились поскорее убраться за бархан. Гребнев снова принялся перевязывать раненого. Теперь ему ничто уже не помешало.
Когда танк вернулся в свое расположение, майор Ремизов поздравил Ильченко с блестящей победой. Майор видел все подробности боя. Когда появились японские машины и открыли огонь, он думал, что Ильченко пришел конец.
С этого дня японские танки больше не появлялись на участке полка майора Ремизова.
Врачи дали Ильченко на две недели освобождение от боев. Но Ильченко сейчас же после перевязки вернулся к своим людям и машинам.
В дальнейшем Ильченко еще много раз ходил в танковые атаки, и всегда противнику от него доставалось крепко.
Судьба группы Козлитина была печальной. Войдя в расположение противника, танки потеряли ориентировку. Вместо того чтобы идти влево на соединение с группой Ильченко, они незаметно для себя пошли вправо и очень скоро оказались в окружении японской артиллерии. Все три танка, нанеся японцам потери, были подбиты. Экипажи двух танков при этом погибли. Козлитин, его заряжающий и механик-водитель уцелели. Они даже не были ранены. Выбравшись ночью из танка, они направились к себе. Но куда идти, точно не знали и часто натыкались на японцев Конечно, они не шли, а ползли, прислушиваясь ко всем звукам.
Так проблуждали Козлитин и его товарищи четверо суток. На пятые они все же добрались к своим. Ильченко, вся танковая часть, майор Ремизов, красноармейцы встретили их с большой радостью.
Лейтенант Козлитин потом еще не раз участвовал в боях, проявляя выдающуюся храбрость. За действия в районе Халхин-Гола он получил высокое звание Героя Советского Союза.
Исчезнувшая бригада
Боевое крещение Героя Советского Союза капитана Кукина произошло в очень сложной обстановке. Во времена событий на Халхин-Голе Кукин в звании старшего лейтенанта командовал танковой ротой, входившей в состав танковой бригады Яковлева.
Советское командование, готовясь ко всяким неожиданностям, в конце мая отдало приказ комбригу Яковлеву придвинуться к району военных действий. После марша в шестьсот-семьсот километров бригада остановилась вблизи селения Тамсык-Булак, где находились части монгольской народно-революционной армии. Отсюда до фронта оставалось еще не меньше чем сто двадцать километров.
Под Тамсыком продолжались каждодневные ученья. Танкисты старались еще лучше овладеть искусством метко стрелять. Комбриг Яковлев был доволен своими людьми, хотя требовал от них многого.
В один из последних дней июня вся бригада после захода солнца внезапно снялась с места и передвинулась влево от Тамсыка на двадцать один километр. Здесь накрыла ее ночь своим черным пологом.
Когда на другой день взошло солнце, то, к своему удивлению, оно обнаружило, что танковая бригада Яковлева исчезла с лица земли.