Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Танк имел четыре передачи: две в главной коробке и две в бортовых. Первую и вторую передачу включал сам водитель, для включения третьей и четвертой снова требовались помощники. Водитель опять начинал барабанить рукой по капоту мотора, потом показывал три или четыре пальца. Увидев сигнал, помощники по числу пальцев включали соответствующую передачу.

Людям, сидящим в танке, от шума мотора и лязга гусениц, от дрожания и покачивания стального корпуса всегда казалось, что машина движется с огромной скоростью. Когда же они выглядывали через смотровую щель или открытую дверку наружу, то с удивлением замечали, что их сухопутный корабль ползет немногим быстрее черепахи.

На первой передаче скорость танка была около километра в час: на четвертой, самой высшей передаче танк по ровной местности проходил в час около шести километров. При движении по местности, изрытой воронками, скорость снижалась до трех километров в час.

Ныряние ласточкой

После нескольких дней упражнений команды первых танков довольно хорошо научились водить свои громоздкие машины по ровной местности. После этого им предстояло заняться преодолением воронок, окопов и колючей проволоки. Все это уже было вырыто и настроено на танкодроме в большом количестве.

Ездить по воронкам и перебираться через окопы было, конечно, во много раз труднее, чем по ровному месту. Танк испытывал жестокую качку, как корабль в бурном море. Водитель и командир еще кое-как сидели на своих местах, остальному экипажу приходилось плохо: его швыряло то вперед, то назад, то в стороны. Чтобы удержаться на ногах, люди хватались за что попало. Один-два часа такой езды основательно выматывали силы.

Особенно трудным делом был переход через глубокие воронки. Танк въезжал сначала на невысокий гребень и останавливался на нем в таком положении, что начинал качаться вперед и назад, как коромысло весов. Инструктор предлагал водителю открыть люк под ногами и взглянуть вниз. Впечатление получалось любопытное: водителю казалось, что машина висит в воздухе, глубина же воронки представлялась втрое большей, чем была в действительности. У водителя захватывало дух.

— Ну, насладились? — спрашивал инструктор. — Закрывайте теперь люк и… прыгайте себе на здоровье. Только помните: дроссель сначала закрыть, потом полный газ!

После этого инструктор выходил из танка, предоставляя экипаж машины самому себе. Водитель отодвигал танк немного назад. Потом давал передний ход. И когда нос машины начинал движение вниз, закрывал подачу газа до наименьшей величины. Всей команде в это мгновение казалось, что машина ныряет в морскую пучину.

Достигнув дна шестиметровой воронки, танк ударялся носом в подъем. Этот момент был рискованный. Люди, не успевшие крепко ухватиться за что-нибудь, летели вниз прямо на водителя и командира. Если водитель был ловок, он своевременно давал мотору полный газ, и тогда танк со страшным ревом выбирался из воронки, а люди катились в хвостовую часть машины.

Хуже получалось, если водитель запаздывал с подачей газа. Тогда мотор останавливался. Его нужно было снова заводить пусковой рукояткой. Делать этот «фокус» на полу, который наклонился к горизонту под углом в сорок пять градусов, было головоломно.

Танкисты шуточно прозвали переход через глубокую воронку «нырянием ласточкой». Это был самый трудный номер танковождения. До тех пор, пока водитель не овладевал этим номером в совершенстве, его не считали настоящим танкистом.

В июле на Эльвиденский танкодром прибыли в разные сроки еще двадцать три «матушки». Эти машины на официальном языке стали называть танками типа «М-I».

Глава четвертая

В ПОИСКАХ ПОБЕДЫ

Июль на Сомме

Июль 1916 года отмечен историей как первый месяц кровавой битвы на Сомме. 24 июля, едва только брызнули первые лучи раннего солнца, три тысячи английских орудий, открыв пальбу, возвестили начало грандиозной боевой операции. Воздух наполнился диким ревом.

На немецкие позиции протяжением по фронту в сорок километров обрушился ливень снарядов, ливень невиданной силы. Снаряды были разных размеров: от малых, величиной с бутылку и весящих два-три килограмма, до очень больших, в рост человека и весом в полтонны.

Снаряды в полете свистели, визжали, рычали. Они густо ложились на землю, взрывались и разносили на части людей, проволочные заграждения, окопы. Над расположением немцев стояли тяжелые облака дыма и пыли.

Прошел долгий-долгий день. Настала ночь. Но стрельба орудий продолжалась. В темноте там, где взрывались снаряды, вспыхивали фонтаны огня. Фонтанов было много, и от этого казалось, что у немцев горит сама земля.

Семь дней и семь ночей подряд свирепствовала эта страшная гроза, вызванная руками людей.

1 июля в семь тридцать утра гул орудийной пальбы несколько ослабел. Перестала стрелять легкая артиллерия, продолжала бить лишь тяжелая. И в ту же минуту из английских и французских окопов показалась пехота.

Началась атака. Англичане двигались длинными стройными рядами, плечом к плечу, с винтовками наперевес. Это были всё добровольцы — цвет армии. Их набрал в первые месяцы войны лорд Китченер.

Добровольцев учили хладнокровно смотреть в глаза опасности. И они шли не торопясь, как на параде. Шли и громко кричали:

— Ура-а! Ура-а! Ура-а!

Волны людей катились одна за другой через каждые сто метров.

Не успела, однако, еще первая волна атакующих добраться до разрушенных окопов противника, как те ожили. До сих пор от стального града немцы скрывались в подземных убежищах, теперь они выбрались наверх и встретили англичан потоками пуль из многочисленных пулеметов.

Волны наступающих стали быстро редеть, но английские бойцы шли дальше.

К ночи 1 июля то, что называлось передовой линией немецкой обороны, было занято англичанами и французами. Но за это заплатили дорогой ценой. Узкая полоска земли шириной в один, местами в два километра густо покрылась телами убитых и раненых.

На другой день, едва посветлело небо, сражение возобновилось. Снова заревела артиллерия. Снова застрекотали пулеметы. Китченеровцы устремились ко второй линии немецких окопов. Но там проволочные заграждения были почти целы. Пересечь их под ураганным огнем пулеметов было невозможно. Наступающие укрылись в воронках от снарядов.

Июльское солнце накаляло землю. Воздух был насыщен едкими пороховыми газами, клубами пыли. Дышать было трудно.

В полдень немцы вышли из своих окопов и кинулись в контратаку на англичан. Теперь настала очередь английских пулеметов косить противника.

В четыре часа дня китченеровцы, получив подкрепления, снова пошли вперед. Им помогала артиллерия, обрушившая на головы немцев шквалы огня.

К вечеру 2 июля англичане продвинулись кое-где еще на полкилометра. Но до прорыва немецкого фронта было далеко. Более того, огромные потери в людях за первые два дня наступления — сто тысяч убитых и раненых — ясно говорили, что теми силами, которые были собраны у англичан и французов, прорвать фронт нельзя.

Но все же добровольцы-китченеровцы с зарею третьего дня снова полезли на колючую проволоку и пулеметы. Потом они лезли еще целых семь дней.

За семнадцать дней — с 24 июня по 10 июля — одни только англичане выпустили более двух с половиной миллионов снарядов. Это шестьдесят тысяч тонн стали — груз двухсот сорока поездов, стоящий сто тридцать миллионов золотых рублей. Но, несмотря на чудовищный расход людей и снарядов, англичане продвинулись всего на два-три, местами на четыре километра.

Бои продолжаются

В боях на Сомме прошел весь июль, а за ним и август. Англичане несли большие потери.

В сентябре английский главнокомандующий решил пустить в дело последнее средство, еще не испробованное в бою, — сухопутные крейсера.

Хейгу говорили, что этого делать не следует, так как крейсеров еще очень мало, да и время для их действий неподходящее — осень, кругом грязь, машины будут застревать. Большого успеха от крейсеров ожидать нельзя. А тайна их существования немцам станет известна.

7
{"b":"646323","o":1}