– Ребятки, кто хочет сегодня стать самым счастливым и добрым, м?

– И не надейся, никто вместо тебя в администрацию не поедет,– крикнул ей с галерки какой-то невзрачный паренек, и Ольга мгновенно облачила лицо в защитную обворожительную маску. Выставив вперед Ксению, как транспарант, она заметила:

– Но с ребенком-то в администрацию мне нельзя, так что придется подмениться.

– Я бы тебя с удовольствием подменил,– хищно улыбнулся белозубый Глеб. – Но я всего лишь простой оператор.

– Значит, с тобой и поеду,– кивнула Ольга, пальцем выискивая на доске имя оператора.

– Тебе вообще-то редактор ясно сказал, что никаких поблажек! – обиженно взвыл коренастый Вова, и Оля мгновенно нашла их имена в тандеме. Усмехнулась, стерла надпись и поменяла их местами, подписывая размашисто черным маркером новые рабочие обязанности.

– А я и не прошу поблажек, я спокойно себе работаю, только в другом месте. А тебе, Вова, выдалась уникальная возможность прикоснуться к миру сильных сия города и послушать их мудрые и очень нужные мысли,– резюмировала Ольга и, игриво приподняв бровь, бросила небрежно:– И ты что, серьезно хотел ехать на детский праздник позднего урожая в детском саду? Вов?

– Понял, поеду в администрацию,– буркнул ей злобный голос из-за монитора, а Глеб подытожил перепалку:

– Оль, выдвигаемся через полчаса. Ксения с нами поедет?

– Конечно.

Спустя полчаса, накинув на плечи тяжелую куртку и сунув ноги в намокшие ботинки, облачив Ксюшу в теплую одежду, Ольга покинула офис, все такая же уверенная в собственном превосходстве, неунывающая и прижимающая к себе дочку с особой, трогательной любовью. Глеб галантно распахнул перед ней дверцу, и она, подумав немного, все же бросила на заднее сиденье собственную сумку, снова улыбаясь полувопросительно.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, продолжая просверливать ее своим блестящим взглядом.

– Принеси из моей машины детское кресло, пристегнем Ксюшу у тебя.

– Без вопросов.

Глеб управлял своей небольшой серой машинкой куда лучше, чем это делала Ольга – осторожно объезжал вставшие прямо перед ним, как вкопанные, корыта, притормаживал на пешеходных переходах, пристально вглядывался в цветные пятна светофора и вез их предельно мягко. Девушка, откинувшаяся на сиденье, подставила холодные руки под теплые потоки из работающей печки, и спросила у него негромко:

– Глебушка, мы с тобой уже столько работаем, а самого главного о тебе я так и не узнала. Поведай мне, доблестный рыцарь, жена или дети у тебя есть?

– В разводе,– хмыкнул Глеб. – Сын есть, два года с копейками. А что?

– Да ничего. Просто профессиональный интерес.

– Материал обо мне подготовишь? – наклонился к ней Глеб, и она вновь поразилась, какой сосущей темнотой заполнены его по сути своей добродушные глаза. На нее дохнуло вкусным, терпким парфюмом.

– Да кому ты нужен,– беспечно рассмеялась Ольга, не отрывая глаз от прикованного к ней пристального взгляда. И посоветовала тихо:– На дорогу смотри, угробишь нас.

– Черт, точно,– он оторвался от их странной, намагниченной игры в гляделки, и чуть сбросил скорость. – А что у тебя? Ты же не замужем, так? Ну, помимо Ксюши.

– Нет, не замужем,– Ольга достала ноги из сапог и забросила их на приборную панель, заставив коленки уставиться в потолок, выгибаясь в протяжном зевке. – Алина есть еще, старшая дочь, ей семь. Первоклассница. Умнее и серьезнее меня в сто раз.

– А где мужа потеряла?

Ольга метнула на него острый взгляд, а потом, задумчиво закусив губу и уставившись куда-то в дневную серь, прилипшую к лобовому стеклу, тихо сказала:

– С первым развелась, второй ноги сделал, как только о Ксюше узнал. Да я сама виновата, глупая, молодая, беспечная. Но ничего, не жалуюсь. Девчонки – самая большая ценность в моей жизни.

– Хорошая позиция,– одобрил Глеб, осторожно втискивая серую утлую машинку в разномастный ряд приникших к тротуару автомобилей. – А ты, оказывается, и как человек ничего.

– Ну-ну,– ехидно усмехнулась Ольга, распахивая дверь. – А не только как баба, да?

Глеб промолчал, вынимая ключи из замка зажигания и, перегнувшись через сиденья, закрыл кнопки на всех дверях. Ольга устроила на руках сонную, притихшую Ксюшу, сжимая в ладони массивный черный микрофон, больше похожий на булаву. Праздник обещал стать не то чтобы очень интересным и значимым событием, но, по крайней мере, ей не придется полдня проторчать в администрации.

Прямо с порога они попали в царство полузабытых запахов из детства – гречневая каша, разогретое молоко, детское мыло… Встретившие их маленькие разноцветные лавочки казались почти игрушечными. Глеб сунул сумку с камерой под одно из узеньких сидений и принялся расшнуровывать высокие ботинки, с каким-то детским восторгом разглядывая красочные шкафчики с изображенными на них зверушками и фруктами.

Ксюша так и вовсе дар речи потеряла от восторга, пытаясь дотянуться до всего и одновременно, чуть не вываливаясь из материнских объятий. Ольга с улыбкой помогала ей ощупать притаившегося на шкафу петрушку с соломенными волосами, россыпь кубиков, выпуклые рисунки на стенах – нелепые, кривые, но такие по-особому милые. Где-то на антресолях у девушки хранилась целая стопка детских рисунков Алины, хоть девочка и не очень любила рисовать, уже в том возрасте являясь очаровательным серьезным карапузом с немного грустными, бесконечно все понимающими глазами.

Стоило Глебу облачиться в тапки, предложенные смущающейся, натягивающей свитер посильнее на плечи, воспитательницей, как Ольга мгновенно вручила ему Ксюшу и принялась менять влажные сапоги на огромные каблуки.

– Ты это, куда?.. – потрясенно спросил Глеб, держа Ксюшу на вытянутых руках, будто она была каким-то диковинным монстром. – Оль, одумайся, я в жизни детей на руках не держал.

– А сын? – механически поинтересовалась Ольга, выпрямляясь и разминая ноги в узких, неудобных туфлях. Уже принимая из его рук Ксюшу, с нахальным превосходством поглядывающую на Глеба (на секунду девушка даже заулыбалась узнав в этом немного надменном и бесконечном уверенном взгляде собственные нотки), она услышала короткое:

– Говорил же, в разводе. Не общаюсь.

И, насупившись, подхватив тяжелую черную сумку с упакованной камерой, поспешил вперед по коридору. Ольга направилась за ним в компании с краснеющей щеками воспитательницей.

– Вы решили к нам приехать со своей малышкой? – с улыбкой поинтересовалась семенящая следом молоденькая девушка, и тут же уткнулась взглядом в теплый, мягкий ковер, пунцовая от собственной смелости. Ольга круто развернулась к ней на каблуках, прищурено разглядывая неровные пятна веснушек, длинные каштановые волосы и смущенные карие глаза. А потом улыбнулась немного плотоядно:

– Да, конечно. Скажите, как вас зовут?

– Людмила. Дети зовут меня Милой, но вы можете говорить просто «Люда»,– совсем стушевавшись, воспитательница хотела прошмыгнуть в маленький концертный зал, но Ольга остановила ее, мягко ткнув микрофоном в грудь.

– Людочка, скажите, вы задействованы в празднике? Или только будете наблюдать за порядком?

– Наблюдать…

– Отлично! У меня будет для вас важная миссия! Вот! – И сунула в руки опешившей девушке Ксюшу, которая, устав от буйства красок, мгновенно обвила тонкую шею веснушчатой Людмилы тонкими ручками и притихла, прислонившись щекой к мягкому ворсу ее коричневого свитера. – Она немного капризная, но вы, я думаю, справитесь! Родина вам это не забудет!

И, уже скрывшись в празднично украшенном зале, на секунду выглянула, обворожительно улыбаясь, и добавила:

– И все телевидение мира – тоже!

Люда осталась стоять с маленькой Ксюшей на руках, опешившая и безмолвная, не смеющая окликом нарушить покой спящего ребенка и отчаянно не понимающая, как поступить в такой ситуации. Ольга же, отдернув платье и встряхнув пережженные краской тонкие, пушащиеся волосы, поспешила к Глебу, который хмуро настраивал камеру.

И понеслась обычная съемка – улыбающаяся Ольга приседала на корточки, спрашивая у забавных деток в костюмах лесовиков, грибочков и лукошек, почему они любят осень, брала интервью у хамоватой, но отчаянно пытающейся выглядеть прилежной директрисы с черными, высокими нитками бровей и темно-фиолетовыми волосами.