– Ну, что же, спасибо и за такое пояснение! Не волнуйтесь, все будет замечательно,– клятвенно заверила она, все еще глуповато улыбаясь, и поспешила подальше, пока ее живой щит из образа заботливой матери с ребенком на руках все еще сдерживал мужчину, руки которого уже сами собой начали сжиматься в кулаки.

– И только попробуй хоть что-то опубликовать, я тебя из-под земли достану и снова закопаю! – рявкнул он ей на прощанье, и девушка, обернувшаяся все с такой же профессиональной натренированной улыбкой, ласково помахала ему ладошкой.

– Нерационально, утырок, – буркнула она себе под нос, мгновенно стерев с лица всю свою благожелательную маску, удобнее перехватывая Ксюшу, которая все еще вжималась личиком в материнскую куртку. – Масюська, ты чего, боишься что ли? Да брось, в этой жизни тебе стоит бояться только собственной безмозглой мамашки и того, что она когда-нибудь, но накликает себе беду на голову. А все остальное – фигня, особенно вот такие вот хамоватые мужички, поверь моему опыту. Боже, Ксения, ты такая маленькая, а уже такая тяжеленная, что дальше-то делать будем?..

В таких нехитрых материнских уроках о жизни они дошли до пешеходного перехода, и Ольга, перегнувшись почти пополам, выглянула на дорогу, пристально вглядываясь в каждую проезжающую машину. Разрешающий свет давно уже призывающее поблескивал, будто нашептывая, что пора бежать, бежать по делам, но Ольгу на мякине было не так-то просто провести. Увидев на горизонте чересчур резвого парнишку, который явно не собирался находить достойное применение тормозам в своем автомобиле, девушка предпочла дождаться, пока он пронесется мимо, и не подумав пропустить мать с ребенком, и только тогда устремилась к собственному автомобилю.

Проходя по белым полоскам, въевшимся в щербатую кожу асфальта, она постоянно контролировала ситуацию, даже и не думая о том, что могло бы случиться, если бы она не решила уступить дорогу лихачу. Спокойно преодолев дорогу, она вновь пристегнула Ксению в маленьком сиденье, и устроилась на собственном месте, подмигнув дочери:

– С ветерком домчимся!

В офисе дым стоял коромыслом – уже который год редактор пытался выгонять всех страждущих по никотиновому удушью на улицу, в курилку, но журналисты, как истинные профессионалы своего дела, предпочитали дымить без отрыва от производства, закинув ноги в грязных ботинках прямо на столешницы с кипами распечаток. Появление румяной от прохлады Ольги с Ксюшей на руках произвело фурор, и девушка, внутренне проклинающая всех и вся за то, что ей в самом начале рабочего дня пришлось заниматься чьими-то делами, расплылась в широкой улыбке, не стесняясь обнажать свои кривоватые, но белоснежные зубы.

Первым делом, перепоручив напряженную Ксюшу сюсюкающим коллегам – на самом деле, просто проходя мимо одной особой чувствительной мадам, она посадила девочку прямо на клавиатуру к журналистке, – Ольга настежь распахнула окна, сбрасывая с плеч куртку, и крикнула всем вокруг:

– Сигаретки – табу, в здании – особо наглый маленький человек! И всем доброго утречка!

– Отлично выглядишь,– к ней с дружескими объятиями мгновенно потянулся их оператор, Глеб, с белоснежной улыбкой и узкими черными глазами. На секунду она замерла, будто вдруг вспомнила что-то, будто узнала его смазанное, стертое лицо в моменте дежавю, но тут же расслабилась. Прижав к себе Ольгу, он весьма не по-дружески скользнул руками чуть ниже талии, натягивая ткань платья, за что и получил скорее картинную, чем искреннюю пощечину. Оторвавшись от него, Ольга глянула с хитрым блеском в глазах, и, покачивая бедрами, направилась к Ксюше, которая испуганно озиралась в поисках мамы.

– Не бойся, цветочек, в этом гадюшнике работает только твоя мать, тебе тут нужно потерпеть всего денек,– мудро изрекла девушка, чем вызвала одобрительные смешки и нестройное гудение. Чмокнув Ксюшу куда-то в висок, Ольга скинула насквозь мокрые сапоги и переобулась в лаковые красные туфли на огромных каблуках, подновила помаду, посмеялась над чьей-то шуткой и игриво шлепнула зазевавшегося монтажера, который мгновенно залился довольным пунцовым румянцем. Глеб, сидящий за своим столом, обрабатывающий очередной фоторепортаж, оторвался от работы и теперь поглядывал на нее, прищурив мерцающие, темные глаза, задумчиво закусив ластик на простом карандаше, сильно впившись в него резцами.

Ольга послала ему воздушный поцелуй и рухнула на собственное место, сбрасывая фото и видео с аварии на компьютер, задумчиво постукивая накрашенными ноготками по звонкому дереву столешницы, параллельно проглядывая странички друзей и их смазанные, невзрачные фотографии.

Неподалеку Ксюша зашлась жалобным криком, и девушка, высунувшаяся из-за монитора, увидела ее покрасневшее личико и требовательно протянутые к маме ручки.

– Оль, ты это, возьми ее к себе, она ревет,– испуганно пробормотала коллега, держа девочку на вытянутых руках со смесью брезгливости и страха на лице. Ольга, приблизившись к столу коллеги, ловко подняла Ксюшу и подбросила ее несколько раз в воздух, улыбаясь и гуля, заставив девочку мгновенно сменить слезы на улыбку, и прижала к себе с уверенной и нежной улыбкой:

– Эх вы, слабачки. А столько сю-сю-сю было, стыдно вспомнить. Идем, Ксеня, будем аварию на сайт выкладывать.

– А вы, я смотрю, из журналистского офиса решили детский сад устроить? – абсолютно ровным голосом спросил главный редактор в своем неизменном, чуть маловатом коричневом пиджаке, с молчаливым неодобрением наблюдавший за всем этим цирком. Ольга ловко развернулась на каблуках, держа дочку, и ослепительно улыбнулась ему одной из своих отрепетированных улыбок:

– Простите, Анатолий Викторович, мама заболела, оставить ребенка не с кем. Но я, дабы не подрывать трудовую дисциплину в коллективе, решила трудиться во благо страны вместе с младенцем на руках…

– Мне твое паясничество совершенно ни к чему.

– Если я сильно мешаю с дочкой, то могу написать заявление за собственный счет, на день. Но мы с ней уже отсняли аварию, и готовы и дальше трудиться в поте лица.

– Отлично, но никаких поблажек тебе не будет. Ясно?

– Предельно. Спасибочки! – и по привычке чуть не послала ему воздушный поцелуй, в последнюю секунду хлопнув себя ладонью по губам.

Коллеги взорвались саркастичным ржанием, и Ольга подмигнула нескольким из них, направляясь к рабочему месту. Устроив Ксюшу на коленях, девушка сбросила видео монтажерам с просьбой замазать лицо нерадивого водителя, и вдохновлено принялась за материал на три страницы, в котором расписывала не только неосторожность некоторых автолюбителей, но и клеймила позором нерадивых агрессоров, которые готовы бросаться на честных и порядочных журналистов чуть ли не с кулаками, отстаивающие свои консервные банки с ожесточенностью обиженных щенят, и все такое прочее, и все в таком духе…

Материал получился хлесткий, провокационный, и Ольга, откинувшись в кресле, удовлетворенно потерла ладони, сощурившись в предвкушении не только множества просмотров, но и крупномасштабных баталий в комментариях. Мужчина, столь по-хамски обращающийся с ней даже в присутствии маленького ребенка на руках, в статье предстал смесью черта с рожками, нахального бандита и совершенного не-мужчины, но того Ольге и надо было.

Погрузившись в сладкие рабочие мечты, девушка вынырнула из них от резкого щелчка и, ойкнув, принялась выуживать из цепких детских ручек большой канцелярский степлер, которым Ксюша грозила не просто пробить нужные бумаги, но и пришпилить себя к столу.

Следующие полчаса она провела за публикацией материала, в многочисленных разговорах по телефонам, записи звуковой дорожки и выуживании особо опасных предметов из загребущих рук Ксении. Пару раз ей удалось вручить ребенка под благовидными предлогами коллегам, но большинство времени, разгребая завалы в собственных делах, ей приходилось и чутко контролировать дочь, которой новое место казалось безумно интересным и захватывающим.

Наконец подойдя к доске с заданиями, она увидела напротив собственного имени кривоватую запись «собрание в администрации», и, предусмотрительно сбегав за Ксенией, вновь замерла живописной статуей у доски, покачиваясь на высоких каблуках: