Вадим Максимов Диалектическое рондо. Книга стихотворений © Максимов В., 2019 © Московская городская организация Союза писателей России © НП «Литературная Республика» «Серый снег прильнул к шоссе устало…» Серый снег прильнул к шоссе устало, Под худою липой день притих. Всех легенд, всех бед и карнавалов Он в себе дыхание вместил. Вечер нас накрыл голубозвёздным Маревом, текущим, как туман. Бьёт лунатик по луне замёрзшей, Глух её холодный барабан. День – для тысяч тысяч. Для бессмертья. День бы вылить, выбить, написать. Сколько б ни иметь Земле столетий, Дней всегда ей будет не хватать. 1984 «Глоток – надежды воздух благодатный…» Глоток – надежды воздух благодатный, А дно – колодец тёмный и глухой. За льстивый возглас неживой, За каплю славы – злая плата. Волной охристой мчалось утро, Дремало небо над тобой – Ты не глуши хорал минуты Сиюминутности трубой! Зазвав тебя в пустые дали, Она споёт за упокой. Глоток – клокочущие залы, А дно – измученный покой. 1984 Ушедшим Посреди друзей блуждая нынешних, Предков эфемерных жду порой, Хоть прапамять силой не подвинешь ты, Всё же ты прапамятью порой. Предки травянистый сон оставили, Вижу их сквозь синюю страну. Сила свода синего не старится, Отметя столетий седину. Ты, живое облако, порей! Давят тучи роковыми плицами. Пал пустой горою князь Андрей, НА небо смотря аустерлицкое. Облака ночей – меха веков, Ночь хранит восход в сосуде снов. Дни над временами тихо реют, Сберегая дар ушедших слов. 1978–1987 Неуспокоившееся предание Рогами ужаса распят Здесь по ночам пацаний взгляд. Идёт под пташек перечирк Священных будней плановик, В хуле покинул свет и дом В году великом и глухом. А нынче дьявольский посол Царём на кладбище пришёл: «Объявим комендантский час – Не шастать больше по ночам!» В официальном сапоге Копыто млеет на ноге. Ночь – синий газ, и в ней – фантом. Двенадцать. И «Маяк» потом. «Как!? Довоенный плановик, Ты после смерти жив, старик!?» – Что ж, языки у нас длинны, Да яд – удел твоей слюны! Чтоб не бередить наш рассвет, Ты вынешь адский пистолет, Хоть в жизни света нас уж нет, Всё мал тебе один конец! Но, злобный труп, не ел ты круп, И светом гниль твою сотрут! 1979–1987
Цена порыва Коль тебе доведётся раз в две сотни лет По теченью реки, иль скольженью луны, иль полёту цветка, Позабыв о себе, и пойти, и искать, и найти И омегу, и альфу великой Игры – Игры Игр, И подняться на ней, возвышая её – за свои и чужие два века вперёд, То воздастся за счастье тебе – века два, что сойдут в два мгновенья, Будет взлёт твой мгновенной небесной дугой грозовой, А исход твой – нектарным огнём и сияющим выдохом неба. 1994–2016 «Всё дозволено в мире звезде…» Всё дозволено в мире звезде, Но запомни, звезда: ты – аскет И в пути, и в игре, и в своём бытии. Ты – не солнце, родящее мир, Ты – лишь зеркальце тихой Земли. И лишь там, где светила и свет Уравнялись той далью, что разум разит, Отраженье рожденью равно. 1994 Определённость До нас лететь смертельно долго, Мы нудной желтизной цвели, И дальше звёзд от нашей полки – Избушка серая Земли. Идти домой из дома долго, Но – рядом, если суть нашли И свет, и мрак, и солнце Волги, И хата синяя Земли. 1994 Диалектическое рондо Жил-был забавный, за болью, за баней Забойный витой крутой вопрос. И ответы на него вились как штопор Крутого витого далёкого дыма – Забавные, забанные, забойные, иззабольные, витые, крутые. И утянули они за собой ответ – туда, где ни долгих, Ни кратких ответов на вопросы и вопросов за ответами нет. А он заново завился, закрутился, окреп – Забавный, забанный, забойный, иззабольный, А корень его на другой стороне Земли В ответ вкрутился, ввинтился – И не стало разницы между ними – Забавный, забанный, забойный, иззабольный – ЧТО? 1994 Эстафета Как зубы, от дождя булыжники знобило, После жары сквозь них пила земля, Бордюры мостовых в асфальт забились, Чтоб не уплыть в зелёные моря. Зелёные моря – твои, поэт Борис Корнилов, Гремели довоенные дожди, И в ливне, как над Балтикой штормило, Живым ты брызнул облаком воды. Потом… потом и облака горели, И рыба сохла в нефтяном огне, Ломая дождь, Аманда к Мануэлю Бежала. Далеко от нас…. При мне… Кровинки были серые дождинки, В кулак сжимались тучи над Москвой, Катились, словно град, глухие льдинки Газетных букв тяжёлою струёй. Мы будем поздним хмурым зимним градом, Мы будем тяжким ледяным ножом, Мы – мы в овраг к разбитому снаряду Людскую тучу требовать придём. Добры и злы есть и дубы, и пальмы, Из нас они взмывают – из дождей, Уходим в небо, в дождь вместившись дальний, И капли – вечность тайная людей. |
