Винкерт предпочитал минимализм в интерьере, и обстановка дома была сдержанная – ничего лишнего. Выкрашенные в белый цвет стены без картин и элементов декора, тёмно-коричневый пол. В тот же тон подобрана вся мебель, а кухонный гарнитур чёрно-белый. Выдержанный стиль эстетически устраивал хозяина. Андре поужинал и принялся работать над книгой. Вдохновения сегодня не было, повествование шло туго, и поэтому он исправлял орфографические ошибки, мусолил главы туда-сюда, делал вычитку. Начался довольно сильный, но непродолжительный дождь, который ненадолго отвлёк Андре от работы и сосредоточил его внимание на окне. Затем работа над книгой снова вернулась в прежнее русло.

Дарси позвонила в одиннадцатом часу вечера.

– Привет, ты не занят? – Спросила подруга шмыгающим голосом.

– Привет, что случилось?

– Забери меня отсюда.

– Где ты?

– В парке Бостона Коммона.

– Я сейчас подъеду – решительно ответил Андре.

Он оставил работу над книгой, накинул куртку и спустился вниз, на улицу. Сел в машину и поехал за Дарси. По дороге, задавая себе вопросы:

– Что с ней могло случиться? Что она одна забыла в парке вечером?

Дорога заняла немного времени и, припарковав машину, Андре отправился к входу в зелёную зону посреди города. Парк довольно немаленький и поиски длились бы продолжительное время, но Андре сразу увидел Дарси. Она сидела одна на скамейке, промокшая от дождя в остатках макияжа, снова курила и плакала. Молодой человек стремительными шагами приблизился и, окинув подругу взглядом, заметил, что у неё в правом уголке губ красный кровоподтёк.

Уникальный, из ряда вон случай – видеть её в таком состоянии.

– Бен? Я расквашу ему физиономию.

Она молчала и совсем не хотела разговаривать и отвечать на вопрос: кто автор ссадины. Единственное, что она из себя с трудом выдавила:

– Не надо, не вмешивайся, с ним кончено. Можно поедем к тебе? Я не хочу к себе домой.

Она так и не осветила последние события, не сказав, с кем подралась. А именно подралась, Дарси не терпела побои, всё равно ответила бы со всей силы своих возможностей. Винкерт снял куртку и накинул ей на дрожащие плечи. Они шли молча к машине. Единственное, что заботливо обронил парень:

– Опять куришь.

Дарси промолчала. Очередная, тринадцатая по счёту, попытка бросить курить не увенчалась успехом.

Поездка домой прошла в мыслях. Каждый думал о чём-то своём. Андре думал о Дарси:

– Мне кажется, ей даже нравится страдать и чувствовать опустошение после каждого неудачного романа. Дура. Выбирает тех мужчин, с которыми изначально ничего не сложится. Я люблю её, но мою любовь она не принимает.

Приехали домой. Андре проводил Дарси в ванну, дав свою чистую рубашку и полотенце.

– Тебе нужно согреться.

Дарси скрылась в ванной с надеждой, что вода согреет её, успокоит и заберёт все печали. Парень сел на диван в гостиной, терпеливо ждал и слушал музыку шума воды. Прошло чуть меньше часа, как подруга вышла из ванны и действительно казалась уже не такой трагичной. Андре начал узнавать свою, прежнюю Дарси. Ей двадцать восемь, но она сохранила подростковую свежесть, и природа благосклонно держала её на отметке двадцать два. Очаровательное, слегка вытянутое лицо с персиково-медовым оттенком кожи, обозначенными волевыми скулами, пухлыми губами, следовавшими чётко по контуру. Её взгляд обличал ядро души: светло-коричневые чаинки плясали огненно – дьявольский танец по радужке жёлтых, словно кошачьих глаз. Каштановые вьющиеся волосы до плеч, крутые бёдра, большая грудь, греческий профиль довершали фаталистический образ. Она неистово влекла своей терпкой страстностью, никогда не выпрашивая у мужчин любовь. Так же притягивала душевной отстранённостью, и своего рода эксклюзивностью среди соплеменниц, которые никогда не смотрели на Дарси с жалостью, скорее с латентным восхищением. Дарси всегда хотела больше, чем ей предлагала жизнь – многое брала напористой самостоятельностью. Она жадно выжимала из действительности всё, до последней капли, и при этом саркастически куражилась так, как будто завтра для неё не настанет. Не прислушивалась к чужим инородным общественным мнениям, не любила обсуждать и осуждать кого-то, так как это абсолютно не способствовало утолению её интеллектуального голода. А общаясь с людьми, она излучала незримую дистанцию. В этом читалось её внутренние одиночество, и казалось, она знает о жизни гораздо больше, чем другие. Однако, даже таким неотразимым, как Дарси Стюарт, не чуждо ничего человеческого.

– Я хочу есть. Накормишь меня? – спросила Дарси, словно доверчивый, чистый ребёнок.

– Что тебе приготовить? Чего бы ты хотела?

– Сэндвичи или то, что найдёшь в холодильнике, и чего не жалко для вечернего непрошенного гостя. И кофе. Я без него сейчас не представляю свою дальнейшую жизнь.

Андре отправился на кухню и в этот момент ассоциативно почувствовал себя, словно язвенник в индийском ресторане. Он исходился слюной по огненно-острому, и одновременно запретному, вкушая только глазами. Но, однако, видел, как другие просто и без каких-либо привилегий поедают перчёную кухню, получая сиюминутное гастрономические наслаждение, о котором вскоре возможно забудут. Дарси – острая кухня, а Винкерт любил и Дарси и острую кухню – их обеих, до изжоги.

Он заботливо приготовил сэндвичи с ветчиной и листьями салата, без эмоциональная кофе-машина сотворила кофе.

– Поешь, и ложись отдыхать.

Дарси последовала совету друга. Поглотила сэндвичи, выпила кофе и умиротворённая растворилась в расстеленной для неё, кровати в спальне, приготовившись, стать дочерью Морфея. Андре старательно накрыл её одеялом, погладил по голове.

– Поспи. Тебе нужно как следует отдохнуть, восстановить силы. Всё образуется, не думай сейчас ни о чём.

У каждого человека в жизни должна быть обязательно отдушина. Для Дарси отдушиной был Андре. В перспективе, конечно, снова маячила мифическая дружба между влюблённым парнем и девушкой, позволяющей себя любить. Хотя, при этом Дарси не стеснялась черпать вдохновение из источника, наполненного странной дружбой. Отдача от дружеских взаимоотношений для Андре так же существовала – это поддержка от идентично родственной души, что дорогого стоит. И всё же, Дарси не эмоциональный паразит-потребитель – под маской рока она умело прячется лишь от других. Андре в свою очередь искусно прячется за мизантропической стеной, однако, за всем этим лицедейством скрываются тонкие, чуткие, остро чувствующие мир – ранимые души.

Винкерт вышел в гостиную и пытался работать, но скомканные мысли не способствовали плодотворному процессу. Дарси это чувствовала, она видела друга насквозь.

– Андре, – окликнула Дарси, – я не хочу спать, почитай мне свою книгу.

– Ладно. Я прочитаю тебе только кусочек – многое застопорилось пока.

– Ничего страшного. Это не помешает микро презентации книги в уютном и тёплом кругу друзей. – Остроумие иногда помогало Дарси обесточивать собеседника.

Андре засмущался, но не отступил.

– Эпиграф. «Главный урок истории заключается в том, что человечество не обучаемо. Уинстон Черчилль».

– Я, кстати, ещё не придумал название и не определился, будет у меня псевдоним или нет.

– Ничего, не отвлекайся, читай.

– Пролог. Возможность списания жизненной энергии привело к глобальному реформированию в уголовно – исполнительной системе. Произошла замена тюремного срока, который по решению суда, должен отбывать заключённый – на списание жизненной энергии, в равном эквиваленте времени и сумме назначенного штрафа. В дальнейшем, это привело к упразднению тюрем по всей стране. У государства высвобождались колоссальные средства, которые были необходимы для содержания комплекса государственных учреждений и органов, исполняющих определенные виды наказаний, органов управления и иных структурных подразделений, решающих общие задачи, связанные с организацией исполнения и отбывания наказания. Также высвобождались и рабочие места, но это оказалось меньшим из зол. Государственная система могла себе позволить дальнейшее переобучение и содействие в трудоустройстве оказавшимся не удел кадрам.