«Викуля, ну зачем ты меня бросила?» — Опять я чуть не плачу.

Стягиваю с себя остатки одежды и забираюсь под одеяло. Выключаю ноутбук, мне хватит и моего воображения. Глажу себя там и тереблю свои половые губки, всеми силами пытаюсь себя удовлетворить. Пытаюсь дотянуться язычком до своей «кисули», но мне кажется, что это невозможно. Вот хорошо парням; им, наверное, проще. Фу-у, что за мысли, самой противно!

Мне нужна девочка, молоденькая, совсем юная, как я, которая будет любить меня, души во мне не чаять. И мы с ней будет счастливые- пресчастливые. Хотя всё уже могло бы быть, если бы не Викуля. Вспоминаю её стройные ножки и круглую попку, изящную «щёлочку» и плоский животик, и меня аж трясёт от этих воспоминаний. Не могу спокойно лежать.

Беру свой телефон и любуюсь её фотографиями. Какие же у неё идеальные ножки, прям сейчас бы зацеловала! Рыдать готова, потому что не могу к ним сейчас прикоснуться. Целую себя в коленку, закрываю глаза и представляю, что целую Вику.

Она такая стройная и высокая! Вспоминаю, как стояла перед ней на коленях и лизала ей «киску», сосала её половые губки. Люблю в них каждый миллиметр, каждую складочку. Вспоминаю, как целовала её «бусинку», облизывала и покрывала поцелуями её ножки. И вдруг я понимаю, что я рыдаю. Дрочу и плачу — такое иногда со мной бывает. Слёзы сами катятся из глаз. А мне так себя жалко, как вспомню о том, что больше никогда не повторится!

«Нет, я не верю что это конец, в её душе, в её сердце ещё есть любовь». Хватаю телефон, набираю её, и будь, что будет. Пусть она на меня наорёт, лишь бы не бросала трубку, хочу услышать её голос. И больше ничего не хочу.

«Вика, пожалуйста. Умоляю тебя, любимая, возьми трубочку, ну я очень тебя прошу». Не берёт. Снова звоню и в третий раз набираю.

— Да Юлечка, — звучит, наконец, её ответ в телефоне. Я чуть от счастья не умерла, когда её услышала.

Продолжаю дрочить.

— Привет, Викуль, ты как там? — говорю.

— Отлично. Только что вернулись с озера, Сашка… — Не могу разобрать, что там делал Сашка. Но мне хорошо, мне так хорошо в груди от того что я просто говорю с ней.

— Я так по тебе скучаю! — всхлипываю я. — Мне так одиноко! Я сама, одна-одинёшенька, никому не нужная. Никто меня не любит. Мне так тебя не хватает! — Моё дыхание учащается, сейчас я разрыдаюсь или кончу. Одно из двух или же всё одновременно, почему бы нет.

— Юлечка, моя хорошая, ты же такая умничка, тебя все любят, тебя все ценят, ты ещё найдешь своё счастье… Всё, целую, меня Сашка зовёт.

— Пока, — едва успеваю сказать я, как она кладёт трубку.

Я лежу в постели голая и смотрю в потолок. Мне так хорошо и плохо одновременно. Хорошо от того, что я с ней поговорила о своих чувствах, что ещё раз в любви ей призналась. А плохо, потому что плохо. Ну что тут объяснять? Она от меня навсегда отгорожена бронированным стеклом, я её вижу и слышу, но прикоснуться к ней не могу и, возможно, никогда уже не смогу.

Когда нельзя, а хочется, то хочется ещё сильнее. Мне больше не хочется дрочить, а только плакать. Переворачиваюсь на животик, жалею себя и рыдаю в подушку.

Просыпаюсь ночью и не помню, как уснула. Похоже, я плакала, пока не лишилась силы и не отключилась. На мне нет одежды. Хоть я никогда не сплю голая, только с Викой спала однажды. Даже с Сашкой себе такого не позволяла, я стеснительная. Но сейчас я одна у себя дома. Встаю и потягиваюсь, подхожу к окну. На улице ещё темно. На лавочке у подъезда шумно разговаривает какая-то компания. А на душе у меня так спокойно. Не знаю, почему. Видать, я здорово вчера выплакалась и теперь ничего не чувствую.

Беру телефон — он сел, забыла на зарядку поставить. Ложусь на кровать и любуюсь своим телом, своими стройными ножками. Как же мне повезло, что они у меня такие! Пытаюсь представить себе, что это не мои ножки, а таинственной незнакомки. Что мы вчера только с ней познакомилась и уснули в одной постели. И мы даже не знаем, что обе — лесбы. Нам просто так хорошо рядом, и сердце бьётся часто-часто.

Воображаю, как она, ничего не объясняя, целует меня в щёчку. А после мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза и всё понимаем. Как же долго мы друг друга искали, сколько страдали, сколько мучились! И вот встретились, вроде как случайно. А я даже не любовью с ней заняться хочу, я пожалеть её хочу, ведь знаю, сколько она натерпелась грубостей и отказов. И ей меня безумно жалко. И вот мы уже целуемся, стягиваем друг с друга одежду и ласкаем друг другу «щёлки», груди, животики и «лепесточки». Она отлизывает мне и шепчет, что любит.

Обнимаю сама себя и снова плачу. Мне так больно и одиноко, мне так не хватает любви! Мне уже не нужна Вика. Я просто хочу, чтобы меня любили, мне нужна любовь — хоть капелька. Крохотная капелька душевного тепла. Чтобы кто-то обнимал, целовал, ласкал. Кстати, Вика почти этого не делала. Она всё на меня спихивала, но я всё равно была счастлива.

Накидываю мамкин халат на голое тело и сажусь делать себе педикюр. Я всё сама делаю, притаскиваю из ванной тазик, распариваю ножки в соляном растворе, «рихтую» их пемзочкой. Как ни странно, но простые и понятные действия меня успокаивают. Может, мне в маникюрный салон устроиться и там знакомиться с девочками? Нафиг тот институт, буду сразу зарабатывать и мамке помогать.

Такие простые и в то же время мудрые мысли!

«И когда это я так поумнела? — спрашиваю себя. — Наверное, когда мне было больно-больно. От боли умнеют быстрее». Сама же и отвечаю. Чувствую очередную «ударную волну» в сердце и начинаю всхлипывать.

«Не думай, Юленька, не думай, милая моя, пожалуйста! Успокойся, не думай и не вспоминай о ней. Мысли прикончат тебя». Прошу сама себя и не могу удержать слёзы. Они так и заливают глаза, зрения и так едва хватает, чтобы кутикулы подровнять. Что такое кутикулы? Наберите в Яндексе, там точнее скажут.

Ровняю пилочкой ноготки. Мне нравится это делать самой, нравится прикасаться к своим ножкам. Ножки вообще моя любимая тема. Раньше я их целовала, пока никто не видит, свои собственные коленки и пальчики на ногах, брала их в рот — от перевозбуждения понятное дело. Да, я много всего творила.

Мне нравилось воображать себе всякое. Вообще я жуткая извращенка. Но сейчас у меня нет настроения. У меня вообще ни на что не осталось сил, даже на то, чтобы поесть. Я как будто умерла изнутри.

Кстати о еде: что там, в холодильнике?

Наношу на ноготочки белый лак, любою нежные тона. Даю ему высохнуть, надеваю мягкие тапочки и иду на кухню. Открываю холодильник, а там ничего из того, что я ем. Картошка. Буду готовить картошку. Улыбаюсь: я же её даже чистить не умею. Раньше умела, а сейчас разучилась, всё за меня делает мамка. И на работу ходит, и готовит, и убирает. Мне даже стыдно, что я, такая взрослая, никак не помогаю. Сейчас сяду картошку чистить, только сообщения проверю.

Включаю свой телефон, он уже должен был зарядиться. Загорается экран, и сразу начинает пиликать. Сколько, оказывается, народу мне писало! Катя, Димка, Маринка. Но ни одного письма от Сашки или от Вики. Как будто эти «голубки» обо мне забыли. Есть ещё от мамки пара пропущенных.

Смотрю в окно, а там темно. Который сейчас час, если даже в мае темно? На телефоне-то, понятное дело, 00:00, открываю ноутбук. Три утра. Отлично! В три утра она собралась варить картошку! Ставлю чай и сижу одна, на кухне, как старая дева.

«Какая старая дева, Юлька? Тебе семнадцать!» — подбадриваю саму себя. Но не верю. Похоже, я никогда не встречу свою любовь. Я так и умру в одиночестве. Жалко себя до жути! Знаю, что это неприлично — себя жалеть. Нюни распустила, сидит, жалуется на жизнь, а у самой всё лучше, чем у многих! Но как же мне сейчас больно, так трудно — не передать! В такие моменты всегда войну вспоминаю: кто в танке горел, кто руку потерял, вот им было больно, а не мне…

И всё равно не могу. Как вспоминаю, что Вика меня бросила, жить не хочу, умереть хочу! Не буду жить без Викулечки, не буду, и всё, отказываюсь! Викуся, ну зачем ты меня бросила? Закрываю глаза, пытаюсь сдержать слёзы, но не могу. Вспоминаю наши ласки и поцелуи и умираю каждый миг без неё. Скорей бы уже подохнуть и больше не чувствовать этой боли!