Я не стал вслушиваться в слова слуги, обойдя на значительном расстоянии зеркала, выглянул в окно. Оно действительно было распахнуто настежь. Где-то в саду мне почудился треск веток. Но я бы не стал утверждать это с полной достоверностью.
После обеда, как и договаривались, я встретил у крыльца юную Сесиль. Ее ладонь нервно подрагивала в моей, когда я представил ее матушке. Девушка была в очередной вуали, скрывающей лицо до подбородка.
- У Сесиль не так давно умерла мама. - Всего пять лет назад. - Она все еще грустит о ее скоропостижной кончине.
- Ах, бедное дитя. Что же мы вас держим на пороге, проходите. Моя кухарка совершенно замечательно готовит бисквиты и эклеры, вы таких, должно быть, еще никогда не пробовали.
Постепенно между девушкой и моей матушкой завязался диалог, от которого я благополучно отрешился.
Когда матушка на минуту вышла, чтобы велеть заварить тот чай, который ей прислала тетушка, Сесиль тронула меня за локоть пальчиками в черной кружевной короткой перчатке, и застенчиво сказала.
- Может быть, мы не будем ссориться именно сегодня. Ваша мама мне очень понравилась, мне не хочется ее расстраивать. Сделаем это в городе, или на следующем свидании. Мне действительно неловко, но можно же сделать так?
От предложения девушки в моей душе запели соловьи. Я поспешно согласился.
Когда девушка села в коляску и уехала, я еще долго стоял у окна, провожая взглядом свою возможную судьбу.
Наступил вечер, а пришелец так и не объявился. И я понадеялся, что, выпущенный на свободу, ко мне во сны он уже не проникнет.
Перед сном я тщательно закрыл окна и двери. Мне все чудились шорохи и сквозняки.
Но, вот я уснул. Мне снилось, что я стал таким живым, каким еще ни разу не был. Я мог идти, куда захочу, делать, что захочу. И наслаждался этими ощущениями.
Когда в подворотне города, где я каким-то образом оказался, меня окружили какие-то неопрятно одетые люди, я не испугался. И убил голыми руками. Мои пальцы протыкали их, словно стилеты, а горячая кровь текла по моим рукам. И это было так забавно. Они умерли, но кто-то из них умудрился ранить и меня. У этого человека в руках была какая-то непонятная штука, швырнувшая в меня кусок горячего металла. 'Пистоль', напомнил я себе название этой штуки. Да, пистоль, согласился я сам с собой. И прижал ладонь к своей ране.
Из меня вытекала золотистая жидкость, если бы не цвет, больше всего напоминавшая бы ртуть. Странно, но больно мне не было. Я провел по своему левому боку еще раз, размазывая золотистую кровь, и пошел дальше. Я просто знал, что это меня не убьет.
Всю ночь я шатался по городу, то и дело встревая в чужие драки. Я просто наслаждался тем, что никогда ранее не было мне доступно. Если мне нравился чей-то наряд, я представлял себя в нем, он непостижимым образом оказывался на мне. Если мне нравилось чье-то лицо - точно таким же образом я менялся. Я мог стать абсолютно любым, но комфортнее всего мне было в первоначальном облике, словно чужие были неудобной одеждой, сшитой не по размеру.
Утро встретило меня холодной водой. Вытирая голову полотенцем, я анализировал свое состояние. По сравнению с предыдущими, я был более менее бодр, но сон меня словно не хотел отпускать.
Я вспомнил свое ранение. Внезапно мой правый бок заболел. Я задрал сорочку, обнаружив у себя ту самую рану, только отраженную зеркально. Джейсон, увидев, что я пошатнулся и падаю, довел меня до кровати и побежал, чтобы отправить кого-то к доктору.
Врача я ждал примерно час. После осмотра доктор сказал мне то, что я итак знал.
- Голубчик, у вас в боку пуля, нужно ее вытаскивать, пока она не повредила вам какие-нибудь внутренние органы.
Глотнув маковой настойки, я закрыл глаза, не желая смотреть, как у меня в животе ковыряются. Несмотря на обезболивающее, боль никуда не делась. От каждого движения доктора она гуляла по моему телу, туда и обратно.
Вскоре звякнула пуля, вытащенная из меня.
- Постарайтесь пару дней сильно не двигаться. Я оставлю вашей матушке кое-какие лекарства, которые вы должны принимать эту неделю, выздоравливайте.
Конечно, доктор остался на чай у моей матушки. Я, сраженный коварной настойкой, задремал. В этом сне я увидел себя, убегающего от кого-то. Теперь это больше походило на привычный кошмар. Я скрылся в какой-то подворотне, погоня ушла, оставив меня далеко позади.
Снова я 'наслаждался' прогулкой по городу, уже подозревая, что у нее могут быть какие-то последствия, но никак не мог вырваться из объятий наркотических видений.
Словно где-то вдалеке Джейсон звал доктора, потом мне перестал сниться сон, я погрузился в темноту, четко запомнив этот переход от сна к тьме.
Тьма была мягкой, нежной. Она шептала мне голосом матушки, что-то говорила голосом доктора, отвечала голосом Джейсона сама себе.
Я оказался погруженным в темноту на долгую неделю. Извещенная о моей болезни, приезжала Сесиль, тьма звенела мне встревоженными колокольчиками ее голоса. Не было только одного - кошмаров про меня-отражение.
Свет забрезжил передо мной к обеду следующего понедельника. Я был очень слаб. Сил хватило только на то, чтобы лежать с открытыми глазами и пытаться слушать.
Мне донесли последние сплетни. То тут, то там в городе видели странного человека, похожего на меня. Он пакостничал, брал все, что ему приглянется, развлекал народ тем, что выживал и после падений с высоты, и после выстрелов по нему в упор. Вскоре зеваки, сталкивающиеся с ним, стали собираться в толпы, чтобы пытаться его изловить или убить, если поймать не получится, пока у них редко получалось его увидеть, ведь он умел принимать любое обличие, в моем он только отдыхал. Дядя уже мечтал об армии неуязвимых отражений, способных замаскироваться в любой толпе.
А я пытался в металлических предметах увидеть свое отражение, которого там, увы, не было. Тогда и понял, что еще одного сна с участием отражения я не переживу. И решил действовать. Для начала вызвал своего старшего помощника и попросил выследить зазеркальщика. Не убивать, не ловить, просто следить за ним. По возможности - круглосуточно, так как не был уверен, что эта тварь вообще спит.
