— Ты по-прежнему осуждаешь мои решения?

— Нет, Ке…

— А мне кажется, что осуждаешь. Будь послушной, Анель. Так будет легче — для тебя, для меня. И для твоего благоверного.

Керал бесшумно, как призрак, соскользнула с постамента и медленно приблизилась к одной из массивных цепей. Положила на звенья руку и, как паром по реке Стикс, двинулась в сторону Грэга. Пальцы того слегка дернулись, но тело и лицо оставались неподвижными. Никакой реакции.

Не хочет показывать страх? Или страх не дает показать ничего?..

— Я уже не раз шла тебе навстречу, — говорила Керал. — И этот — не станет исключением. Пожалуй, ты и правда заслужила право выбора. Подойди сюда, Анель.

Анель не могла не подчиниться. В абсолютной тишине каждый ее вдох отдавался эхом от стен. Будто и не было многочисленных наблюдателей, будто их здесь всего трое: она, Грэг и Керал. Подселенка чувствовала, как смывается грим, сползает маска, которую она так усердно носила днем и ночью. Как под тяжестью чувств что-то ломается в сердце.

— Ближе, ближе. Вот умница, — злорадствовала гипнотизерша.

Стоило Анель подойти почти вплотную, как Керал схватила ее за руку и насильно впихнула холодный клинок в ладонь. Автоматически Марьер вцепилась в рукоять, как будто это могло ее спасти.

— Всем известна поговорка: опенулы сами решают, что ждет их за дверью, — продолжала командир, обходя подчиненную по кругу. — Но я думаю, что все мы способны писать свою судьбу. Принимать решения, правильные и неправильные. Опенулы отличаются лишь тем, что имеют множество путей, тогда как нам, чаще всего, предоставляется всего два: действовать или отступить.

Душу окатило морозом. Керал захохотала:

— Ну же, Анель! Теперь выбор лишь за тобой! Либо ты даришь своему возлюбленному быструю и желанную смерть, либо я. Но уже по-своему. На что ты хочешь обречь его: на вечные страдания меж двух миров или на гибель от руки той, кого он любит больше жизни?!

Анель сжала чужой кинжал так, что тот едва не пошел трещинами. Она смотрела на сгорбившегося пред ней Грэга, но перед глазами мелькали совсем другие картины. Вся жизнь — от раннего детства до этого мгновения. От того, как Анель лазала по черным узловатым деревьям под пристальным присмотром пепельных глаз. От того, как они тайком пробирались на кухню после комендантского часа, и дежурная с ласковыми глазами выдавала им горстку сушеных яблок. От того, как он сидел в ее комнате и бережно обрабатывал мелкие раны, тихо ругаясь под нос, как можно быть такой неаккуратной. От того, как он робко подглядывал за ней из-за угла, способный решить любую ее проблему, но не способный произнести три самых простых и самых сложных на свете слова. От того, как они глядели на звезды и мечтали о том, чего никогда не будет. От того, как они достигли того, чего никогда не могло быть. От белых тюльпанов, белых жемчужин, белого платья и присланных кем-то кровавых маков.

До настоящего, в котором Анель опускается на колени рядом с Грэгом и прижимает белое лезвие к его такой же белой коже.

Паникер, словно лишь очнувшись, вздрогнул от этого прикосновения и поднял пустые глаза. В их глубине мелькнуло что-то знакомое, но давно забытое. Анель захотела опустить веки. Но не могла.

У канноров есть глупая легенда. Что Смерть, чтобы заманить человека в свои объятья, обращается тем, кого этот человек больше всего любил при жизни. За кем бы последовал даже на ту сторону. Анель никогда не нравились истории «синих». Чем бы они ни начинались, что ни ложилось бы в основу: дружба, семья, любовь — все всегда сводилось к смерти. А сейчас подселенка чувствовала себя героиней одного из таких мифов.

— Анель… — тихо-тихо, неслышно проговорил Грэг, и девушка едва не взвыла от отчаяния.

Он наверняка даже не понимает, что происходит. Анель же знает, как такие дела делаются! Напаивают обвиняемого какой-нибудь дрянью, чтобы не возникал и не брыкался! Словно погружают в сладкий сон — от которого человек уже не успеет проснуться. Дайте Анель хоть кто-то этого же отвара. Чтобы не видеть, не делать, не запоминать!

— Я здесь… — ответила она прежде, чем сумела сообразить. Голос звучал слишком надломлено и хрипло. Совсем по-чужому.

— Анель, — вновь шепнул паникер и приподнял уголки потрескавшихся сизых губ.

Рука, сжимающая нож, задрожала, и лезвие грозилось раньше времени пресечь чужую жизнь. Анель нервно сглотнула. Раньше какого времени? Раньше того, как он окочательно очнется и поймет, кто собирается перерезать его глотку?!

Ну же, черт возьми! Сейчас или никогда!

Анель не пошевелилась.

— Хм, похоже, хладнокровная госпожа Марьер проявила слабость духа? — заржавел металлический голос где-то впереди. Подселенка подняла глаза, но из-за стоящих в них слез видела лишь черную монолитную фигуру, — И стоило так рваться к власти, если эта ноша тебе не по плечу? Оставалась бы позади, среди прочего сброда. Обустроила бы обычную семью, с любовью, детьми и прочей бесполезной дрянью!

Девушка со всех сил стиснула зубы, лишь бы не выглядеть еще слабее, чем сейчас. Перевела глаза на окружающую их толпу с неизменными, будто мраморными лицами. Анель уже сомневалась, люди ли это вообще? Но нет, вон Кир, как-то стоявший с Грэгом на вахте, Рези, с которой Анель около месяца приходилось делить комнату, Альден, их общий приятель, еще с детства. Те, кого они звали друзьями, теперь просто сидят и смотрят! Даже, уроды, глаза не прячут!!!

— О, Анель, не гляди вокруг, — расхохоталась Керал. Спектакль приносил ей просто неизмеримое удовольствие. — Это только твоя трагедия. Ха-ха, такая взрослая, а ничего еще не поняла! Всем все равно. Пора перестать верить в сказки, крошка Анель. Счастливых концов не существует!

Счастливых концов не существует…

Да, существует счастливое начало, счастливая середина, счастливое продолжение. Но конец счастливым никогда не будет.

А это — конец.

Подселенка зажмурилась. Сердце не стучало. Кровь не бежала по венам. Легкие не принимали воздух. Убить нужно одного человека. А умрут два.

— Если… — порывисто шепнула Анель и прислонилась лбом к чужому, холодному и влажному, как у мертвеца. Наплевать на то, что Керал может услышать. Пусть упивается! Пусть радуется, если ей так хочется! Анель не собирается из-за чужих правил отпускать любимого человека, не сказав самых важных слов! — Если там, за чертой что-то есть, … мы с тобой еще встретимся. Ты только подожди совсем чуть-чуть. И мы снова будем рядом… обещаю…

Грэг разомкнул губы, хотел ответить. Но не успел.

Холодную тишину разрезал приглушенный отчаянный крик. К алому цветку на полу добавился еще один лепесток.

Комментарий к Глава 24. Трагедия Надеюсь, я никому не испортила настроение. Потому что мое испорчено окончательно. Эмоционально-стеклянная кульминация начинается

Ну а в следующей главе ваш покорный автор попытается исправить все неуместными шутками, а также один из персонажей раскроется с несколько иной стороны. Ах да, еще мелькнет героиня, про которую все наверняка уже забыли. Чем не повод перечитать первые главы (и порадоваться, как там все светло и беззаботно)?

====== Глава 25. С днем рождения! ======

На ночь Эрика Ила не впустила. Заперлась изнутри и притворилась, что спит. Парень долго не ломился — тихо постучал пару раз и ушел. Эри же чувствовала себя загнанной в угол. Отвратительное чувство беспомощности. Но спать в одной комнате с тем, кто сумел хладнокровно зарезать маленькую девочку, у нее смелости не нашлось.

Впрочем, даже одна она спала плохо. Долго крутилась, прислушивалась к звукам и думала. Много думала. Как все так обернулось? Почему за какую-то неделю все так переменилось? Даже перед Днем Города все не было так запутано. Да, безусловно, ей пришлось свыкнуться с существованием магии, несколько раз побывать на грани жизни и смерти, повстречаться лицом к лицу с опасностью. Но мир тогда казался вполне себе понятным. «Синие» — друзья, «желтые» — враги. Она точно знала, кому верить можно, а кому нельзя. А сейчас? Инсив предупреждает об опасности, а каннор в любой момент может вонзить нож в спину.