Окрыленная такими мыслями, а еще воздухом и утром, Даша наклонилась к самому уху мужа и проговорила:

- Я тебя люблю.

Никакой реакции. Юрген крепко спал.

Но, решившись, сильфида не собиралась отступать. Почему-то сейчас она была уже абсолютно уверена, что ее чувства взаимны. Вот, она сказала эти три слова вслух! И ничего не обрушилось, небо не завернулось спиралью. Значит, все правильно.

- Я тебя люблю!

Муж зарылся лицом в подушку. Даша принялась его тормошить.

- Юра! Юрка! Я тебя люблю! Люблю! Очень!

- М-м-м? – сквозь сон юноша понял, что от него чего-то хотят. – Не буду… завтракай сама.

- Какой, к смерчам, завтрак? Юрка! Ну, просыпайся же!

Подушка полетела на пол, и лишившийся укрытия Юрген был вынужден продрать глаза.

- Дашка, что за смерч тебе опять в голову стукнул? Подхватилась сама ни свет, ни заря, дай хоть другим выспаться!

- Мне надо тебе сказать!

Юноша решительно сел, отбрасывая со лба взлохмаченные волосы, и скрестил руки на груди.

- Что стряслось? Сюда примчался Верховный собственной персоной, войска обды покушаются на наш укроп, кислотное море вышло из берегов, в окно залезла злая крокозябра?

- Я тебя люблю! – выпалила Даша. И залилась краской. Вот бы сейчас Юра все правильно понял, обнял, поцеловал, сказал, что чувства взаимны и не напрасны…

Но муж ошеломленно застыл с приоткрытым ртом, явно проглотив очередную подначку.

- Это ты прямо сейчас решила? – осторожно уточнил он.

Даша мотнула головой. Она уже пожалела, что призналась.

- А когда?

- Не знаю… – Даша не помнила точную дату, а у Юры был такой сосредоточенный вид, что более расплывчато сказать язык не поворачивался. – А… а ты?

- Я должен это знать, по-твоему?

- Нет, я о другом. А ты – меня… любишь?

Теперь Юра выглядел не ошеломленным, а озадаченным. Словно она в очередной раз ошиблась в какой-то прописной истине, которую стыдно не знать.

- Мы ведь с тобой об этом говорили, еще в первый день. И все друг для друга прояснили.

- А теперь?

- Разве что-то изменилось?

Даше показалось, будто он над ней цинично издевается. Как и всякий раз, когда она намекала о чем-нибудь понятном, а он вот так же делал вид, что ему все равно. Хорошее настроение бесследно развеялось, а вместо нежности в сердце закралась колючая обида.

- Да! – выкрикнула сильфида, и с кровати сдуло вторую подушку. – Какой же ты сухарь бесчувственный! Смотришь на меня свысока, будто я об тучу стукнутая! Я тебе не комнатная зверушка, если ты еще не понял! А тебе плевать на меня и наши отношения! Я в лепешку расшибаюсь, а ты даже не смотришь в мою сторону! Как же! Там и Лернэ, и Ристя, и Клима твоя обожаемая! С ней тебе интересно, а меня только использовать можно, когда надобность есть? «Дашка, постой на стреме», – едко передразнила она. – И только! А эти твои подачки!..

- Да какие подачки?! – сумел вклиниться Юрген в бурную обвинительную речь. В его глазах стояло такое искреннее недоумение, что Дашу все больше переполняло бешенство.

- Все! – отрезала она. – Приобнять, курткой поделиться, похвалу иногда бросить, как собаке кость! Для чего? Чтобы я поверила, а потом обманулась? Нравится тебе насмехаться надо мной?!

- Ты действительно об тучу стукнулась! Что, ссор не хватало в гостях? Прилетели домой, так можно начинать?

- Я начинаю?! Это ты начинаешь! Тебе вечно плевать! Сухарь бесчувственный!..

Когда разговор на повышенных тонах повторился, с вариациями, в четвертый раз, Даша смела вниз одеяло, вскочила и, рыдая, выбежала вон.

Некоторое время Юра слушал затихающий топот ее шагов, потом свесился с кровати и неспеша затянул одеяло назад, заодно прихватив обе подушки. Причины Дашиных истерик всегда оставались для молодого агента глубочайшей тайной.

- Смерч знает что, – наконец, пробормотал Юра сам себе. – Неужели ей именно для этого понадобилось меня будить?

За новыми инструкциями им надлежало явиться вместе, в два часа пополудни, но Даше настолько не хотелось оставаться дома, что она вылетела раньше, одна, и в девять утра уже была на месте. Даше сейчас было легче просидеть несколько часов на морозе перед закрытыми дверями, но не прятаться по углам от Юргена, чувствовать на себе его равнодушный взгляд, слушать вопросы, заданные, словно ничего не произошло. У Юры была такая ужасная черта: как бы сильно они ни поссорились, он продолжал вести себя обычно, игнорируя, что с ним не разговаривают. А когда Даша демонстративно молчала или не желала сидеть с ним за одним столом – смотрел так, будто это она в ссоре виновата и еще дуру из себя строит.

За время полета девушка успела несколько раз пореветь, отругать черствого супруга всеми бранными словами, какие знала, немного успокоиться и, за неимением платка, вытереть нос рукавом форменной куртки.

Опасения насчет запертых дверей были напрасны: многие агенты уже прибыли на работу, подставка для досок у входа была заполнена на две трети. Да и Липка оказался на месте: сидел за столом и что-то писал.

- Доброе утро, – проговорила Даша, прикрывая за собой дверь.

Липка поднял голову. У него был такой усталый вид, словно бравый агент просидел тут всю ночь, не смыкая глаз.

- Как, уже два часа? – удивленно спросил он.

- Нет, я прилетела пораньше, – Даша прошла вглубь кабинета и уселась за Юрин стол. Машинально, не зная, куда деть руки, провела пальцем по столешнице, оставляя в пыли узенькую лакированную дорожку. Уборщица никогда ничего не трогала на столах агентов, поэтому порядок те наводили сами. А Юре сейчас не до вытирания пыли – сплошные задания и командировки.

Костэн Лэй внимательно посмотрел на девушку, подметил красные глаза и нахмурился.

- О, Небеса! Что у вас опять случилось?

- Ничего, – Даша опустила голову и сосредоточенно провела вторую дорожку, параллельно первой.

- Дарьянэ! – строго произнес Липка. – Я тебе уже говорил, что ломаться и таиться ты можешь дома, с мужем или батюшкой, но не на работе! Ты агент четырнадцатого корпуса или секретарша из пятого? Что за ребячество?!

- Это не ребячество, – Даша очень постаралась не шмыгнуть носом от стыда и обиды. – Вы ему это говорите, он надо мной издевается!

- Интересно, как? – ледяным тоном осведомился начальник. – Оскорбляет твоих родителей? Руки тебе выкручивает? В постели надругается?

- Да лучше бы надругался! – вырвалось у Даши. – Он меня не замечает, вообще! Я для него как вещь. Ему плевать, что я чувствую.

Пристальный взгляд Липки стал задумчивым, а потом в нем появился намек на озарение. Впрочем, голос звучал твердо и по-официальному сухо.

- Если ты не можешь работать с Юргеном, то нет ничего проще. Давно пора тебя отозвать, а ему подобрать более опытного компаньона. Не смотри так, никто тебя из корпуса не гонит, на Холмах у агентов тоже полно дел.

- Не надо, – прошептала Даша. – Пожалуйста, не отзывайте меня. Мне так нравится это задание, я же стараюсь!

- В таком случае, умей владеть собой и не закатывать напарнику истерик. Если чувствуешь, что не справляешься, то во благо общего дела тебе следует отказаться.

Даша представила, как Юрген полетит в Принамкский край без нее. Будет говорить там с Климой, пялиться на Лернэ и совершать подвиги. А вернувшись, даже не вспомнит, что у него есть жена.

- Я больше не буду, – проговорила она. Потом спохватилась, что это звучит по-ребячески, и добавила: – Я справлюсь и с собой совладаю. И общему делу не поврежу.

- Хорошо, я верю твоему слову, – серьезно кивнул Липка. – Раз уж ты прилетела раньше, то дам тебе новые инструкции. Послезавтра вам надлежит снова вылететь в Принамкский край, прихватив Ристиниду Ар. Также Верховный Амадим передает обде Климэн дары вежливости и дипломатическое письмо. Мы рассчитываем, что Климэн ответит, и тогда в ваши обязанности будет входить поддерживание этой переписки. Вопросы?

- А почему мы летим так рано? Ведь сначала говорили, что нам лучше оставаться на Холмах до конца зимы.