- Ноги отморожены? – палец нашел в документе эту строчку.

- Не только. Как мне сказал гонец, очевидец событий, он отчего-то гнил заживо, постоянно бредил и, видимо, толком не понимал, где находится. Нам бы и не доложили, но в бреду среди прочего прозвучало одно решающее слово.

- Обда, – снова процедила Наргелиса, отрывая взгляд от бумаги. – Тут описан не бессвязный бред, а вполне внятные сведения. Горец все-таки пришел в себя?

- То, что ты читаешь – вольный пересказ, – пояснил Лавьяс. – Он постоянно повторял это, с вариациями: обда договорилась с горцами, несмотря на сильфов, Фирондо вот-вот поклонится ей. И это ни какая-нибудь самозванка, а настоящая обда, как в прежние времена, и с каждым, кто посмеет встать на ее пути, будет то же самое, что с ним.

- Значит, он ее враг?

- Трудно понять. Горца крепко приложило о тучу. То возносил обде хвалу, то проклинал, то каялся в чем-то, то просил спрятать его от обды, убеждал, что будет нам полезен, снова умолял обду его простить и спасти. Врачи в Кайнисе определили, что его гниль идет от руки, и попытались ее отрезать, но горец догадался и не позволил. Сказал, на руке – знак его обды, и нельзя отрезать, иначе мир рухнет. Поэтому отрезали только отмороженные пальцы на ногах, что, по-моему, почти бесполезно.

- Я сейчас же вылетаю в Кайнис, – решила Наргелиса. – Мне нужно самой его допросить, особенно если горец знал обду лично.

- Увы, – развел руками Лавьяс. – И я бы не отказался провести допрос, но теперь это невозможно.

- Сдох? – Наргелиса быстро пробежала глазами в конец отчета. – Что?.. Пропал без вести?!

- Точнее, удрал. Шустрый оказался, не уследили.

- Гниющий заживо, без пальцев ног, из хорошо охраняемой крепости?

- Вот-вот. Ужасающая халатность. Может, он и сдох где-нибудь в лесах, но мы этого уже не увидим. Разведчики прочесали все окрестности, искали с земли и воздуха, но бесполезно.

- А может, не халатность? Я бы еще поверила, что сама обда способна на такой трюк без посторонней помощи, но не обычный человек, вдобавок сумасшедший.

- Подозреваешь заговор?

- Тридцать четыре смерча, да я знаю наверняка! – Наргелиса вскинула голову. – Обда создала в Институте немалую организацию и ни одного, повторяю, Лавьяс, НИ ОДНОГО человека оттуда мы не схватили. С той поры было уже два выпуска, грядет третий. Орден слишком нуждается во врачах, летчиках, командирах и разведчиках, чтобы отстранять от работы тех, кто попадает под подозрение. А это – все воспитанники, учившиеся в одно время с обдой. Мы не знаем, когда ее организация была создана, и сколько прошло выпусков, пока ничего не раскрылось…

- Ты начальству об этом докладывала?

- А как же, – она горько поджала губы. – Было отдано негласное распоряжение следить за всеми институтскими из последних десяти выпусков.

Лавьяс фыркнул. Задача была невыполнима, учитывая, что таких институтских в армии сейчас большинство.

- Как думаешь, Геля, а если мы с тобой вылетим в Кайнис и проведем расследование? Мы оба институтские, в наше время обды не было в помине, а те, кто прежде учились с нами, сейчас занимают в армии немалые посты. Если возьмемся как следует – неужели не отыщем, кто помог горцу бежать? Все-таки это уже зацепка, а не пустые подозрения.

- Если Тарений одобрит. У меня сейчас слишком много дел по сильфийскому вопросу. Кстати, ты уже докладывал ему о горце?

- Вот сама и доложишь, – ухмыльнулся Лавьяс. – Это ты у нас любимчик начальства, и оно не рассвирепеет, если услышит из твоих сладеньких уст о провале в Кайнисе. А нам, великим героям отчизны, лучше держаться подальше.

- Крокозяберья натура, – буркнула Наргелиса, понимая, зачем Лавьяса понесло докладываться именно ей. Узнав обо всем, благородный господин Тарений Са будет в ярости, и попавшемуся под горячую руку Лавьясу непременно припомнят, что, обретя трофейную саблю, он упустил сильфиду, которая оказалась не послом, а агентом тайной канцелярии, и все время заточения успешно водила орденскую разведку за нос. А Геля что, ее не жалко.

- Опять грубишь, – Лавьяс сделал вид, что обиделся, но получилось фальшиво и бесстыже. – Между прочим, ради одного дела стараемся! И насчет общего расследования я совершенно серьезно. Пора уже прижать подонков, позорящих Институт своим существованием.

- Посмотрим, – Наргелиса твердо решила, что выдаст идею расследования в Кайнисе за свою. А там видно будет. – Иди уже отсюда, пока не явилось избегаемое тобою начальство и не сделало с твоей саблей и задницей то, что не удалось Костэну.

- Я тоже желаю тебе всего наилучшего, Геля, – на прощание Лавьяс отсалютовал той самой саблей. – Ты потрясающе учтива и мила. Вот интересно, Тарения привлекли твои безупречные манеры или ему хватило того, что под юбкой?

Сказать в ответ какую-нибудь столь же обидную гадость Наргелиса не успела: дверь захлопнулась прежде.

- А вот эти чудесные сливы, сударыня Ристинида, выросли, представьте себе, в моем саду.

Сливы были мелковаты, но на Холмах достаточно радоваться, что они просто есть, поэтому Ристя вежливо взяла с блюда одну твердую желтую ягодку и поинтересовалась:

- Как же вам это удалось, господин Амадим?

Верховный сильф смахнул с кружевной скатерти несуществующую пылинку.

- Эксперимент с привозными почвами. Когда-нибудь мы станем везти не ведро-два, а столько земли, что хватит на целые поля, и тогда Холмы непременно расцветут.

Ристя знала от покойного отца, что идея о привозных почвах сидела в голове уже далеко не первого Верховного сильфа, и даже не десятого, но толку до сих пор не было. Не цвели Холмы. Ни со своей землей, ни с привозной.

- О, какая необычайная идея! Я от всего сердца желаю вам преуспеть в ваших начинаниях, господин Амадим.

- Вы зябко поводите плечами. Вам неуютно?

- Что вы, здесь очень красиво.

Закрытая дворцовая веранда считалась жемчужиной сильфийского зодчества. Три стены и потолок были собраны из тщательно подогнанных друг к другу треугольных стекол, отчего создавалось впечатление огромного уличного фонаря. Или, из-за темных свинцовых перетяжек – невиданной паутины. Острых углов не было, конструкция получалась легкой и воздушной на вид. Когда дул сильный ветер, сотни стеклышек веранды начинали вибрировать, издавая легкий мелодичный звон. Из-за этого Ристинке постоянно казалось, что веранда вот-вот развалится, хотя простояла вот так уже лет сорок без единого ремонта, и еще столько же спокойно простоит.

Не было ничего удивительного в том, что Верховный пригласил сударыню посла на чашечку укропника именно сюда – веранду специально строили для неофициальных встреч с людьми, чтобы у них навсегда осталось незабываемое впечатление о государстве сильфов. Что ж, зодчие своего добились. Большинство гостей судорожно прислушивалось к звону стекла и скрипу свинцовых перетяжек, а те, что покрепче нервами, искренне восхищались отделкой.

Изысканные витражи на потолке ярко поблескивали в свете масляных ламп, казались живыми. Цветы и птицы среди кучеряшек облаков – любимые сильфийские мотивы. Мечта и реальность. Цветы неизменно фантастические, яркие, пышные и прекрасные, каких даже в Принамкском крае не существует. А птицы здешние, повторенные до мельчайшей черточки, кое-где расписанные эмалью.

У Амадима светлые голубые глаза – прозрачные, поблескивающие, как то стекло. И задумчиво-холодные. Ристя уже привыкла, что Верховный сильф постоянно о чем-то думает, но не порывисто, как Клима, а скорее устало. А еще он потрясающе учтив.

- Вам нравится укропник?

- Благодарю. Полагаю, настоящий укропник можно попробовать лишь здесь, на Холмах.

- Не могу не согласиться, – глаза не теплеют, но и злобы в них нет, даже на дне. – А ваша обда любит укропник, сударыня Ристинида?

- У себя дома она предпочитает отвар из ромашки.

- Что такое ромашка?

- Это цветок моей родины, сладкий и ароматный. Если вы побываете в нашей стране с визитом, я буду рада вас угостить. Как сильфы безупречны в приготовлении укропника – так никто, кроме людей, не заварит хорошо ромашку.