Пальцы замелькали, перелистывая. Начало папки было старым, почти двадцатилетней давности. Оно содержало протокол обычного, на первый взгляд, ареста ведского лазутчика и записи допросов. Это была ничем не примечательная папка – до тех пор, пока на одном из допросов не прозвучало слово “обда”.
“...Обда придет в Принамкский край! Вы даже не понимаете. Вам так говорят все, кто предан ей. А я еще скажу другое. Она не просто придет – она УЖЕ здесь. Высшие силы снова говорили с людьми. Орден доживает последние годы. Обда пришла, пришла, ПРИШЛА! Я пока единственный, кто знает это наверняка, я умру здесь и никогда не донесу эту весть ни до кого, кроме своих тюремщиков. Но и без меня об этом скоро все заговорят. Бойтесь и трепещите, потому что обда здесь, но вы никогда ее не найдете...”
Пальцы перелистывали страницы допросных листов, замаранных кровью. Сколько было тех допросов за двадцать лет? Но пленник, будь распят он тридцатью четырьмя смерчами, не соврал. О том, где надо было искать обду, они и правда узнали сами – слишком поздно. Даже семья Климэн Ченары ничем помочь не смогла – последний раз девчонка появлялась дома около пяти лет назад. Обду достаточно хорошо изучили, чтобы понять: родственные чувства от нее бесконечно далеки, даже трюк с заложниками станет напрасной тратой времени и средств.
А вот и портретик. Крошечная овальная рамка. Такие портретики принято носить на шее в медальонах или на поясе в плоских кошельках. Только изображенная на нем женщина не приходилась схваченному лазутчику родственницей или любимой. Она вообще уже давно умерла – портретику, судя по дате, больше ста лет. Но единственное, что удалось выбить на допросах – по старинному портрету каким-то образом была найдена новая обда. И орденская разведка в свое время сбилась с ног, пытаясь это повторить, но не смогла.
- И ведь не красавица, – с легкой досадой пробормотала другая женщина, не изображенная на портретике, а склонившаяся сейчас над ним. Ее ухоженные руки снова замелькали, перелистывая пыльные страницы одного из главнейших дел орденской разведки.
Вот снова поздние документы: письменный отказ Костэна Лэя от обвинений (сильфийское дело с некоторых пор объединили с делом обды), отчет лазутчика с ведской стороны, извещавшего, что сильфов подле обды не обнаружено, а след убийцы потерян где-то между ставкой обды и Локитом; отчет лазутчика с Холмов, который постановил, что сейчас все агенты четырнадцатого и пятнадцатого корпусов находятся на родине, прошение о выдаче солидной суммы вдове погибшего исполнителя, жившего на территории Холмов и завербованного Орденом для кражи документов из тайной канцелярии, копия ответа на прошение, дарственная на дом в Принамкском крае близ Мавин-Тэлэя (ни к чему семье убитого жить под крылом сильфийской разведки), расписка о получении гонорара вторым исполнителем (гонорар не столь солиден, как плата за смерть, но исполнитель на судьбу не в обиде), еще пара справок, отчеты о совещаниях, дополнения, приложения.
Одно из главных правил дипломатической разведки – держать в порядке документацию, а при каждом удобном случае сортировать и перечитывать, чтобы ничего не упустить. Сотни дел в архивах – и чем тщательнее они составлены, тем проще будет при надобности в них вникать. Это – история Ордена на руинах истории эпохи обд, и чем точнее будет рассказано новое, тем скорей позабудется старое.
Женщина потерла тонкую переносицу и подняла вверх голову, чтобы хоть немного размять затекшую шею. Взгляд наткнулся на злополучный пыльный абажур, от одного вида которого хотелось чихнуть. Давно уже хочется снять его и выбросить, но потолок высокий, не достать, даже если соорудить конструкцию “стол – стопка книг – табуретка”, а просить более рослых коллег – только на насмешки нарываться. Как же, эта задавака опять изволит капризничать, и занавески не по ней, и абажуры, и весной по городу не желает ездить, а начальство ей опять потакает, незаменимой нашей.
Наргелиса Тим ненавидела пыль, цветы, своих коллег и потные пальцы начальника, благодаря которым удавалось избегать первых трех. Двумя годами ранее она столь же истово ненавидела детей, но это время, хвала Небесам и высшим силам, миновало. Теперь Наргелиса не какой-то там младший внештатный помощник, которого можно запихнуть на унизительную должность наставницы дипломатических искусств, а ценный сотрудник, один из немногих, кто знает обду лично. Вдобавок, ее заметил благородный господин Тарений Са. Он уже стареет, достиг всего и теряет хватку, а Наргелиса молода и готова несколько лет потерпеть касания потных пальцев, чтобы потом занять его место. Вот тогда бы она развернулась…
Сладкие мечты были прерваны звуком шагов по коридору. Наргелиса поморщилась. Клацанье кованых набоек было ни с чем не спутать, и только один человек в орденской разведке подковывает свою обувь на манер лошадиных копыт. Безвкусица и глупое пижонство, но, надо сказать, впечатление производит. Особенно, в сочетании со всем остальным.
Дверь без стука распахнулась, и на пороге возник бессменный герой всей орденской разведки за последние десять лет. А может, и за двадцать. Или даже за сорок, потому что никто из нынешних разведчиков не мог похвастать трофейной саблей сильфийского «коллеги», добытой почти в настоящем бою. За эту саблю все девушки, особенно допущенные до секретных сведений, великодушно прощали герою низкий рост, неблагородное происхождение, невысокую должность и мало совместимые с этим фанаберии.
- О, похоже, наша ласточка еще не ложилась!
- Какого смерча тебе надо, Лавьяс? – с нарочитым безразличием проворчала Наргелиса, не отрывая взгляда от бумаг.
- Зачем же так нерадушно? – попенял Лавьяс Дарентала, проходя к столу и специально становясь боком, чтобы лучше было видно знаменитую трофейную саблю. – Разве так встречают бесстрашных воителей, прошедших смерчи и дым?
- Мне – можно, – Наргелиса подняла глаза, коими поглядела на «воителя» в упор. – После того, как я лично прикрывала на Холмах твою ценную задницу вместе с этой саблей. Хотя, пожалуй, с большим удовольствием полюбовалась бы, как милый голубоглазка Костэн засовывает одно в другое.
В разведке умели ценить взаимовыручку, поэтому Лавьяс тут же перестал строить из себя невесть что.
- Геля, разве я опять дал повод для грубости? Клянусь, в этот раз совершенно нечаянно! Я навестил твой аскетичный уголок по важному делу, – он выразительно махнул перед носом коллеги парой листков, исписанных убористым почерком, а потом серьезно поинтересовался: – Мир?
- Мир, – вздохнула Наргелиса. Лавьяса не переделаешь, зато теперь у нее есть рычаг давления. Да и герой он все-таки. Первый орденский разведчик за смерч знает сколько лет, кому удалось в открытую поцапаться с сильфами и обзавестись настоящей трофейной саблей. В первые полгода его вообще на руках носили. Не будь Лавьяса Даренталы и совершенного им, ни сама Наргелиса, ни начальник не сумели бы так ловко прижать сильфов еще раз – безо всяких трофеев, зато с приятным результатом. Благодаря Лавьясу Дарентале, каким бы он ни был, орденская разведка снова поверила в себя.
Коллега тут же бесцеремонно присел на краешек стола и положил свою ношу поверх раскрытой папки.
- Сегодня ночью в Мавин-Тэлэй прилетел гонец с границы. Так спешил, что его доска развалилась на части, едва он коснулся брусчатки на площади перед зданием разведки.
- Что опять вытворили сильфы? – заинтересовалась Наргелиса, касаясь листков, чтобы перевернуть удобнее и прочитать, но Лавьяс прихлопнул их ладонью. Ему хотелось сперва рассказать все самому.
- А кто говорил про сильфов, Геля?
- Обда?! – Наргелиса резко выдернула листки из-под ладони и постаралась вчитаться, но от внезапного волнения буковки запрыгали перед глазами.
Лавьяс многозначительно повел плечами. Сам он оставался спокоен лишь потому, что все уже прочитал.
- Третьего дня наши полевые разведчики из гарнизона под крепостью Кайнис отловили в приграничной пуще странного субъекта. Это был горец средних лет, замерзший и, судя по всему, сумасшедший, потому что брел по снегу босиком и в одном кафтане, волоча шубу за собой. Сопротивления не оказал, лишь подвывал и странно смеялся. Его доставили в Кайнис, отогрели, накормили и постарались расспросить. Дело нелегкое, горец был совсем плох.
