Они глядели друг на друга долю мгновения, но Теньке показалось, что не меньше пары минут.

- Я атакую? – зачем-то спросил он дрожащим голосом, словно боясь без разрешения покуситься на эдакую святыню.

- Атакуй, – фыркнул Эдамор Карей, на всякий случай прищуриваясь, чтобы разглядеть и пресечь любые мало-мальски серьезные поползновения юного коллеги.

Сердце Теньки, судя по ощущениям, ухнуло не просто в пятки, а глубоко в землю. В голове по-прежнему было пусто, ни единой формулы, но тело уже действовало само: резко расставить руки, взмахнуть, дунуть, преломить третий вектор приложения, поменять там и здесь, чтобы твердая глыба воздуха обрушилась вниз – секунда, и...

Эдамор Карей пошатнулся и схватился за голову.

Тенька, до последнего уверенный, что ничего не выйдет, разинул рот. Кумир не упал замертво, не убежал, не признал свое поражение, но ПОШАТНУЛСЯ. И этого было почти достаточно. Судя по физиономии Эдамора Карея, тот не верил в Теньку еще больше его самого и сейчас тоже был крайне изумлен.

Первой опомнилась Клима – она как раз ни в ком не сомневалась. Схватила Теньку за рукав и бегом потащила к лошадям.

Вторым опомнился Эдамор Карей.

- Ну уж нет! – заорал он, трогая набухающую шишку. – Стоять!

Вслед беглецам поднялась высоченная волна снега и покатилась, словно по воде, нагоняя.

Тенька не опомнился вообще. Но Клима влепила ему еще одну оплеуху и снова развернула к опасности лицом.

Снежная волна ударилась о невидимую стену и рассыпалась, оставив после себя лишь несколько крупных дюн.

- Не смей колдовать против обды! – выкрикнула Клима.

- Ты не обда! Ты самозванка и никуда отсюда не уйдешь! – много лет не знавший колдовского отпора, Эдамор Карей был раздосадован двумя неудачами подряд.

Кони захрипели и повалились навзничь, истекая кровавой пеной, а по краям поляны выросли толстенные заслоны из сухого льда.

- Вот это да-а... – зачарованно прошептал Тенька. – Вот это мастер... Как же он это делает?..

Но тут на него обрушились еще три пощечины подряд, и стало не до восхищения мастерством противника.

Вторая волна снега поднялась выше елей и с ревом устремилась вниз. И – рассыпалась, подобно первой. Клима и Тенька залегли за дальней дюной. Снег неподалеку от них начал спекаться в красноватую корку.

- Похоже, я его разозлил, – упавшим голосом предположил Тенька. – Теперь нам точно конец!

Клима схватила его за волосы и макнула носом в сугроб.

- Пусти! – вырвался Тенька. – Я иначе стену не удержу!

Клима тут же разжала пальцы и поинтересовалась:

- Какую еще стену?

- Из сгущенного воздуха, видала, даже измененный снег через нее не проходит. Я ее изобрел, когда тебя спасал...

- Ты будешь, наконец, атаковать?

- Какое “атаковать”, тут бы в живых остаться!

Клима врезала ему кулаком в скулу. Получилось вскользь, но ощутимо.

- А еще меня истеричкой называл!

Эдамор Карей стоял шагах в десяти от них, но подойти не мог. Он щупал руками невидимую стену, изрядно напоминая ярмарочного мима, с профессиональной сноровкой вращал глазами, бранился вполголоса, но не продвигался вперед ни на шаг.

- Я поставил над нами купол, – пояснил Тенька. – Может, он поругается и уйдет?

- Ты сам в это веришь? – скептически уточнила Клима. – Нет уж. Ты выйдешь и сразишься.

- Это жестоко! Эдамор Карей – самый...

- А когда девчонка четырнадцати лет должна сдохнуть, но собрать страну из тлеющих клочков? Когда сидят и сыто в лицо смеются: “раз обда, то приди и возьми”. Когда каждый десятый молодой парень идет на войну и в первый же год погибает от рук такого же десятого с той стороны. Это – не жестоко? Так вот, Тенька, за тех десятых, за меня, за Лерку, которой каждый раз обещаешь вернуться, и за свою недавно прощенную родину – ты выйдешь и сразишься. Чего бы тебе это ни стоило.

- Я позабыл все формулы, – прошептал Тенька.

Клима залепила ему последнюю пощечину и отчеканила:

- Вспомнишь!

И Тенька поднялся из-за дюны. Почему-то сейчас, когда стало ясно, что отвертеться от битвы не получится, в голове перестало звенеть со страху, а формулы и правда вспомнились так полно, словно книга перед глазами раскрылась.

Он подошел к Эдамору Карею вплотную, и тот с ненавистью и непониманием уставился на излишне прыткого мальчишку, чью стену не получалось пробить.

- Я буду с тобой драться или уходи, – хрипло известил Тенька.

На щеке Эдамора Карея дернулась жилка. Он отошел от неприступной стены на пару шагов и приглашающе махнул рукой.

- Ты, видимо, тот самый даровитый колдун, который открыл секрет свечения крови и сумел повторить?

- Я ничего не повторял, – Теньке очень не хотелось покидать безопасные пределы купола, но некоторые проявления его собственного колдовства сгущенный воздух тоже не пропустит. Тут бы сесть и подумать часок-другой...

- Врешь. Обда не могла вернуться в Принамкский край.

- Странно слышать это от горца, – попенял Тенька, изумляясь собственной наглости по отношению к кумиру. А если эту стену взять не целиком, а по частям, вот здесь наметить дырку, там что-то вроде крышки и потом...

- Время избранных владычиц и великих колдунов давно прошло. Наш удел – осколки прошлого и бессовестные мошенники, выдающие желаемое за действительное.

Тенька вспомнил, как колдуны из Локита говорили похожие вещи и не верили, что он повторил некоторые трюки из старинных книг. А вот тогда Эдамору Карею такой трюк...

- Это ты врешь, – Тенька выступил из-за купола и вскинул руки. – Сам себе!

На него мгновенно обрушилась лавина острых сосулек с красноватыми наконечниками, но не причинила вреда: купол остался позади, но Теньку закрывал новый заслон из сгущенного воздуха. Правда, его постоянно приходилось двигать и достраивать, но проще так, чем распылять сосульки, не понимая их свойств.

Эдамор Карей догадался, в чем дело, и возмутился:

- Убери этот... – прежде никто не сооружал такие преграды на пути чужого колдовства, чтобы обезопасить себя, поэтому подходящее слово не сразу нашлось. – ...щит!

- А крокозябра тебе! – Теньку уже распирал азарт, и в противника полетел мудреный фиолетовый снежок с настолько кривыми векторами, что светила современной колдовской науки удавились бы от эстетического шока. Одновременно с этим все медные предметы на Эдаморе Карее превратились в пар. То есть, крючки, застежки, пряжка на штанах, печатка на пальце и гвоздики в сапожных подметках.

Эдамор Карей, разумеется, сумел увернуться, на ходу теряя штаны и подметки, но снежок взорвался рядом с ним столь оглушительно, что колдуна швырнуло носом в им же созданную дюну, откуда он поднялся малость контуженный, взбешенный, но холодно сосредоточенный.

Игры в снежки кончились.

Тенька почувствовал, как свойства изменяют в нем самом. Загудело в ушах, заныла каждая частичка тела, кисти и стопы свело судорогой. Все закружилось, под щекой внезапно оказалась гладкая поверхность спекшегося в лед сугроба.

“Вот и конец, – подумалось Теньке. – Лихо он меня... Эдамор Карей все-таки... Интересненько, а что он сделал? Наверное, сам изобрел, я такого ни в одной книжке не читал... Получается, можно изменять свойства человеческого тела? Да и не только человеческого, вон, кони как лежат... Эй, да это ж открытие века! Тело состоит из веществ, вещества подлежат изменению!”

От таких мыслей даже в голове прояснилось.

“Эдамор Карей смотрит на меня и меняет мои свойства, – Теньке казалось, он думает вечность, но на деле все происходило в доли секунды. – Я тоже могу менять свои свойства... только я себя не вижу. А как смотреть вглубь себя? Интересненькая задача, учитывая, что сейчас помру... Нет, я просто не могу помереть, пока не разгадаю, как он это делает!”

С такими мыслями Тенька позабыл обо всем на свете. И о своем страхе, и о том, что за ним сейчас обда с отечеством, даже о собственной смерти. Сейчас важно было только отыскать, нащупать в себе крохотные измененные частицы и поменять их снова, уже на свой лад. То есть, для начала вернуть им прежние свойства, а уже потом можно экспериментировать. Только, наверное, не на себе, а на тех лошадях, иначе Клима его все-таки прибьет за неоправданный, по ее мнению, риск. Или Лерка. Или Гера. Что они понимают в современной науке!