Макалаурэ тем временем на пробу провел рукой по струнам. Аккорд зазвенел на всю округу.

- Они реально собираются петь? – разинул рот Тенька.

- Что из фразы “песенный поединок” заставило тебя в этом усомниться? – съязвил Майтимо.

- И Саурон петь будет?!

- Еще как, – проворчал Тьелкормо.

Клима заметила, что всеобщее внимание сейчас приковано к Макалаурэ и его противнику. Она поманила Лютиэн и тихонько предложила той под шумок пробраться в крепость на поиски пленников.

- Но как мы переберемся через ров? – спросила эльфийка.

- Уж воду-то я сгустить сумею, – ухмыльнулась Клима. – Хуже, чем это сделал бы Тенька, полностью сухими не выйдем, но и не потонем. Высшие силы, какое же это счастье, оставить всех и без последствий уйти на авантюру!

- Я пойду с вами, – неожиданно сказал Хуан, преданно глядя на Лютиэн, и вильнул хвостом.

Тем временем песенный поединок начался. Макалаурэ жестом показал Саурону, чтобы тот пел первым.

- Эру, зачем он это сделал?! – тут же застонал Майтимо. – Почему лишил себя преимущества?

- Может, хочет прощупать противника? – предположил Тенька.

- Я знаю, что он жить не хочет! Ты же ничего не смыслишь в песенных поединках!

- Я смыслю в колдовских... – начал было объяснять Тенька, но Саурон запел, и стало не до дискуссий.

Темный витязь пел без аккомпанемента, но легче от этого не становилась. Песня была резкой, жестокой, о гибельном пламени, несущем смерть и пожары, о пламени, которое сжигает всех и не знает пощады.

- Может, я его все-таки пристрелю из регулятора? – крикнул Тенька в ухо Майтимо.

- Не смей! Живой или мертвый, Кано не простит, если мы прервем поединок.

Макалаурэ не дрогнул. Поднявшийся ветер сорвал с него кое-как закрепленный шлем, растрепал темные волосы, взметнул полы мантии, но сам менестрель стоял прямо, не шелохнувшись. Едва голос Саурона стих, он поднял лютню и заиграл, дополняя музыку голосом. Песня о приветливом огне очага, о костре, согревающем усталых путников холодной дорожной ночью, об искрах, мотыльками летящих к заветной мечте, ничуть не уступала по мощи сауроновой.

- Я, кажется, понял принцип, – сообщил Тенька. – По-моему, у Кано все шансы на успех. Ишь, как грохочет музыка, а он еще возмущался, что не переносит громких звуков. Все, теперь от будки не отвертится!

- Если вернется, – с горечью прошептал Майтимо.

Завершилась песнь о добром огне. Опять настал черед Саурона.

- Пой еще, великий менестрель! – крикнул он.

- Да! Да! – обрадовался Майтимо. – Кано, давай, покажи ему!

Тьелкормо сказал то же самое, но в более вольной форме. А Тенька, вспомнив что-то из личного опыта, пробормотал:

- Ох, неспроста он это...

- Я подожду свой черед и оставлю третью песню за тобой, – ответил Макалаурэ.

- Балда! – взвыл Майтимо.

- Идеалист! – вторил брату Тьелкормо.

- Меча бы этому гаду, а не третью песню, – высказался Финдекано.

- Молодец! – выкрикнул Тенька.

- Да какой, к Моринготто, “молодец”?! Он же свой шанс на победу упустил! – не успокаивался Майтимо.

- Он не дает загнать себя в угол!

- Отказываясь петь?

- Да я точно так же выиграл свой первый поединок! – принялся горячо объяснять Тенька. – Ушел в глухую оборону, а когда соперник выдохся – ударил. Правда, первое у меня тогда со страху вышло, а второе – благодаря Климиной оплеухе. Но результат!

- Хочешь сказать, Кано сейчас испугался?

- Да не похоже. По-моему, он знает, что делает.

Тьелкормо тут же предположил, что именно знает его оглашенный братец Кано, и озвучивать сии речи можно было лишь здесь, на шумном поле брани, вдали от невинных дев, маленьких детей и комнатных растений.

Саурон запел третью песню. Он воспевал ужасы войны, злобу воинов, убийства и невосполнимость потерь, горы трупов, исклеванных воронами, покалеченные судьбы, разрушенные семьи, осиротевших детей. Финдекано побелел, Майтимо широко распахнутыми глазами, словно заклиная, глядел на прямую спину брата, все так же стоящего у самой пропасти. Тенька громко заявил, что наслушался этой муры дома от Юргена, когда убили его ныне здравствующую жену, и демонстративно заткнул уши.

Макалаурэ спокойно выслушал песню до конца и предложил Саурону спеть еще.

- Вот это выдержка! – восхитился Тенька. – Будка явно пошла ему на пользу.

- Какая, к драному Моринготто, выдержка?! – в голосе Майтимо звучал ужас. – Он просто не знает, о чем петь!

- Кано! – закричал Финдекано. – Пой о том, что день настанет вновь!

- Нет! – вторил ему Тьелкормо. – Лучше о большой любви между мужчиной и женщиной, которая породит много-много новой жизни!

- Идиоты! – вызверился на обоих Майтимо. – Это все не годится!

- Ничего подобного, – возразил Тьелкормо. – Про любовь всегда срабатывает.

- С чего ты вообще взялся определять, что годится? – раздраженно осведомился Финдекано. – У тебя даже слуха толком нет.

- Для того чтобы понять, насколько хороша тема песни, слух не нужен, – убежденно заявил Майтимо.

Саурон в это время принялся отнекиваться, предлагая менестрелю все же ответить. Макалаурэ не соглашался, вместо полноценной музыки у обоих выходили невнятные напевы, от которых даже земля не тряслась.

- Да что они ломаются один перед другим! – у Тьелкормо сдали нервы. – Кано, давай, пока берут... тьфу, пой, пока дают!

- Он бы уже дюжину раз на стену влез и шарахнул Саурона лютней промеж глаз, – бурчал Финдекано.

- Может, я из регулятора?.. – заикнулся Тенька.

- Рано, – отрезал Майтимо. От волнения его лицо потеряло и загар, зато веснушки ярко выступили даже на белых губах.

С каждым разом витиеватые расшаркивания поединщиков становились все протяжнее, почти балансируя на грани полноценной песни. Количество слов и музыкальных аккордов монотонно нарастало, и вот уже всякий, кто хоть немного смыслил в музыке или ритмике, мог почти наверняка предсказать, что когда через два хода Макалаурэ в очередной раз откажется, у Саурона выйдет полноценная песня.

Но менестрель не стал этого ждать. Он все-таки запел свою тему тремя ходами раньше.

- Что за... он поет?! – ахнул Майтимо.

- Какого Моринготто? – выругался Финдекано.

- Эх, о любви надо было, о любви! – в сердцах сплюнул Тьелкормо.

Макалаурэ почти дословно цитировал прошлые песни Саурона, постепенно сливая разные мотивы в один. На точке этого слияния он замедлился, приостановился, словно раскачиваясь перед броском, а потом грянул так, что даже Майтимо невольно поднес руки к ушам. Менестрель пел, что все зло, которое принесла Тьма на землю, все зло, которое было сотворено ею и по ее указке, сторицей вернется к ней карающим бичом. И чего бы Саурон ни пел, как бы ни пугал, какие кары бы ни сулил и о каких деяниях бы ни вспоминал – ничто не отвратит этого возмездия. А самое главное, Саурону это известно лучше всех присутствующих, иначе бы он не вышел сейчас на стену в надежде отсрочить неминуемую расплату.

Крепость сотряслась, часть стены обрушилась вниз, и Саурон, кувыркаясь, полетел следом.

- Тенька, давай!!! – завопил Майтимо, перекрывая грохот. И колдун “дал”, поймав бывшего хозяина Тол-ин-Гхаурота в мощный ядовито-сиреневый луч регулятора.

Саурон упал в ров, в рядах орков началась дикая паника, стена пустела на глазах.

Макалаурэ наконец-то повернулся к своим. В лице ни кровинки, на губах ошалелая улыбка. Он сделал несколько шагов от края пропасти, и Майтимо первым бросился к нему навстречу. Следом ринулись Тенька, Тьелкормо с прочими братьями, Финдекано и даже Артаресто.

- Задушите, – сипел Макалаурэ, заключенный в объятия со всех сторон. – Осторожно, инструмент раздавите!

Лютня в итоге все же треснула, а менестреля спасла мифриловая кольчуга.

В разгар всеобщего ликования отворились ворота крепости, опустился подвесной мост через ров, и на него вышли Лютиэн в обнимку с Береном, Клима, поддерживающая изрядно потрепанного Финдарато, и Хуан. Сам по себе, но морда заляпана волчьей кровью. Судя по виноватому лицу государя Нарготронда, обда только что наговорила ему много правильных и вечных вещей, а также справедливо обругала идеалистом.