– Анжи. Мисс Элиза хочет поговорить с тобой. Вы можете побеседовать в столовой, – указав на дверь, сказал Ваалси, – он вас проводит. Комната будет свободна еще час.

– Благодарю.

Сидя в столовой за широким столом, разложив бумаги перед мальчиком, Элизабет начала вести диалог в нужном ей направлении.

– Здравствуй, Анжи. Меня зовут Элиза Донован. Я психолог и помогаю детям устроиться в детдоме. Тебя можно причислить к тем, у кого не сложились отношения с коллективом сверстников. Ты не общаешься с другими детьми и постоянно дерешься.

Мальчик никак не реагировал на слова, лишь равнодушно слушал. Мышцы лица были расслаблены. Он не нервничал и ничего не отвечал. Глаз психолога подмечал эти детали.

– Раньше ты общался, а сейчас перестал. Ну, что ответишь?

Анжи сидел, ничего не говоря, как обычный ребенок, который не хочет ничего рассказывать. Руки сложены, ноги скрещены.

– Я была в космопорте, – взгляд мальчика стал заинтересованным, – говорила с бригадиром. Он сказал, что последний год ты все свое свободное время проводил там. Работал с инженером Гальбоа и спокойно со всеми общался, но в стенах детдома ты ни с кем и словом не обмолвился.

Теперь поведение Анжи говорило о настороженности и ожидании удара. Он посмотрел на камеры, которые были выключены, и, казалось бы, на пустые места. В случаях, когда пациент закрывается от мира и не хочет идти на контакт, задача психолога – вытащить пациента из зоны комфорта и растормошить.

– Прекрати молчать! Я с тобой говорю! – Элиза резко повысила голос, желая застать мальчика врасплох. Он уже был на грани и сильно испугался. Все время озирался и смотрел в сторону выхода. – Если ты сейчас же не начнешь говорить, я расскажу ребятам, что ты можешь говорить и сливаешь всю информацию об их проделках куратору.

Анжи мгновенно успокоился, лишь на секунду промелькнула гримаса гнева и отвращения. Он встал и направился к выходу. Подошел к силовому полю, блокировавшему вход в столовую.

Сейчас надо надавить на мальчика, пока он напуган.

– Ты выйдешь отсюда, когда я тебе разрешу! А если сейчас же не сядешь на место, я прикажу лишить Гальбоа больничных выплат.

Анжи с нескрываемой злостью посмотрел на нее, челюсть была напряжена. Но мальчик и сейчас не начал разговор… Он ударил по крышке панели управления силового поля и двумя движениями снял его.

Элиза сидела за столом и анализировала случившееся. Мальчик не подпустит ее к себе и не станет доверять. Это было понятно еще до начала разговора. С детдомовцами можно общаться только силой – нежность и заботу они воспринимают как слабость. Попытка надавить с треском провалилась. Его не пугали сверстники, а попытка использовать имя Гальбоа вызвала не страх, а гнев.

Ваалси был в ярости! Только седативные препараты дали возможность расслабиться. Как только Элиза ушла, он начал разбирать информацию, полученную во время этой беседы. Анжи, эта мелкая язва, знал о камерах! Знал не только то, что основные выключены, но и то, что есть скрытые камеры и они все еще работают. Он может разговаривать и знает о том, что происходит в детдоме! Не только о том, что старшие дети берут деньги за «крышу», но и то, что Ваалси в доле. А кому Анжи мог это разболтать? Ведь он казался немым! Так ведь нет, оказывается, он целый год бродил по космопорту! А где и что он мог еще сделать?! Ведь этот сопляк способен думать, и очень хорошо! Прошлый учебный год закончил досрочно, сдав все предметы заранее.

Постепенно в голове у куратора Ваалси рождался план. Если нельзя заставить мальчика молчать, надо добиться, чтобы он сам не захотел об этом говорить. Сделать так, чтобы Анжи подмял под себя малолеток и получал откаты. Или можно увеличить количество побоев и приобщить его к команде сборщиков, как младшее звено. Ладно, цель ясна, осталось найти правильный способ, как ее достичь. А сейчас надо надавить на Анжи, и предлог есть: он сломал панель в столовой и сорвал разговор. Хм, а ведь можно использовать слова психолога против Анжи.

Настроение было паршивым, зайдя в игру, решил на ком-нибудь сорвать злость. Я был на заднем дворе, где отец чистил собак.

– Продолжим! – Не став слушать мой ответ, он спустил собак. На его лице все так же была улыбка. Кажется, это его обычное состояние.

Не став долго думать, ударил что есть силы – собаки отлетели и, скуля, повалились на землю. Удар в лоб от отца привел меня в чувство. Теперь его хмурый взгляд выражал серьезность и обеспокоенность.

– Полегчало?

– Да, спасибо.

– Что-то случилось? Чего злой такой? – Отец подозвал собак, дал понять, чтобы я их подлечил.

– В моем мире против меня пытались использовать мою… любовь к близким людям, угрожали мне расправой. Убил бы!

– Так чего не убил?

– Последствия будут хуже, лучше сдержаться и потерпеть.

– Ну так прими решение и успокойся. Собаки тут ни при чем.

– Извини, пап.

Видимо, куратор решил отыграться на мне. Можно и не спрашивать – все равно правды не скажет. Отец, видимо, мог видеть мою панель эффектов.

– А это тебе за что? Ты еще что-то натворил?

– Это последствия моего отказа.

– Хм, ну хоть дома ночевать будешь.

Сидел на земле, лечился от последствий оплеухи отца и думал. Самое поганое – Ваалси узнал, что я говорю. Потом то, что я работал в космопорте. Он ведь теряет деньги от того, что я не работаю в его команде сборщиков. Про камеры и их стандартные точки размещения рассказал Гальбоа. Мы часто ремонтировали электронику корабля, в том числе и проводку системы видеонаблюдения. Значит, проблем со сборщиками не избежать. Если эта Элиза расскажет им, что я могу говорить, они будут доставать еще больше. А ведь она способна навредить Гальбоа!

Сердце сжалось от боли и злости – он мог пострадать из-за меня! Свои маленькие запасы денег с анонимного счета надо перевести ему. В случае проблем это немного сгладит последствия. Официально я эти деньги все равно использовать не смогу.

Дебаф снять не получится – Ваалси постарался. Такое только подопечным можно повесить. Значит, я могу или не играть это время, или использовать то, что имею, максимально эффективно… Эта фраза снова напомнила о Гальбоа… больно.

– Саджи, я понимаю, тебе сейчас больно. – Отец, видимо, читал меня, как открытую книгу. – Но ты уже должен был понять, что ситуация не безнадежна. Мама может обучить тебя кулинарии. При большом умении сможешь варить самые простые зелья. У нас есть еще профессии портного, кузнеца, плотника, мага. А эти тридцать метров… ведь до озера как раз. Будем с берега рыбачить.

– Спасибо.

Гальбоа говорил, что чем больше проблем ты решишь, тем опытнее станешь, и намного легче будут решаться новые проблемы. И наоборот – чем чаще ты от них убегаешь, тем слабее становишься. Почему-то для человека самые ценные уроки – самые болезненные. Боль… а это идея!

– А еще есть собаки. – Теперь уже я улыбался. Отец понял, что я имею в виду.

– Да, а еще есть собаки.

А еще есть медитация.

Отец, читая описания дебафа, лишь ухмыльнулся. Значит, он и вправду мог читать мою панель эффектов.

Порой отец внушал ужас, проводя комбинации ударов. Последний удар он останавливал в последний момент, но вот разница чувствовалась во всем. Все то, что я знал о рукопашном бое, сводилось к тому, как победить или как защититься, не убивая. То, что знал отец, можно описать как «искусство убивать». А ведь это один и тот же навык рукопашного боя. Разница заключалась в технике исполнения.