*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
— Я устал, винчинчала-васичу, устал рассказывать тебе всё это, но я знаю, что говорю не только для тебя, но для всех детей лакота. Послушай ещё, я расскажу про Анпету Вакан, Свет Дня. Это тот день, когда все вернутся в старый мир, в наш индейский мир, каким он был когда-то, до прихода васичу. Там всё остается по-прежнему прекрасным. Об этом сказала одна девушка лакота. Однажды она встала рано поутру. Все её родные и её жених были убиты васичу. Густой туман стоял над Черными Холмами, и она, всмотревшись в дымку, увидела последнее стадо бизонов, появившееся из ниоткуда. Вожак вёл его прямо к горе. За ним следовали коровы, телята и несколько молодых быков, которым удалось уцелеть. Девушка увидела, как раскрылась скала. Мир внутри горы был чистым и зелёным, таким, каким она видела его, когда была совсем маленькой девочкой: реки были прозрачными, цвели дикие сливы. Бизоны возвращались в тот мир красоты, чтобы навсегда остаться в нём. Тогда вожак, в котором она узнала бизоньего бога Татанку, обернулся и крикнул ей: «Однажды и вы вернётесь домой!».
Я верю в это, я знаю это… и я, Анункасан Сапа, всё сказал.
Хейапи!
========== Йаке ==========
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
— Вакан Танка? Ты спрашиваешь о Вакан Танке, винчинчала-васичу? Я говорил о нём не раз, называя неназываемое, а ты спрашиваешь меня только сейчас? О, женщины! Не смущайся, винчинчала, и не красней, это не упрёк. Женские мысли обычно короче мужских, они редко устремляются вдаль и вглубь, женщин привлекает сиюминутное. Но вы прекрасны, все до единой, вы принадлежите Вечной Женщине и Солнцу — Ви. С «ви» начинаются слова «винчинчала» — «девочка», «виньян» — «женщина». Виньян — продолжательница людского рода, творительница жизни. Мужчина зачинает дитя, но не может его вынашивать, поэтому лишь женщина способна по-настоящему создавать жизнь.
Ох, я разбрасываюсь словами и мыслями, а ведь я собирался говорить о священном! Хотя что может быть священнее жизни? Вакан Танка — Великая Тайна, тайна жизни, единство четырёх Священных четвёрок, винчинчала-васичу. Две из них — добрые, мы называем их Вакан Уасака: Солнце, Небесный Дух, Мать-земля и Отец скал. Им подчиняются Луна, Ветер, Вечная Женщина и Крылатый Дух. Они помогают и живущим, и ушедшим, они добры к людям и всему живому, не чинят зла. Ты можешь просить их о помощи и защите, винчинчала-васичу, и они помогут. Если это суждено.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Марк не помнил, как добрался до дома. Вероятно, долетел, размахивая крыльями, доставшимися ему от Йаке, пусть воробьиными, но крыльями! Он не хотел задумываться о том, пренебрежительное это прозвище или ласковое. И почему Йаке ассоциирует его, Марка, именно с воробьём, уж не потому ли, что он чересчур остроносый, мелкий и много болтает? Это, конечно, были важные вопросы, но ничто не могло сравниться с тем, что Йаке его — поцеловал!
Первый поцелуй в жизни Марка стал таким великим событием, что он не мог опошлить его даже записью в своём тайном, закрытом для всех блоге. Он мог только снова и снова вспоминать, как сухие потрескавшиеся губы Йаке впились в его губы, жадно их раскрывая. И при этом воспоминании у Марка сладко и больно ныло всё внутри, словно он опять очутился в объятиях Йаке, прижавшись всем телом к его напрягшемуся горячему телу.
А Йаке завёлся, да ещё как! Марк же почувствовал!
«Потому что ты ведёшь себя, как девчонка какая-то дурная, вот я и…»
Конечно же, он именно так и должен был оправдаться! Вот смешной…
Марк пролежал без сна остаток ночи, вспоминая, мечтая и улыбаясь, пока не услышал, как в своей спальне начал возиться папа, собираясь в дорогу. Тут он и сам спохватился — пора было готовиться к грядущей поездке с Йаке в неизвестность!
Стоя над раскрытым чемоданом с дорожным несессером в руках, Марк, впрочем, опять задумался — как раз об этой неизвестности. Зачем Йаке так рвался в свои Чёрные Холмы?
Марк прочёл всё, что смог найти в Интернете о священных горах лакота, о Паха Сапа — Чёрных Холмах. Он даже до Дэна Симмонза добрался, но и эта многостраничная эпопея мало что ему дала. Йаке искал видений? Хотел получить новое имя? Зачем, если он так явно гордился тем, которое носил?
Объяснить Марку всё до конца мог только сам Йаке, и Марк собирался вытрясти из него это объяснение любой ценой. Возможно, Йаке считал, что Марк просто доставит его к Чёрным Холмам через территорию трёх штатов, а потом помашет ручкой и свалит в туман?
Долго же ему пришлось бы этого дожидаться!
Оставлять Йаке одного Марк не собирался ни сейчас, ни потом.
Никогда.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
— Чёрные Холмы, Паха Сапа — это обиталище добрых духов, винчинчала-васичу, то место, где земля может раскрыться, а прошлое — слиться с настоящим и будущим. Мы приходим туда искать видений и разговаривать с добрыми духами. Там живёт Вакан Уасака, вся священная четвёрка добрых духов, и в этом месте Отец скал главенствует над нею.
Да, и я приходил туда искать видений, искать себе новое имя, имя воина. Мне было четырнадцать зим от роду. Тогда васичу ещё не разорили нашу землю дотла, хотя уже охотились на людей лакота, словно на бизонов. Война стояла перед входами в наши палатки, и многие лакота, сами не зная того, были обречены. Я молился и постился в полном одиночестве, войдя под сень Паха Сапа, и горы высились надо мною, как лики людей, давно ушедших или ещё не родившихся. Я только смачивал губы водой из ручья и пел священные песни, пока хватало сил. На пятый день я очень ослабел. Я лежал у подножия огромного кедра и смотрел в небо сквозь переплетение ветвей. Вечное небо, Скан, готово было принять меня, и Бесконечный огонь ждал, когда к нему придёт моя душа, «наги». И тут я услышал клёкот орла, огромного чёрного орла, который спустился прямо ко мне и сел рядом. Он был величиной с человека, и клюв его был покрыт свежей кровью, но я не боялся его. Он стал моим покровителем, духом, который всю жизнь незримо парит надо мною и оберегает от зла. Анункасан Сапа, Чёрный Орёл — вот имя, что я получил от него, забыв младенческое прозвище, данное мне матерью.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Марк очень любил папу и обычно грустил, когда тот надолго уезжал из дома. Ведь, по сути, папа был его единственным другом, единственным человеком, который понимал его. Но сейчас, провожая отца на посадку в самолёт, он едва не приплясывал от нетерпения, изо всех сил стараясь это скрыть. Наконец папа прошёл предполётный контроль, и Марк, в последний раз махнув ему рукой, стремглав кинулся к «доджу», оставшемуся на стоянке у аэропорта. Предстояло ещё запудрить мозги преподобному Лайтману, опекуну Йаке, но Марк надеялся на то, что это будет самым простым делом — добряк-пастор знал Марка с пелёнок, дружил с его родителями и никогда не заподозрил бы Марка ни в чём дурном.
Получилось всё именно так, как и предполагал Марк. Наивный старичок очень обрадовался тому, что у Йаке появился друг, тем более «такой замечательный молодой человек, как Марк, талантливый и чуткий», как он выразился, провожая Йаке до машины. Марк залился краской до самой макушки под ироническим взглядом Йаке.
У того с собой была лишь спортивная сумка, перекинутая через плечо, и не сказать, что туго набитая. Впрочем, Марк уже давно понял, что Йаке во всём придерживался минимализма.
Марк открыл ему багажник, а сам торопливо шлёпнулся на водительское место, стараясь не глядеть на Йаке, который невозмутимо обогнул «додж», распахнул дверцу и степенно уселся рядом, усмехаясь уголком губ. Марк, конечно же, сразу вспомнил вкус этих самых губ и покраснел ещё больше, хотя, казалось, больше и некуда было.
— Помолчи, а? — простонал он то ли умоляюще, то ли угрожающе, включив зажигание и ненароком задев коленку Йаке, который с трудом уместил свои длинные ноги под приборной панелью. — Мне и без того…
