Он позволил самым могущественным из сеньоров обогащаться еще больше. Это касалось маркграфа Бранденбургского Альбрехта Медведя (умер в 1170 году), многих принцев в Эльзасе и епископа Вюрцбургского, получившего в 1167 году большие полномочия. Самым богатым и наиболее влиятельным оставался, естественно, Генрих Лев, который в эти годы продолжал твердо управлять Баварией, удерживая в своем единоличном подчинении графов, собирая их на общие ассамблеи (чаще всего в Ратисбонне) и получая от своих владений главным образом финансовые доходы; но при этом Генрих, как и прежде, стремился упрочить свою власть в герцогстве Саксонском. Там, между Везером и Эльбой, с одной стороны, и за Эльбой, с другой стороны, на землях, расположенных между Гольштейном на севере и Лужицко-Бранденбургской маркой на юге (сейчас — Мекленбург-Шверин), он продолжал свою политику территориальной экспансии за счет славян-ободритов. Генрих создавал для себя обширные владения, зазывал туда поселенцев, расселял их по деревням и поручал корчевать леса, поощрял развитие городов Любека, Штеттина и Брауншвейга (последний был основан именно в эти годы). Некоторые из этих завоеванных, заселенных и христианизированных земель давались герцогом в ленные владения немецким принцам (графство Шверин), другие возвращались славянским вождям, соглашавшимся на саксонскую опеку (Мекленбург достался князю Прибиславу), и, наконец, третьи подчинялись непосредственно герцогской администрации в лице хозяев замков. Таким образом, к 1170 году Генрих Лев стал главой настоящего государства, сеньором очень владетельных вассалов (некоторые из них порой ему докучали) и полноправным господином городов и епископств.
Со всеми этими принцами император поддерживал тесное сотрудничество. К несчастью, как он вскоре понял, многие из них соглашались подчиняться ему и выполнять свои повинности в Германии, но в его итальянской политике они заинтересованы не были, так как занимались собственными проблемами, по большей части связанными с их территориальными владениями, и стремились укрепить свои княжества. Поэтому монарх постарался получше организовать и приумножить свои владения и решил заставить принцев избрать своим преемником собственного сына.
Он понял, что в своих необычайных начинаниях должен рассчитывать прежде всего на собственные силы, с тем чтобы епископальные церкви и королевские аббатства обеспечивали ему большие ресурсы, за счет которых он смог бы набрать армию.
Поэтому он позволил принцам уклониться от этой повинности. Уже в 1167 году он не возражал против неявки Генриха Льва для участия в императорской кампании. Желая навести порядок, он даже поддержал герцога Саксонского в следующем году против его врагов, Альбрехта Медведя и графа Тюрингского, противившихся его амбициям; он поддержал его и против короля Дании, когда Генрих пожелал захватить остров Рюген (эта война продолжалась до 1172 года). Зато в свою очередь император потребовал, чтобы принцы не мешали ему, заняв позицию, идущую вразрез с его имперской программой.
Так, в 1170–1174 годах ему пришлось впервые обеспокоиться некоторыми действиями Льва, который становился очень независимым и не скрывал (особенно после своего брака с дочерью Генриха II Плантагенета в 1168 году) скептического и даже критического отношения к императорским планам на полуострове; сам же он от них увиливал, особенно после того как его дядя, старый Вельф VI, не имевший прямых наследников после смерти своего единственного сына Вельфа VII от чумы в 1167 году, согласился продать Штауфену все свои владения и права в Центральной Италии, то есть, прежде всего, владения графини Матильды. Цель этой сделки, очевидно, состояла, помимо всего прочего, еще и в том, чтобы помешать герцогу Саксонскому и Баварскому иметь собственные интересы по ту сторону Альп. Генриху это не понравилось, он почувствовал себя оскорбленным. Отсюда и эта «незаинтересованность», иногда перерастающая в злопамятность, о которой Фридрих мог догадаться по некоторым признакам, пока занимался итальянскими проблемами, — но это еще не приводило к разрыву. Сотрудничество сохранялось, но и с той, и с другой стороны оно было вялым. И здесь также император чувствовал, что может настать момент, когда ему придется пересмотреть свою позицию.
Все эти немецкие достижения имели целью продолжение — на новых принципах, естественно, — итальянской программы.
С весны 1167 года и после бегства Фридриха ситуация на полуострове сильно изменилась в ущерб немцам. Ломбардская лига расширилась, в нее вступили новые города, такие как Новара, Верчелли, Комо, Асти; организация укрепилась, связи упрочились благодаря желанию большинства участников лиги уладить проблемы, могущие их разобщить, чтобы не мешать друг другу и действовать с максимальной эффективностью. Многочисленные контакты, почти непрерывные переговоры привели к созыву ассамблеи в Лоди, состоявшейся в годовщину первой клятвы союзников (1 декабря 1168 года), когда города создали нечто вроде законодательной основы своих взаимоотношений. Был наложен запрет на репрессивные санкции внутри лиги, учреждены новые дорожные пошлины взамен тех, что действовали в течение последних тридцати лет; участники Лиги обязались не принимать изгнанных из других городов и никогда не апеллировать к императорскому правосудию.
Эти решения знаменовали прогресс в тенденциях и в мышлении гвельфов внутри коалиции, так как они фактически выражали отказ от суверенитета императора. Итальянцы не только объединялись в военном отношении, но, определяя регламент общественного права в том, что касалось дорожных пошлин и правосудия, — а особенно отвергая высшую апелляционную юрисдикцию монарха, — явно претендовали на обладание и осуществление собственных прерогатив.
То же смешение обыкновенной антипатии по отношению к немцам и чувств, присущих только гвельфам, обнаруживается и в их действиях, потому что с лета 1167 года они не прекращают военно-политической деятельности. Они воюют против графа Бьяндрате и маркиза Монферра, а также против других сеньоров-гибеллинов, таких как маркиз Бусто и маркиз Васто; они занимают императорские владения и изгоняют оттуда наместников; поднимают из руин город Тортону, недавнюю жертву германской жестокости, изгоняют епископов, поддерживающих Пасхалия III, и заменяют их сторонниками Александра III.
Но главное — они решают построить, как вызов Барбароссе, новый город, который станет символом их союза. Вся лига участвует в расходах, другие города (Генуя) также вносят свою долю. Тщательно подыскивается и очень удачно выбирается место южнее По, у слияния Танаро и Бормиды, у границы владений Монферра, там, где легко могут сойтись дороги, ведущие из Асти и Милана в Геную. Члены лиги решают создать город с коммунальным управлением, со свободно избираемыми консулами, подчиненный напрямую папе, которому он будет платить подтвердительные взносы. В честь папы они назовут этот город Алессандрией. Немцы, разъяренные, задетые, оскорбленные как никогда ранее, стараются обернуть это в шутку и называют его «соломенным городом». Тем не менее в конце 1168 года город непрестанно строится и растет за мощными укреплениями и насчитывает уже несколько тысяч жителей, перебравшихся сюда из соседних деревень маркизата Монферра.
Таким образом, 1168 год, год прогресса в движении гвельфов, в Ломбардии стал годом более тесного союза с Александром III. Папа прекрасно понимает, какова сила антинемецкого мятежа. Поэтому он старается поддерживать лигу, в частности, добывая для нее финансовую помощь. Он пользуется ситуацией, чтобы выйти из дипломатических операций с византийским императором Мануилом Комнином, которые против его воли зашли слишком далеко.
Действительно, с 1162–1163 годов он находился в постоянном контакте с Мануилом. Сначала он надеялся создать мощный антинемецкий союз, в который вошли бы Византия, Сицилия и Франция, но не смог выполнить эту слишком неопределенную программу, так как Людовик VII не видел в ней смысла. Вернувшись в Италию, Александр должен был еще больше сблизиться с Мануилом, когда умер король Сицилии Вильгельм I, и скрепить византийский союз с регентством, осуществляемым в королевстве от имени юного Вильгельма II. Во время мощного наступления Фридриха, а затем немецкого отступления, наступила очередь Мануила проявлять настойчивость и предлагать необыкновенные проекты. В начале 1167 года монарх отрядил в Рим «достославного» Иордана, «чтобы помогать и служить папе». Кардинал Бозон сообщил нам о некоторых деталях предложений basileus. Мануил обязывался положить конец расколу греческой церкви и заставить ее вернуться в лоно римского католицизма, взамен ему должна быть возвращена императорская корона, которая, по его утверждению, принадлежала ему по праву и немцам досталась незаконно:
