Наконец, Фридрих опровергал папскую теорию империи. Он напоминал, что владеет империей единственно по воле Божьей, на основании избрания его принцами, а заявления, что императорская корона — это лен, пожалованный папством, являются ложными. Поэтому на римские интриги, которые он клеймил не без иронии — «вот какова оказалась миссия отеческой любви, долженствовавшая поощрять союз Церкви и империи», — он просил принцев ответить презрением, снисходя к «этой низости, пытающейся оскорбить нас и империю».
Через несколько дней Адриан IV в свою очередь обратился к германскому епископству. Он напомнил о прибытии в Безансон кардиналов с письмом, в котором было сказано, что папа пожаловал Фридриху «престижный бенефиций — императорскую корону», не объясняя слова beneficium. Сам же инцидент был пересказан без эксцессов, правда, с подчеркиванием фактов угроз в адрес легатов, их высылки и запрета всем германским подданным обращаться к папе за апелляцией. Поэтому папа просил прелатов объяснить императору его неправоту с тем, чтобы избежать конфликта, жертвой которого может стать немецкое духовенство: «это дело не только наше, но и ваше, и всех церквей». И, наконец, послание обвиняло в насилии дурных советчиков Барбароссы, в частности Рейнальда фон Дасселя и Отто фон Виттельсбаха.
Узнав об этом письме, император велел составить документ для сведения одних только епископов. В нем он детально объяснял свою концепцию императорской власти, полученной Божьей милостью на основании избрания императора принцами, за которым следует помазание избранника архиепископом Майнцским, а затем папой. Все остальное, писал он, «было излишним и дурным», начиная с фрески в Латеранском дворце (коленопреклоненный Лотарь перед папой в качестве вассала) и кончая посланием, привезенным Роландом и Бернардом. Из-за этого начался раздор, который четко отразился в Беневентском конкордате, а теперь еще больше обострился, но он, император, ни в чем папе не уступит.
Немецкие прелаты, которые прежде всего желали сотрудничества между духовенством и империей, с радостью встретили соглашение в Констанце. Поэтому они со вниманием отнеслись к аргументам Барбароссы против договора в Беневенто. К тому же у них сложилось впечатление и даже уверенность, что именно святой престол старался осложнить ситуацию. Наконец, им трудно было в серьезном конфликте поддерживать папу против сильного и авторитарного короля, которого поддерживали все светские принцы. В крайнем случае их можно было попросить о занятии нейтральной позиции, но не более. Поэтому в коллективном письме, составленном в начале 1158 года, они отбросили версию папы, заявив, что, по их мнению, легаты были высланы из Безансона из-за оскорбления империи и императора, который получил свою власть законно в результате выборов и коронации. Они уточнили, что никогда Фридрих никаким эдиктом не запрещал своим подданным обращаться к папе, и отметили, что не могут согласиться с заявлением, будто империя суть лен, полученный от церкви. Поэтому следует отказаться от выражений, содержащихся в направленном в Безансон документе, и уничтожить фреску в Латеранском дворце.
Этот ответ был блестящим успехом Барбароссы. План курии в этой части провалился, потому что папа и его окружение не поняли, что между императором и немецким епископатом существуют тесные и прочные связи. Адриан IV вынужден был отступить. В июне 1158 года новая миссия легатов в составе двух более миролюбивых кардиналов была направлена в Германию и там объяснила, что beneficium означает просто «благодеяние», что папа никогда не претендовал на то, чтобы жаловать империю в качестве ленного владения.
Как бы то ни было, Священная коллегия вынуждена была принять это отступление, потому что ничего другого ей не оставалось, но она была шокирована необузданностью Штауфена. Так как Штауфен перед новым походом в Италию был полон решимости идти вперед и после установления своей власти на севере полуострова авторитарно действовать в центре и даже на территории Папского государства, то следовало ожидать новых осложнений.
По возвращении из Безансона Фридрих занялся подготовкой к итальянскому походу, целью которого были города долины По, но войско ни в коем случае не должно было переходить Апеннины. Он хотел иметь многочисленное и хорошо вооруженное войско и требовал, чтобы принцы организовали для него поставку необходимого контингента — мы уже видели, как он вел себя с принцами Богемии, Венгрии и Польши. Он постарался поставить все войско только под свое командование, упраздняя прежний порядок, когда каждый крупный сеньор формировал отдельную армию под своим личным знаменем. Фридрих присоединил к вассальным войскам наемников и дал соответствующие инструкции, как найти за Альпами подкрепление. Наконец он ввел различные меры для поддержания дисциплины в войске, придавая «организованный» характер грабежам и поджогам, позволив торговцам следовать за войсками, но заставляя их продавать свои товары по заранее установленным ценам. Так в июне 1158 года в Аугсбурге собралась настоящая армия, хорошо вооруженная и обеспеченная во всех отношениях.
Рейнальд фон Дассель и Отто фон Внттельсбах сразу же были направлены на полуостров для установления контактов с населенными пунктами и объявления им, что Штауфен идет туда с намерением подавить Милан, бунтующий с 1155 года. Таким образом оба посла вовлекли в немецкую кампанию несколько городов, не считая многих знатных сеньоров — давних сторонников императора. Пьяченца подписала договор, по которому обязалась оказать ему военно-финансовую помощь (100 лошадей, 100 лучников, 600 серебряных марок) против Милана, с которым она тоже должна была воевать. Лоди, Павия, Комо и Кремона также перешли на сторону императора. Жители этих и других коммун принесли Фридриху клятву верности, текст которой был составлен в начале 1158 года: «Клянусь быть верным моему сеньору Фридриху, императору Римлян… и помогать ему сохранить императорскую корону и славу в Италии… не отбирать у него его королевских прав, но способствовать ему в их возвращении… и безусловно подчиняться его приказам».
Так что все было сделано для успешного проведения кампании, когда Фридрих, которого на сей раз не сопровождал его дядя Оттон, автор хроники, к тому времени умерший, во главе своей армии перешел Бреннер. Согласно плану продвижения, сразу после спуска в долину, куда стеклись также итальянские войска, отряженные дружественными городами, знатью и епископами, армия направилась к Милану. Видя мощь вражеского войска, крупный ломбардский город понял, что сопротивление бесполезно; вместе с тем, он открыл для себя и силу ненависти, которую вызывал у императора. 1 сентября Милан капитулировал. Фридрих потребовал от него, помимо огромной дани и выдачи трехсот заложников, отказа от узурпированных прав (чеканка монеты, торговые и дорожные пошлины и т. д.) и принесения клятвы верности всем населением; город должен был позволить императору возвести в своем центре замок (очень унизительное условие) и пообещать, что Милан не будет сдерживать развитие близлежащих городов Комо и Лоди и не станет нападать на них. Зато Милан сохранял своих консулов, избранных по его собственным законам, но утвержденных (инвестированных) монархом, которому они должны принести присягу. Все эти условия, хоть и жесткие, не были беспощадными, так как Штауфен хотел показать, что он пришел не как враг, но как господин, решивший заставить себе подчиниться.
В тот момент он верил, что примеру Милана последуют все остальные антиимперские города и что отныне в Северной Италии будут царить мир и порядок. Поэтому он отослал в Германию часть своей армии, оставив, однако, при себе своих главных принцев, в частности, Генриха Льва. Покружив некоторое время по Ломбардии, он стал лагерем в Ронкалье, куда созвал на ассамблею итальянскую знать и духовенство, а также представителей городов с намерением торжественно провозгласить свои эдикты, четко устанавливающие его права и власть, как бы определяя таким образом принципы правления.
