Четырем юристам из самых известных в то время школ в Болонье было поручено составить списки regalia в соответствии с римским правом и традицией, к которым император, этот новоявленный Юстиниан, собирался вернуться. Юристы прекрасно справились со своей задачей и представили длинный перечень объектов, на которые распространялась власть императора: общественные дороги, судоходные реки с притоками, порты и гавани, верховное управление взиманием налогов и пошлин, а также чеканкой монеты, установление и взимание штрафов, управление вакантным имуществом и имуществом, конфискованным у людей, неспособных им распорядиться, например, осужденных или изгнанных, составление брачных контрактов, право требовать поставок гужевого транспорта или кораблей и особых сборов на королевские кампании, учреждение магистратов для осуществления правосудия, строительство дворцов в городах, где это было в обычае, собственность на рудники и копи, доходы от рыбной ловли и солеварения, конфискация имущества осужденных за оскорбление величества и полное или половинное присвоение сокровищ, найденных на общественных землях и в церковных владениях.
Фридрих предал гласности этот перечень 11 ноября и постановил, что он соглашается — поскольку все эти прерогативы принадлежат ему передать их в пожизненное пользование тем, кто будет в состоянии представить какой-либо документ, оправдывающий такую привилегию. Во всех остальных случаях незаконно узурпированные права — regalia — возвращаются императору, но он может по своему усмотрению пожаловать некоторые из этих прав в качестве особой милости. И действительно, многие епископы смогли представить письменное доказательство прав, пожалованных им императорами со времен Оттока I. Фридрих принял это к сведению и иногда даже возвращал прелатам привилегии, которые тем или иным порядком перешли к городским общинам. Таким образом, города стали главными жертвами эдикта, так как не могли представить никаких официальных документов в свою пользу. Поэтому они потеряли большую часть своих политических и юридических «свобод» и сохранили только консульское управление, причем назначение консулов «с одобрения народа» оставил за собой Фридрих.
Все это ясно определяло имперскую политику в Северной Италии, основанную на принципе одной лишь авторитарной суверенной власти — власти короля и проводимой с намерением отменить большую часть городских прерогатив, но с согласием пожалования некоторых из этих прерогатив самым верным и полезным из городов. Зато епископат приглашался к плодотворному сотрудничеству, потому что Фридрих думал, что ничем не рискует, жалуя им regalia и рассчитывая следить за выборами епископов. Что касается светской знати, то второй эдикт, применимый также для Германии и продиктованный теми же намерениями, что и первый, провозглашенный некогда в Безансоне, запрещал отчуждение и раздел крупных ленных владений (даже при наличии наследников) — и особенно же тех, которые подразумевали и передачу общественных функций (герцогства, марки, графства) — и требовал от всех воинской повинности, на которой особо настаивал под страхом конфискации ленной зависимости. Это были решения, направленные на сохранение власти самых крупных сеньоров, которых Штауфен надеялся таким образом привлечь к себе и через которых рассчитывал получить военную помощь более мелких вассалов. Между прочим, это же уложение уточняло, во-первых, что вассал, оскорбивший своего сеньора, лишается своего лена; во-вторых, что разногласия между двумя вассалами по поводу лена разрешаются сеньором — что было выгодно одновременно крупной знати и императору (часто именуемому «сеньором сеньоров»). К тому же, для упрочения основ монаршей миссии уложением предписывалось, что суверен не будет упоминаться по имени в тех клаузулах клятв верности, которые исключают подчинение другому сеньору.
Третий эдикт обеспечивал императорское покровительство «всем тем, кто продолжает обучение в школа». Этот декрет, один из самых знаменитых и внесенный по приказу Фридриха в кодекс Юстиниана, относился прежде всего к Болонье. Некоторые историки увидели в нем акт рождения Болонского университета, так как студенты взяли в свои руки организацию studium и на основании вышеупомянутой привилегии создали общину с самоуправлением.
Наконец, чтобы быть уверенным в том, что его решения соблюдаются и выполняются, Штауфен четвертым эдиктом обязал всех жителей Итальянского королевства мужского пола в возрасте от восемнадцати до семидесяти лет поклясться в том, что они будут сохранять мир, отказываясь от любого военного предприятия и от всякого участия в какой бы то ни было лиге. Это стало венцом его законотворческой деятельности. Если итальянцы добровольно или насильно подчинятся этим предписаниям, императорская власть будет настоящей и эффективной. Тем же, кто попытается сопротивляться или бунтовать, примером послужит принужденный к капитуляции Милан, дабы призвать их к мудрости и осторожности: специфический метод, совершенно отличающийся от политики, проводимой в Германии, и обнаруживающий нежелание понять итальянские реалии.
Знать и духовенство сразу же согласились с этими решениями, тем более что для многих из них это стало обязанностью, выполнение которой налагалось, согласно обычаю, физическим присутствием императора в Итальянском королевстве. Но некоторые решительно и сознательно поддержали Фридриха например маркиз де Монферра, влиятельный сеньор, чьи владения лежали на границе Ломбардии и Пьемонта, и стараниями которого городу Асти в 1159 году были пожалованы особые права (regalia), или граф Бьяндрате из Ломбардии. Отношение городов было более сложным, более сдержанным, скорее даже нерешительным; анализ такого отношения показывает, насколько изменилось общественное сознание за несколько месяцев.
Большинство городов не высказали никаких серьезных критических суждений в отношении эдиктов императора, считая их обязательными из-за поведения Милана и его сторонников и надеясь, что антимиланские настроения дадут им реальный шанс вскоре получить от императора новые права (regalia), на сей раз официальные и законные. Так думали самые горячие противники Милана в Лоди, Павии, Пьяченце, Кремоне. В первом из этих городов судья и консул Оттон де Морена и его сын Асербо с жаром поддержали императора и взялись за составление ставшей впоследствии знаменитой хроники, чтобы рассказать «о делах, свершенных в Ломбардии пресвятым императором Фридрихом». Во многих городах также были люди, полагавшие, что суверенитет империи следует признать окончательно, но при этом монарх должен пожаловать коммунам права и свободы, что в некотором смысле отвечало политике Штауфена, определенной в Ронкалье. Зато другие граждане при известии об этих эдиктах рассудили, что хоть королевство и принадлежит империи, а император осуществляет свои прерогативы, когда бывает здесь, и местные жители не имеют права восставать против него, все равно суверен не должен действовать так, как он это делает, потому что города естественно имеют свои свободы, и никакая власть отменить их не может.
Между этими двумя тенденциями, которые еще только находили свое выражение и пока проявлялись в зависимости от насущных интересов — за или против Штауфена, подавляющего Милан, — основная масса итальянцев оставалась сдержанной, так как уложения, данные в Ронкалье после жестокого усмирения Милана, не предвещали радужного будущего, ибо самое верное сотрудничество с императором все равно будет подчинено его единоличному контролю. В итоге Италия сохранила сдержанность, свои опасения, свою антипатию. Кое-какие союзы и дружественные контакты, чаще всего продиктованные корыстными интересами, однако никакой прочной опоры, позволяющей сохранять контроль над страной — вот все, чего достиг Барбаросса в концу 1158 года.
Некоторые города сразу же заупрямились. Генуя заявила, что отдаст Штауфену все, на что он сможет предъявить свои права собственности как император, и тут же начала возводить укрепления. Милан в январе 1159 года отказался выполнить наказы посланцев монарха, требующих консульской инвеституры; на их настойчивые требования он ответил мятежом, а так как Фридрих жаловал особые права и привилегии городам Лоди и Комо, Милан вновь восстал. Его поддержала Брешиа и маленький городок-крепость Крема. Суверен, который осенью отослал часть своего войска в Германию, оказался не в состоянии нанести сокрушительный удар. В июле 1159 года ему пришлось ограничиться осадой Кремы, но ее жители сопротивлялись с необычайной энергией и даже создали новые орудия. Пришлось послать в Германию за подкреплением. Осада продолжалась шесть месяцев. В ходе ее наблюдались неслыханные насилия и жестокость, Фридрих доходил до того, что «приказывал привязывать к осадным орудиям пленных из Кремы в надежде помешать осажденным забрасывать армию стрелами и камнями», но те все равно продолжали стрелять и мстить, «истребляя на крепостных стенах своих пленников — итальянцев и немцев» (Э. Жордан). Наконец в январе 1160 года защитники Кремы капитулировали; им сохранили жизнь, но город был стерт с лица земли. Жестокость сражений доказывала, что летом 1159 года в некоторых городах и областях Ломбардии проявилась неистовая ненависть против Германии.
