Великая княгиня до смерти не узнала, чьи сокровища она спасала и для чего. И почему ей и ее мужу удалось проехать целыми и невредимыми через «ненавистную Большевизию»…
Безутешный вдовец, князь Д., спасшийся от большевиков, въехал в Берлин. Вместе с драгоценностями я привез рекомендательные письма великой княгини к знатным русским эмигрантам, наводнившим тогда город. Многие из них были немцы по происхождению и теперь вернулись на историческую родину. Но продолжали тосковать по России. Россия – это болезнь навсегда.
Я встретился со многими из них и даже наметил кандидатов для вербовки (в будущем завербую семерых).
Берлин накануне поражения был мрачен. По городу бродили калеки, продукты исчезли. На стенах я увидел радостно потрясшее меня граффити: «Да здравствует Ленин!» Мимо, не обращая никакого внимания на надпись, шли усталые люди. Только к вечеру надпись грубо замазали.
В гостинице меня попросили не выставлять за дверь обувь – могут украсть. И это в законопослушной Германии! Мусор на улицах уже не убирался. Распалась цепь времен, и мы хорошо потрудились для этого!
В Берлине на явочной квартире меня навестил наш посол Адольф Иоффе. Типичный еврейский интеллигент с толстым носом, с большой курчавой черной бородой, с грустными глазами. Этот сын богатого купца получил блестящее образование в том же Берлине и в совершенстве знал немецкий. Он с юности участвовал в социал-демократическом движении и во всех наших революциях. Вместе с Троцким издавал газету, являлся его преданным сторонником. По распоряжению Троцкого и был направлен постоянным представителем в Германию.
Я передал ему драгоценности и валюту.
Увидев привезенное великолепие – необычайно крупные бриллианты, фантастические нитки жемчуга, – Иоффе был потрясен. Я поторопился объяснить, что их конфисковали у великих князей. Мне показалось, что он не поверил. Во всяком случае тотчас спросил:
– А что там с царской семьей?
– Что с ней может быть? Николай расстрелян, остальные эвакуированы в надежное место.
– Здесь слухи разные ходят.
Я повторил официальное сообщение. Но его глаза стали еще печальнее.
Он сказал мне, что я должен встретиться с товарищем Менжинским, которому он передаст мои драгоценности.
– У него вы получите инструкции…
Менжинский – сибарит, сын статского советника. В ранней юности был эсером. Мы, старые большевики, не забывали, как в те годы он честил Ильича «политическим иезуитом». Но у него, видно, был отличный нюх. После Февральской Революции Менжинский поспешил сблизиться с большевиками и «иезуитом»! Ильич охотно принял его в наши ряды, правда, высказался о нем с ответной теплотой: «Наше хозяйство будет достаточно обширным, чтобы каждому талантливому мерзавцу нашлась в нем работа». «Талантливого мерзавца» Менжинского, юриста по образованию, Ленин определил в руководство Петроградской ЧК. Среди наших полуграмотных темных сотрудников блестяще образованный, говоривший на множестве языков человек был бесценен.
Мы встретились глубокой ночью в нашем представительстве, занимавшем бывший дворец курфюрста. Поднимаясь по когда-то роскошной, а нынче знакомо заплеванной лестнице, я вспомнил особняк Кшесинской…
Менжинский ждал меня в комнате «Иностранного отделения представительства». Он сидел холеный, полный, тяжело дышал – у него была астма.
Я сказал ему о грязной лестнице. Он ответил со злой усмешкой:
– Обычная визитная карточка наших товарищей – презрение к роскоши. Какие здесь были музейные гобелены и ковры! Теперь разрезаны по-нашему, по-большевистски, поровну и распределены по всем комнатам. На мебели восемнадцатого века – следы горячих чайников и забавы: вырезают ножом голых девиц и коммунистические изречения… Расскажите, как вам удалось провезти драгоценности?
Я кратко описал свои приключения. Моя выдумка с великой княгиней привела его в восторг.
– Вот так надо работать! Вот тут зарыт клад! – Он встал, тяжело дыша заходил по комнате.
Перешли к делу.
– Драгоценности нужно было передать прямо мне, с Иоффе вообще вам не стоило ни о чем разговаривать. Про Иоффе Ильич сказал вам правду Если ему не следует чем-то заниматься в этой жизни, то в первую очередь быть дипломатом. Он совершенно не умеет лгать. Вот такое довольно неожиданное заболевание. Он всем говорит правду. Ему прислали секретаршу из Москвы – знойная, черноволосая, с роскошными формами, длинными ногами. Мозгов у нее нету, все ушли в пышную девятнадцатилетнюю крепкую грудь… Он… точнее, она переспала с ним. О чем он незамедлительно оповестил жену Дору. Что привело эту даму в бешенство…
– И Москва терпит ситуацию?
Менжинский загадочно улыбнулся:
– На этот вопрос, без сомнения, вы вскоре ответите сами. – И он продолжил вводить меня в курс дел в представительстве. – Немцы справедливо уверены, что Иоффе – «редкий олух», – (любимое словечко Менжинского). – Сейчас они ведут с ним переговоры о поставке каучука и никеля в Германию. Взамен обещают поставить нам уголь, и «олух» должен организовать эту сделку. При этом другой олух, – (имелся в виду нарком по иностранным делам Чичерин), – дает Иоффе по телефону секретные инструкции, которые прослушиваются немцами… Но я не вмешиваюсь, пусть немцы думают, что все контролируют. Одновременно с углем и никелем Иоффе, по моему предложению, торгуется с кайзером о царской семье. Кайзер не просит отпустить в Германию царя, царицу и наследника. Это враги. Он просит только за племянниц – царских дочерей. Иоффе, убежденный, что они живы, опять же по моему предложению требует от немцев огромные, то есть невыполнимые поставки продуктов в голодную Россию. Так мы успешно водим Кайзера за нос. Все эти переговоры и глупейшие указания наших многочисленных вождей отлично прикрывают нашу главную работу – Революцию в Германии!.. С вами будет работать секретное Иностранное отделение, устроенное мною внутри представительства. Его руководитель – латыш товарищ С-е. Человек он мрачный, неразговорчивый, короче, отличный резидент. В представительстве он заведует кассой и ключами от сейфа, где лежат деньги представительства и наши – на нашу работу. Кроме него в Иностранное отделение входят трое товарищей, занимающих должности курьеров и стенографистов, и четверо немецких товарищей – коммунистов, близких к Розе Люксембург и Карлу Либкнехту. Все немцы числятся обслугой и безбожно выносят продукты из нашей столовой, население в Берлине живет голодно… Я надеюсь, что это Иностранное отделение с вашей помощью станет центром нашей разведки во всех странах Большой и Малой Антанты. Ваша нынешняя задача – покупка оружия для товарищей из революционной группы «Спартак». Деньги от продажи ваших драгоценностей уже на днях вам передаст товарищ С-е…
В заключение я узнал изумившее меня.
– Мы договорились с Феликсом (Дзержинским): все сведения вы должны передавать вашему другу Кобе. Он, пожалуй, единственный организованный человек в нашем революционном сумасшедшем доме, именуемом Совнаркомом…
На следующий день Менжинский выехал в Москву, и связь со мной осуществлял мрачный хромоногий латыш из Иностранного отделения.
Виделся я с ним дважды. Латыш мрачно пожаловался, что в представительстве создалась очень нервная обстановка. Секретарша слишком демонстративно распоряжается постелью Иоффе и жизнью представительства, жена Дора слишком шумно устраивает скандалы, короче, наметилась склока.
– Я знаю, что у вас есть связь с товарищем Кобой…
Я попросил Кобу убрать секретаршу. Ответ был резкий: Коба приказал не вмешиваться не в свои дела. Я наконец понял улыбку Менжинского. Девица, видимо, спала с Иоффе по распоряжению. Ильич не доверял бывшему меньшевику и яростному фанатику Троцкого.
Все та же новая практика нового времени: все следят за всеми.
(Кстати, правдолюб Иоффе – один из немногих, кто остался верен Великому Льву до конца. Через несколько лет после победы Кобы над Троцким преданный Иоффе в знак протеста покончил с собой.)
Будучи эмигрантом князем Д., я активно вошел в жизнь эмиграции, участвовал в благотворительном бале русских эмигрантов, вел светскую жизнь…
