– Кажется, в доме кто-то есть. В окно выглядывали только что, – стоя у забора, полностью освещённый светом не выключенных фар, повернувшись к Штефану, сказал Виктор. На крыльце дома появилось свечение от керосиновой лампы и направилось к воротам.

– Тихо, Смородинка, тихо. Чего разлаялась на добрых людей? Свои ведь! Не узнала, что ли? – донёсся голос идущего во дворе, слабо освещённого тусклым светом хозяина дома.

– Это Муклай, – сообщил Штефан Виктору.

– Откуда ему известно, что свои, да ещё и добрые? – спросил Виктор.

– Он знает, Муклай уже всё знает. А добрыми становятся все люди, побывавшие когда-либо на этом дворе. Если даже злые были, то станут добрыми, – улыбаясь, с чувством гордости, что он – тот, кому повезло в своей жизни побывать в этом доме, ответил Штефан. Из темноты вышел старик-алтаец в накинутой на плечи телогрейке, одной рукой придерживая её спереди под воротником, в другой руке он держал керосинку. Увидев этого старика, Виктор тут же убедился в словах Штефана. Старик вышел один к незнакомцам, стоявшим перед ним в свете включенных фар машины, не зная цели столь позднего визита, и вообще, совершенно спокойно, подперев спиной створку ворот, мотнул головой в направлении дома, сказав лишь:

– Свет не забудь потушить, батарея сядет. Можешь не закрывать, никому она здесь не нужна.

И дождавшись, пока Виктор вернётся от машины и войдёт на двор, молча пошёл вперёд, освещая дорогу. Следуя за ним и Штефаном, Виктор думал о глазах этого маленького алтайского старичка. В них, маленьких, прищуренных, даже в темноте была видна, с большим перевесом, чем у него со Штефаном, вместе взятыми, невероятная сила. Огромная сила взгляда, способная заставить любой пистолет сделать осечку или пулю полететь совершенно не в том направлении, куда её направляет нажимающий на курок. Виктор ждал, что Штефан наконец-то начнёт разговор, но тот почему-то молчал. «Видимо, знает, как нужно себя вести здесь», – подумал он. Разговор начал старик:

– А я вас вчера ожидал, видимо, старость даёт о себе знать.

У Виктора по телу побежали мурашки и слегка поднялся волос на всём теле: «Будто к колдуну в дом попали. Ждал он нас уже, оказывается. Откуда мог узнать?»

– На целый день ошибся, или случилось чего в дороге? – произнёс дед, глядя на Штефана, но для получения ответа повернулся к Виктору.

– Да, была небольшая проблемка, но всё уладилось.

Дед пристально вгляделся в Виктора и несколько секунд разглядывал его. Затем, повернувшись к Штефану, сказал:

– Повезло тебе с ним, – Виктор понимал, что дед разговаривает через обращение к Штефану, который не понимает по-русски, с ним, и этим показывает уважение. – Я уже примерно понимаю, что произошло и что этот добрый человек сделал для тебя, – вновь по-русски обратился к Штефану дед. – Я скажу тебе, Штефан, что это будет большая и сильная дружба и много добра принесёт.

Виктор улыбнулся такому своеобразному общению с ним через непонимающего Штефана и сказал старику:

– Меня зовут Виктор. Должен ли я перевести на немецкий то, что вы ему говорите?

– Нет нужды в этом. Проснётся утром и всё поймёт сам. Он знает об этом. Я с его дедом покойным, Жорой, так раньше разговаривал, когда он русский плохо понимал. Меня зовут Муклай, собаку Смородинка. Всё остальное завтра.

Войдя в дом, в котором было две комнаты, Муклай предложил переночевать у него, а утром, если у Штефана будет желание, можно перейти в Жорин дом. Для Виктора Муклай пояснил, что Жорой он называл Георга, для простоты:

– Раньше так удобней было, а со временем прижилось. Во второй комнате вам на полу постелил.

И, больше ничего не говоря, Муклай снял с плеч телогрейку, отдал Виктору керосиновую лампу и, указав взглядом в проём двери второй комнаты, молча улёгся на деревянную кровать, больше напоминавшую широкую лавку, устланную в несколько слоёв тонкими ковриками.

В комнате вдоль обеих стен на полу лежали застеленные одеялами и пуховыми подушками матрасы. У обоих было одинаковое ощущение от перемены условий быта. Вчера они ложились спать в городе с его ночным шумом и освещением, они помылись в душе, почистили зубы, и это было нормой городской жизни. Сегодня они лежали на полу в таёжной избе, не имеющей даже, как понял Виктор, электричества и многих других, привычных городскому жителю вещей. При этом они чувствовали себя прекрасно. Штефан молча переглянулся с Виктором, также молча, дабы не тревожить хозяина дома, разделись и улеглись, каждый на свой матрац. Виктор затушил лампу, и наступила густая и тихая темнота. Полежав некоторое время и привыкая к новой обстановке, он вспомнил своё детство.

Тогда, вместе с младшим братом Серёжей, он очень много времени проводил у деда Ивана с бабушкой, которые жили на самом краю деревни и за оградой их дома начинался лес. Была какая-то схожесть ощущений, тех, из детства, и сейчас. А также в своих воспоминаниях он нашёл объяснение таинственности и способностям Муклая в экстрасенсорике. Он увидел чёткую параллель между Муклаем и своим дедом. Тот также, как казалось Виктору в детстве, имел необъяснимые способности. Иногда им с братом становилось даже страшновато от необъяснимости дедовских обрядов или рассказов. Они тогда, в детстве, воспринимали многое как волшебство, но дед Иван говорил, что ему во всём помогает сама природа, которую он научился понимать от своего деда. Дед Иван брал с собой в тайгу только одного из внуков, но всегда по очереди. Ни Витя, ни младший Серёжа не замечали в этом дедовского мудрого замысла. Он ещё с вечера распределял обязанности по хозяйству на следующий день. Один должен был выполнять якобы очень важные дела по дому, помогая бабушке, а другой шёл помогать деду в лес.

Дед никогда не говорил, что они будут делать в лесу. Определённые темы дедовского воспитания должны были быть пройдены индивидуально и серьёзно, без ребячьего баловства, которое часто возникало, когда Витя и Сергей были вместе. Поэтому он давал им играть и шалить дома, а воспитательный процесс проводился поодиночке и с тонким подходом. Дед Иван делал это так же, как и его дед проделывал это с ним, у которого было ещё пять братьев и три сестры. Но внучки деда не интересовали, ими занималась бабушка, а он воспитывал мужей, понимающих суть природных вещей и умеющих находить с ними равновесие. Всё это было в дополнение к чисто мужской части ведения хозяйства. Уходя в лес, они быстро, по-солдатски, выполняли свои дела по заготовке дров или лыка, собирали грибы и ягоды. Дед Иван очень красиво и доходчиво объяснял, как и где искать определённый гриб или ягоду. Все дела зависели от времени года, и поэтому оба брата постигали природу во всех её ипостасях. Дед водил его по кедрачу и показывал, как бьют шишку, зимой ставили петли на пушного зверька. А затем, после выполнения дел, начинался незаметный процесс постижения природной мудрости.

Дед Иван умел проводить его играючи, чего дети полностью, с детской серьёзностью, погрузившись в игру, даже не замечали. Чаще всего они поднимались на одну из сопок, дед рассчитывал силы внуков так, чтобы они не уставали и не теряли интереса к окружающему их волшебному миру. И затем наслаждались прекрасными пейзажами, простирающимися пред их взором. Дед Иван просил внучат запомнить ту картинку, которая простиралась перед ними в одно время года, а через какое-то время, уже в следующие каникулы, он приводил их на то же место, и восхищению не было предела. Постоянное изменение цвета и, как следствие, формы рельефа местности изумляло Витю с Сергеем. Приходя домой из леса, один всегда с восторгом рассказывал другому об увиденном и пережитом, чем вызывалось естественное детское любопытство у второго, а также непреодолимое желание увидеть и пережить то же самое.

Во время таких познавательных прогулок всегда, без исключения, дед Иван и Витя ложились под большое дерево, чаще под берёзу, головой к комелю, и просто молча глядели вдоль ствола, сквозь листву в небо. Витя поначалу всегда заводил разговор с дедом, либо, повернувшись на бок, следил за муравьями, либо ещё что-то затевал, а дед Иван предлагал ему игру. Условие той игры было совсем не сложное для взрослого, но очень трудно выполнимое для ребёнка. Лежать спокойно, не разговаривая, по возможности не шевелясь, и стараться почувствовать себя самого изнутри. Так же прислушаться ко всему, что вокруг. К дереву, у комеля которого находилась голова, к траве, на которой они лежали, услышать шелест одного определённого листочка на дереве, шорох ползущих у уха насекомых, а в конце игры нужно было услышать и прочувствовать себя. Для начала – всё тело, затем сконцентрироваться на отдельных его частях, затем впустить сознание внутрь и постараться представить себя изнутри, стать одним из органов. В конце нужно было стать мыслью, войти в неё, и тем самым не видеть и не ощущать её. Вначале, по причине естественной детской непоседливости и быстрой смены интересов, тем более, в лесу, где мальчику всегда очень легко найти новую забаву, эти игры не длились и двух минут. Но дед Иван мудро находил путь к достижению своей воспитательной цели. Он назвал эту игру очень интересным и загадочным именем – «Тренировка Святослава».