— Я знаю, что они встретились здесь, в Чарльстоне.

Она рассеянно кивнула.

— Твой отец был одним из смотрителей церкви Святого Михаила, а Этта провела немало времени в садах у церкви, особенно в дни перед свадьбой.

— Но мама́ не венчалась с папа́ в церкви Святого Михаила.

— А я говорю не про свадьбу с твоим отцом. До того, как Этта познакомилась с Калебом, она была помолвлена со школьным возлюбленным. — Лин прижала руку к груди. — Они были такой красивой парой. Идеальной. Все так говорили, и Этта, благослови её боже, уверовала, что ей суждена сказочная жизнь. Наверное, поэтому она была так опустошена, когда он её бросил. Не у алтаря, заметь, но почти. Он порвал с ней за день до свадьбы, и Этта была безутешна. Представь подобное унижение. А Калеб любил её издалека. Он стал утешением для неё и бальзамом для её растоптанной гордости. Они сбежали вместе через несколько недель.

Я сидела в ошеломляющей тишине. Я никогда прежде не слышала деталей романа моих родителей. По-моему, поспешный брак не в их характере. Они оба такие осмотрительные, такие замкнутые. Сдержанные.

— Какое это имеет отношение к Эшер Фоллс? — наконец спросила я.

— Я иду к этому. — Тётя, казалось, собиралась с мыслями, рассеянно теребя торчащую нить вышивки на тунике. — Твои мама и папа... жили там некоторое время.

Я чуть не поперхнулась воздухом.

— В Эшер Фоллс?

— Это было давным-давно. Калеба взяли каменотёсом на лето. Он любил эту работу, но Этта ненавидела жизнь в горах. Она ненавидела то место. Говорила, что оно действует на неё угнетающе. Оно как-то влияло на неё, играло с разумом. Она пыталась перетерпеть, но скучала по своей семье. Скучала по городу Карла. Она вернулась домой. В конце концов, Калеб бросил работу и последовал за ней. Они помирились, но не смогли зажить идеальной жизнью. Люди говорят, что самое трудное в мире — жить с человеком, которого не любишь. Но я всегда думала, что гораздо труднее жить с человеком, который не любит тебя.

— Ты думаешь, мама́ никогда не любила папа́?

— Наверное, по-своёму любила. Но он никогда не станет любовью всей её жизни, и он знал это. Мужчине с таким тяжело смириться. Это невыносимо задевает его гордость. Вполне понятно, поэтому он обратил взор на другую.

— У папа́ была интрижка?! — Я с трудом могла себе такое представить.

— Этта подозревала. В Эшер Фоллс была одна женщина... не знаю, как её звали. У неё не было ни семьи, ни мужа, ни детей. Кажется, она работала акушеркой. Наверное, она и Калеб оба были одиноки. Между ними что-то произошло. Этта знала, но переступила через себя, и они с Калебом никогда об этом не заговаривали. К тому времени у неё были другие проблемы. Столько горя ей выпало пережить. Столько выкидышей подорвало её здоровье. Прошли годы, и они переехали в Тринити. В конце концов, Этта отказалась от идеи завести семью. «Возможно, это к лучшему», — сказала она. В любом случае, они оба уже были слишком стары. Слишком инертны. Прошло семнадцать лет, но однажды Калебу кто-то позвонил, и он сорвался с места. Вернулся глубокой ночью. С тобой в свёртке.

Сердце глухо забилось.

— Откуда он меня принёс?

Тётя содрогнулась.

— Из того ужасного места.

— Эшер Фоллса?

— Ты была такой крохотной и такой несчастной. Проплакала без умолку несколько дней.

— Почему?

— Ты получила травму. Я не знаю подробностей твоего рождения. Даже не уверена, что Этта знает. Но что бы ни произошло в ночь, когда твой отец принёс тебя домой... что бы он ни увидел в том городе... это изменило его навсегда.

К этому времени тётя довела себя до какой-то грани. Она заламывала руки, что было совсем на неё не похоже. Это мама была нервной, а Линроз всегда — её скалой.

Странно, но чем сильнее она волновалась, тем спокойнее становилась я. Почти полностью самоустранилась, словно мы говорили о незнакомце или человеке, которого я едва знала.

— Кто моя мать? Моя биологическая мать, — уточнила я, потому что независимо от того, что произошло, независимо от того, что я узнала, женщина, которая воспитала меня, навсегда останется моей мама́.

— Я никогда не знала, и это чистая правда. — Она закусила губу. — Но мы с Эттой всегда подозревали. Видишь ли, женщина, с которой, по нашему мнению, у Калеба был роман, акушерка... у неё родилась дочь.

— Откуда ты знаешь?

— Твоя мама однажды нашла фотографию в вещах Калеба, спустя много времени после того, как он принёс тебя домой.

Я покачала головой в замешательстве.

— И та девушка…

— Была дочерью Калеба. Твоей мамой.

— Но если та девушка была моей матерью, то папа́…

По её щеке сбежала слеза. Она вытерла её тыльной стороной ладони и кивнула.

Этот момент показался мне каким-то ненастоящим, и позже я поняла, что никогда не смогу описать его. Все кусочки головоломки встали по своим местам. Если Линроз правильно подозревает, то человек, которого я всегда считала своим приёмным отцом — моим любимым папа́ — на самом деле мой биологический дед. Вот почему мы оба видим призраков. Я унаследовала от него свои способности.

Разум снова унёсся к воспоминанию о первом столкновении с потусторонним на кладбище, какой взгляд был на лице папа́, когда я задала ему вопрос о призраке. В его глазах стояли сожаление и сочуствие, потому что он знал, какой будет моя жизнь с этого момента. Какие годы одиночества простирались передо мной.

Я взглянула на свои руки. Костяшки пальцев побелели.

— А кто мой биологический отец?

Она покачала головой.

Я подумала о фарфоровом крыле, которое нашла в сокровищах папа́, и вдруг поняла, что это правда. Фрея Паттершоу была моей матерью, а Тилли — бабушкой.

— Почему никто раньше мне ничего не сказал?

— Эти воспоминания ещё слишком болезненны. И потому... — Она закончила неразборчивым шёпотом.

— Почему?

Тётя сжала мою ладонь так крепко, что я вздрогнула.

— Ты не должна и словом проговориться о том, что я тебе сейчас поведаю. Обещай, что не скажешь ни одной живой душе.

Её ногти впились в мою кожу, а лицо стало пепельно-серым, как у моей больной матери.

— Тётя Лин, отпусти! Мне больно.

Её хватка ослабла, но горящие глаза не отпускали.

— В ночь, когда отец принёс тебя домой... он весь был с ног до головы залит кровью.

Мы устроили ранний ужин с мамой и тётей Линроз, а затем я вернулась в свой дом на Рутледж-авеню. Я ни слова не сказала мама́ об откровениях тёти. Я бы никогда не рискнула расстроить её, когда ей нужны все силы на борьбу с раком. Каким-то образом мне удалось нацепить маску и пережить трапезу.

Но стоило уединиться в собственном саду, как разум снова и снова возвращался к тому разговору. Папа́ — мой биологический дедушка. Это казалось правильным, хотя я всё ещё пребывала в глубоком смятении. Он всегда казался таким старым. Сколько я себя помню, у него всегда были белые волосы и покатые плечи. Мама́ тоже была не девушкой, но она сохранила стать и красоту, которые пронесла через возраст, и поэтому казалась вечно молодой.

Я сидела на качелях, погруженная в раздумья, а Ангус знакомился со своим новым домом. Стоял прохладный ветреный вечер, и я задумалась об окончании лета. О потерянной любви. Мама́ и её школьный друг. Папа́ и Тилли Паттершоу.

Неизбежно я вернулась мыслями к Девлину. На мгновение я потонула в воспоминаниях, но затем отбросила их.

Тейн Эшер занял мои мысли.

Когда я встала следующим утром, то поняла, что мне нужно поговорить с папа́, прежде чем я вернусь в Эшер Фоллс. Если смогу. Я обещала Тейну, но, если за мной действительно охотится зло, у меня нет с ним общего будущего. У меня ни с кем нет будущего. Моё одиночество — когда–то старый друг, укрывший меня от реального мира, — теперь стало врагом, монстром, угрожавшим поглотить меня целиком. Я жаждала встретить свой конец, каким бы ужасным он ни был, но теперь не могла довериться собственным мыслям. Возможно, зло всё ещё внутри меня.