Гермиона улыбнулась и зачем-то сделала шаг вперед. Расстояния между ними почти не осталось, от Виктора шло тепло, и ей захотелось забраться руками под его пиджак и согреться. Оттаять. Не только снаружи, но и внутри. Был человек, который сделал ее холодной. Ей нужен был кто-то, кто вернул бы в ее жизнь тепло.

– Так ты больше не звезда?

– Ну, – Виктор игриво вскинул брови. – Я все еще лучший ловец. Всегда им буду.

– Какое самодовольство! Не хочу тебя слушать!

– Гермиона, – ее всегда подкупало, что, даже произнося ее имя со страшным акцентом, Виктор умел вложить в него всю свою душу. Он заставил ее прекратить смеяться. Она все еще улыбалась, тяжело дыша, но не двигалась. Виктор наклонился к ней и убрал прядь волос за ухо. – Можно я…?

Она сглотнула. Сердце забилось, как сумасшедшее, а еще она снова почувствовала взгляд на своем лице, как чувствовала его весь сегодняшний день. Другой. Цепкий и ненавидящий взгляд.

Почему ты не спросил, Малфой? Почему не спросил, можно ли? Зачем ты взял без разрешения?

Она кивнула.

Виктор тихо выдохнул в ее губы – от него пахло пуншем и ягодами.

Мягкий рывок.

Поцелуй оказался сладким и целомудренным, таким, какими были их поцелуи два года назад. Только спустя несколько секунд, во время которых сердце Гермионы выскакивало из груди, рот Виктора приоткрылся, и он разжал ее губы своим языком, плавно скользя внутрь.

Теплый.

Мягкий.

Вежливо-аккуратный.

Не настойчивый.

Не грубый.

Не выпивает до дна, а лишь пригубливает.

Не давит, а осторожно трогает.

Скользнул рукой по шее, нерешительно обхватил ладонью затылок, притянул к себе.

Гермиона сделала то, что хотела сделать – обняла Виктора за талию, согревая руки и тело.

Они целовались, не спеша и медленно, ее губы никто не терзал, сминая, не прикусывал, а рот не насиловали чужим языком. Все было размеренно и в меру пылко, но так нежно, что она почти поверила – почти заставила себя поверить. Это то, что было ей необходимо.

А ты смотри.

Смотри и не смей отворачиваться.

У него в ушах Тень голосом Пэнси хрипела: «Серая мышь, что он в ней нашел, у него проблемы со вкусом!». Малфой ненавидел грязнокровку так сильно, что готов был удавить собственными руками – просто обхватить тонкую шею и сжимать до тех пор, пока она не начнет закатывать глаза. Но даже после этого будет мало – он разорвет ее труп на части, сожжет каждый клок ее волос и ошметок кожи, потому что с ним так не поступают.

Убью. Убью, блять, УБЬЮ.

И рассмеялась. И подошла ближе. Такая блядь, что захотелось оплевать ее лицо.

В глаза болгарину заглянула – ну, хули, разложись еще перед ним прямо здесь, давай. Теперь-то терять уже нечего.

И по мозгам кувалдой.

Ты. Был. Первым.

Крам смотрел так, как будто готов был выебать ее на месте, прямо сейчас, и Драко его понимал. Это чувство, оно отвратительно, но почему-то грязнокровная сука возбуждала так сильно, что хотелось вонзить себе иглы под ногти, чтобы было больно дрочить, чтобы отпало желание, чтобы это прекратилось!

У него чесалось нёбо и кулаки от желания заорать, выкрикнуть что-то грязное и непристойное, а когда она обернется на его крик, вспыхнув – заставить ее смотреть на ненависть в своих глазах.

Крам склонился к ней и произнес тихо:

– Можно я…?

Драко показалось, что его сердце каким-то образом выпрыгнуло наружу через горло.

Нельзя, нельзя.

Только попробуй, сука!

Но Грейнджер кивнула, стыдливо прикрыв глаза – сама, блять, невинность!

Долбаная шлюха!

Мразь!

Грязнокровная подстилка, чтоб ты сдохла.

Пусть он сделает это, Грейнджер, пусть выебет тебя, твою похотливую дырку, пусть выдолбит тебя, чтобы ты ходить не смогла, ты же этого хочешь?! Этого?

Еще нос воротила, словно Малфой ее смертельно обидел, а сама текла от этого болгарского тупицы, смотрела так, будто сейчас набросится, как течная сука.

Блять. Блять…

Тень, какого хуя так больно?

Когда губы Крама накрыли рот грязнокровки, Драко зашатало.

Он хотел бы, чтобы поблизости оказалось дерево или забор или что угодно, за что можно схватиться, но ничего не было – только воздух, снежинки и прохожие, которым будто было совсем насрать на то, что тут, вообще-то, человек умирает, только хуй знает от чего.

Оттолкни его – подалась вперед и целует в ответ, мразь.

Сделай что-нибудь, Грейнджер, сделай, тебе же мерзко, я вижу, оттолкни его!!

Но просунула руки под его одежду и прижалась близко-близко, как к нему не прижималась никогда.

Когда ладонь Крама легла на вихрастую макушку, когда он углубил поцелуй, Драко сжал кулаки и сделал шаг вперед, потому что он перестал соображать, ему было настолько похуй на все, что прямо сейчас он готов был втоптать их обоих в снег.

И, Салазар, как же сильно он возненавидел чужие руки, которые крепко обхватили его за плечи, останавливая.

– Эй, эй! Драко. Я держу тебя. Отвернись, давай же.

Зарычал:

– Пусти!

– Нет. Отвернись, не смотри, ну же, посмотри на меня, Драко, давай. Смотри на меня.

Но он не мог, это было выше его сил.

Ему казалось, что он намертво прилип глазами к губам Грейнджер, которые сейчас открывались навстречу чужим губам, впускали в рот язык, отвечали приторно-нежно, до крика в глотке, бляяяяять!

– Драко!

Его с силой встряхнули, и он отвернулся, моргая.

Это сон? Это все сон? Потому что если нет, то какого хера перед глазами плывет?

– Забини.

– Все хорошо. Давай-ка, дружище, пойдем со мной.

Улыбнулся тепло, как всегда улыбался, и руки с силой потянули с дороги на обочину. Драко казалось, что ему за шиворот попал снег, но это были всего лишь пальцы Блейза, как всегда, такие холодные, что окоченеть можно.

– Куда?

– В «Три метлы», – ответил Забини нарочито-бодро. – У меня прям в горле пересохло, и там все наши, налакаемся, как в старые добрые!

Драко показалось, что у него пересохло не только в горле, но еще и в сердце.

Пустыня, блять.

Комментарий к Глава 12 По поводу Виктора Крама.

Я заООСила его страшно-престрашно, я знаю, простите за это. Поясню почему.

Всегда любила нежные чувства Виктора к Гермионе, поэтому меня страшно бесило то, что в каноне он немного не дотягивает до ее уровня. Я понимаю, что это именно тот образ, который и хотела преподнести нам мама Ро, но меня прям передергивало от слов Гермионы в фильме, что “он спортсмен, поэтому не очень-то разговорчив”, или от размышлений в книге, что, если бы Виктор не был бы звездой квиддича, то девушки бы не замечали его. Я всегда видела его немного по-своему, всегда оправдывала его молчаливость и хмурость воспитанием. Ужасно жаль, что вырезали сцену из фильма “Дары смерти”, где Гермиона и Виктор встречаются и танцуют на свадьбе Флер, но я надеюсь, что там Виктор был бы немного другим (по крайней мере, гифки из вырезанной сцены, которые я видела, показывают нам довольно обаятельного Крама с улыбкой).

В общем, мне очень и очень стыдно за ООС, но это тот Виктор, которого я хотела бы видеть на данном этапе, надеюсь, что я этот ООС смогла достойно оправдать.

====== Глава 13 ======

Утром за завтраком студенты были особенно вялые. Каждый ковырялся в своей тарелке, раскладывая жаркое на ингредиенты, и даже слизеринский стол подозрительно молчал, словно у них закончились эти глупые пошлые шутки.

Джинни зевнула, спрятав лицо в сгибе локтя. Ее волосы были собраны в низкий хвост, и лишь одна рыжая прядка падала на глаза. Она долила себе сок, сделала несколько глотков, а потом пристально посмотрела на Гермиону.

– Ты с ней близко общалась?

Гермиона с таким грохотом опустила руки на стол, что Рон поперхнулся, а Гарри оторвал глаза от тарелки.

– Почему все говорят о ней в прошедшем времени? – вспыхнула Гермиона. – Она жива!

Джинни покраснела и стыдливо опустила глаза в тарелку.