– Ммм, нет. Нет, это вряд ли, мэм.

– Драко, – голос ее изменился, стал осторожным, заманивающим. – Не совершай ошибку. Пока ты в этой школе, тебе ничто не угрожает. Мы все поможем тебе.

Он сжал листок в руке. Бумага скрипнула в пальцах, как будто досадуя, что он срывает на ней свою злость.

– Вы не поняли? – он улыбнулся. – Мне не нужна ваша помощь. И ничья помощь вообще. Кстати, директор вернулся и просит встретить его на Астрономической башне. Думаю, нам пора, приятно было пообщаться.

Он шагнул к выходу, кивая Фенриру на дверь. Тот неохотно отступил, оставляя профессора стоять, опустив руки вдоль тела.

– Заприте ее тут, – приказал Драко, не оборачиваясь.

Очень долго Гермиона пыталась привыкнуть к темноте. Глаза резало от слез и усталости, от попавшей в них пыли. Горло нещадно драло, ей хотелось кричать, но крик задерживался в глотке, словно пытался отсрочить свой выход.

Драко хотелось кричать так громко, чтобы услышали звери в Запретном лесу, жители Хогсмида и весь чертов Лондон, даже маглы, даже крысы в канализации. Он хотел заорать так, чтобы способность говорить исчезла навсегда, ведь он стоял перед ним – беспомощный и спокойный, как будто смирился, как будто ждал его.

Единственным источником света был луч, проникающий в узкую щель у двери. Его было так мало, что пришлось сесть и прижаться лицом к стене, чтобы видеть. Хоть что-то видеть. Без палочки, без света, без сил, она чувствовала себя мертвой. И наверное в тот день Гермиона и правда умерла, по крайней мере большая часть нее. Что будет с Роном? С Гарри? Вернулся ли он? Вернулся ли профессор Дамблдор в школу?

Дамблдор. Вонючий старикан Дамблдор, который никогда не тянул на учителя, никогда не тянул на нормального директора, только выполнял свои мелкие поручения чужими руками и взирал сверху вниз, как Господь-Бог на все происходящее. Теперь он стоял и смотрел на палочку в руке Драко, которая дрожала, черт бы ее побрал. Потому что Драко был живым. Он был человеком. Его руки не хотели окрашиваться красным, не из-за этого никчемного старика.

– Добрый вечер, Драко. Что привело тебя сюда в этот дивный вечер?

– Кто еще здесь? С кем вы говорили?

Палочка в руке так сильно тряслась. Он направлял ее на человека – на живого человека, чтобы сделать его мертвым.

– Я часто спорю сам с собой, – лицо директора исказила кривая улыбка. Он ужасно выглядел. И без того осунувшееся за последнее время лицо сейчас полностью выцвело, морщин стало так много, что кожа словно покрылась мелкой сеткой. – Драко. Ты ведь не убийца.

– Откуда вам знать? Я много чего совершил.

Так много чего. И, что самое ужасное, в голову в первую очередь пришла не медовуха Слизнорта и не купающаяся в крови Кэти Белл из его снов – нет. Грейнджер, всхлипывающая под его телом, Грейнджер, летящая с башни, Грейнджер, которая бьет его, хватает, кричит и просит НЕ ДЕЛАТЬ ЭТОГО С НИМИ, НЕ ПОСТУПАТЬ ТАК С НЕЙ.

Он много чего совершил, и сейчас его жизнь обесценилась полностью. В начале года у него было все. У него был шанс выплыть из этого, отмыться и продолжить жить. Теперь же из него высосали все, что было. Не осталось ничего.

Все, что у нее было – это горящая кожа и потрепанная книжка в руках. Зачем она таскала ее с собой? Как будто она не видела ее прежде. Драная книжка, учебник, который заставил их отношения с Гарри дать трещину. Теперь она была ее спутницей в этом темном доме без окон и, обессилев, она опустилась на пол, перелистывая страницы.

Виктор. Что ты наделал, Виктор? Я доверяла тебе.

– Он доверяет мне! Он меня выбрал!

Как же хотелось гордиться этим, говорить это с достоинством, но сама формулировка, «он меня выбрал» прожигала язык.

Дамблдор поднял руку, Драко заклинанием выбил из нее палочку. Все движения были дергаными, резкими, они словно происходили против воли Малфоя, ведь он ничего из этого не хотел.

– Я уже встречал одного мальчика, который сделал неправильный выбор.

Драко расхохотался. Он смеялся в полный голос, пока горло не начало нещадно болеть. Он словно сошел с ума, но не мог прекратить смеяться, потому что это действительно походило на глупую злую шутку. Выбор? Старик говорит о выборе? Мерлин, вот же забава. Смысл в том, что у Драко не было выбора. Его никогда не было, и все, что он мог сделать в этой ситуации, чтобы не погубить себя окончательно – он сделал. Он убрал отсюда Грейнджер. Больше он не мог ничего.

Тем временем со всех сторон его обступили Пожиратели. Вероятно, они не выдержали, смотреть шоу со стороны было неинтересно.

Беллатриса встала рядом с ним.

– Ты молодец, Драко, – прошептала она, но шепот ее звучал громче самого пронзительного крика. И мелкая дрожь, что била его все это время, превратилась в огромных размеров противные мурашки.

Дамблдор не подал виду, что удивлен ей.

– Добрый вечер, Беллатриса, ты не представишь мне своих друзей? – любезно сказал он.

Поразительно, как директор умудрялся быть тем самым занудным собой на волоске от смерти.

– Я бы рада, Альбус, но боюсь, у нас очень плотный график. Вы – не единственная цель Драко на сегодня.

Малфоя передернуло.

На секунду мелькнула мысль – а что, если… Что если он направит палочку тетке в лицо? Он посмотрел бы, как изменится ее самодовольный взгляд, когда она окажется под прицелом. Когда ее родной племянник скажет, что она сейчас умрет. Умрет, потому что посмела упомянуть Грейнджер.

И, возможно, Дамблдор смог бы его спасти на какое-то время, но блядина-судьба никогда не была к Драко так благосклонна. Что будет, если он сделает так? Как скоро его приволокут к Темному Лорду и заставят смотреть, как он отрывает от его мамы кусок за куском? Или еще изощреннее? Заставят его самого уничтожить ее, стереть с лица земли.

От мыслей об этом сердце едва не остановилось.

«Напиток живой смерти»: полынь, дремоностые бобы, корень асфоделя.

«Эйфорийный эликсир»: сушеная смоква, горькая полынь, семена клещевины.

«Феликс Фелицис»: девять этапов, одно заклинание, минимальное отклонение от рецептуры обесценит работу над зельем.

Умострильное зелье, оборотное зелье, приворотные зелья и зелья долголетия.

Страница за страницей, шурша, перелистывались в руках Гермионы, а она все никак не могла понять, почему. Почему она взяла этот учебник, что заставило ее прикоснуться к старой истрепанной обложке и вцепиться в нее, словно она могла бы спасти ей жизнь. Чем учебник помог бы ей сейчас, когда она абсолютно беспомощна?

Заклинания, ингредиенты, рецепты, а вокруг них – чернила, размытые от времени записи, которые сделали Гарри лучшим на курсе. Принц-Полукровка. Кто он? Кто этот ребенок, который много лет назад смог обыграть автора учебника в каждом из ядов, зелий и напитков? Кто был настолько умен?

Она подняла взгляд. Они с Гарри бились над тайной личности Принца-Полукровки весь год, и никак не могли ее разгадать, а что если правда лежала на поверхности все это время? Что если этот человек и после школы продолжил заниматься зельями, любить их и… преподавать.

– Снейп, – произнесла Гермиона, глядя перед собой.

Снейп. Его никто сюда не звал. Драко почувствовал его приближение кожей, и только потом увидел его. Он встал по другую сторону от него и Беллатрисы, вытянутая палочка застыла в руке, но она не тряслась, как у Драко, а твердо смотрела на директора.

И тот вдруг застыл, уставившись в ответ. Драко понятия не имел, что в голосе, во взгляде, в позе Дамблдора может быть столько мольбы.

– Пожалуйста, Северус. Я прошу тебя, – взмолился он.

Снейп сжал челюсть и, не моргая, произнес это.

То, на что самому Драко никогда не хватило бы духа, как бы он ни храбрился.

– Авада Кедавра!

«Сектумсемпра – от врагов». Гермиона провела пальцами по кривоватому почерку.

Заклинание, отпечатавшись в ее памяти, обросло красками – черным и ярко-красным. Оно словно обрело плоть, стало живым и почему-то вернуло ей силы. Легко, даже легче чем напиток от Виктора, по старинному болгарскому рецепту. Она встала на ноги. Крик, что все это время душил ее изнутри, вдруг вырвался наружу, и девушка принялась изо всех сил колотить по двери кулаками.