В королевских конюшнях В королевских конюшнях метра нет для коня. Медсестра раскладушку принесла для меня. Очень трудно голубке в коридоре, где сплошь встык обрубком к обрубку полегла молодёжь. Отыскала местечко в самом дальнем углу, где десантник навечно задремал на полу. Унесли бедолагу, положили меня. Я отсюда ни шагу, я спокойней коня. Ведь от ног до макушки весь я гипсовым стал, Мне не надо подушки, разве что пьедестал… Медсестра, медсестричка, что ж ты слезоньки льёшь? Как же ты без привычки здесь, в конюшнях, живёшь? В королевских конюшнях, в госпитальном чаду, в наркотичном, спиртушном, матерщинном бреду. Если чудо случится, если снова срастусь, – дай свой адрес, сестрица, может быть, пригожусь. Ну а коль не воскресну, всё равно хоть часок проживу, на чудесный поглядев адресок. В королевских конюшнях метра нет для коня. Медсестра мою душу унесла от меня. Война становится привычкой (На перевале) Война становится привычкой, опять по кружкам спирт разлит, опять хохочет медсестричка и режет сало замполит. А над палаточным брезентом свистят то ветры, то свинец. Жизнь, словно кадры киноленты, дала картинку наконец. О чём задумался, начштаба, какие въявь увидел сны? Откуда спирт, откуда баба? Спроси об этом у войны. А хорошо сестра хохочет от медицинского вина. Она любви давно не хочет, ей в душу глянула война. Эй, замполит, плесни помалу, теперь за Родину пора… Нам не спуститься с перевала, который взяли мы вчера. Десант не знает Десант не знает, куда проложен в полётных картах его маршрут. Десант внезапен, как кара Божья, непредсказуем, как Страшный суд. Хоть за три моря, хоть за три горя, хоть с ветром споря, а хоть с огнём, взлетает вскоре, со смертью в ссоре, десант, не надо грустить о нём. Нам пол-Европы вцепилось в стропы, мы знаем тропы в любой стране. В центральной, южной, в нейтральной, дружной мы будем драться спина к спине. А если маршал в тебя не верит, а если дома живым не ждут, за всё ответит случайный берег, куда причалит твой парашют. Из пламени Афганистана
Строчит пулемёт, поднимается взвод, но многие больше не встанут. И к Родине сын никогда не придёт из пламени Афганистана. Здесь горы в снегах и селенья в бегах, горят кишлаки и дуканы. И выпустит вряд ли неверных Аллах из пламени Афганистана. Придёт письмецо, ты закроешь лицо, но нет никакого обмана… Надень же на левую руку кольцо из пламени Афганистана. Но год или два, и ты вспомнишь едва любви не смертельные раны. я сделаю всё, чтоб ты вышла жива из пламени Афганистана. Нас в горах не найдёт Нас в горах не найдёт почтовой самолёт, и письмо от тебя до меня не дойдёт. Посветлеют снега, встанут стены огня. Будет бить ДШКа из ущелья в меня. Будет бить ДШКа, будет жизнь коротка, может быть, у меня, может быть, у стрелка… Нас в горах не найдёт даже радиосвязь. С безымянных высот лупят в нас, не таясь. Поднимаемся в рост, отвечаем огнём, между огненных звёзд по Вселенной идём. И краснеют снега, и дробится скала. Смерть в горах дорога – жизнь такой не была. Нас в горах не найдёт запоздавший приказ, и никто не придёт и не выручит нас. Погибает десант, погибает навек. …Погодите, я сам, это – мой человек, это мой ДШКа, это мой разговор, я дойду до стрелка, он не спустится с гор… Нас засыплет метель, нас завалит скала. Смерть мягка, как постель, жизнь такой не была. Мы в объятьях сплелись, мы навеки родня. Пусть продолжится жизнь без него и меня. |
