Но мир огромен. И даже маленький, провинциальный Бикон-Хиллс вдруг растянулся в представлении Дерека бесконечным пузырем, вмещая в себя настоящую вселенную, готовящуюся поглотить Стайлза Стилински с потрохами.

А потом Дерек понял, что это цена.

За молчаливое терпение, за молчаливые вздохи, невысказанные упреки, за красные отметины, за синие тоже; за то, что провалы, такие краткие поначалу, теперь становились всё дольше, всё длительнее...

И зря Дерек скрывал свои эксперименты: с трусами, с поркой, с немыслимо грязными играми – Стайлз был бы не против, обретя большее.

Стайлз точно позволил бы играться им двоим и дальше, наверняка сказав извечно ироничное: “Ты только шкурку не особо мне порть, а так... пожалуйста, милый, разве есть у меня выбор?”

Дерек получал двойную дозу Стилински. Кай – золотые трусы.

А Стайлз хотел всего лишь самостоятельно сходить в поход.

- Если почувствуешь, что теряешь себя, жми... – напутственно произнес последнее, что нужно было оговорить, Дерек.

- ... тревожную кнопку, я помню, – отозвался Стайлз тут же. – Но все будет хорошо, Дер, я уверен.

Проблема выбора расцветки интимной тряпочки вдруг предстала перед Дереком во всей своей красе – пошлой и незначительной. Наверно, он совсем был плох, раз удовлетворял жажду жизни такими смешными мелочами, глупо пропустив момент, когда у Стайлза появилась своя компания, свои развлечения, своя жизнь.

И в те одинокие два дня, когда Стилински путешествовал по окрестностям, Дерек даже успел записаться на прием к какому-то психотерапевту, проигнорировав свои довольно-таки неплохие знакомства в среде психиатров.

Накануне думал, о чем будет говорить, лежа на кушетке, и картина складывалась так себе – тема трусов, да и любого фетиша, она была гадостной, банальной. Присущей зажравшимся богачам именно из таких вот, роскошных высотных кварталов, которым приелась простая радость жизни.

Он оправдывал себя тем, что просто приспосабливался к обстоятельствам, которые позволили ему наконец не выглядеть негодяем, использующим второго мальчика. Его деньги могли сделать хоть кого-то счастливее, и глядя в горящие глазенки Кая от последнего своего подарка, Дерек ощущал чуть ли гордость за себя такого... щедрого и разностороннего, и еще – немного стесняющегося неизвестного себя, научившегося извлекать наслаждение из происходящего.

С Каем Дерек вынужденно стал другим, перестав подстраивать мальчишку под себя. Мимикрировав под его потребности и, бог с ними, такие пидорские радости, от которых раньше его тошнило.

Если бы Дерек только мог не быть чрезмерно сложным рядом со своими мальчиками!

Но простоту он выбирать не имел права, даже зная, что выбрал бы именно её. Простого влюбленного Дерека Хейла, как и простого своего Стайлза, которому никакая красивая обертка была не нужна, а больше шло быть просто голым.

Они, Стайлз и Кай, оказались такими разными, что кружилась голова. Та самая, крепкая, волчья. В одной половине которой теперь навсегда поселились воспоминания, не изгоняемые никак, о пройденной эре поклонения великому фетишному богу, а в другой – презрение к самому себе, раздваивающемуся, и очень рьяно оберегающему настоящего Стайлза – того, кто не нуждался в сомнительном счастье быть постельным извращенцем.

Поэтому Дерек и удивился, когда в очередной вечер, за процедурой чистки зубов, совместной, конечно же, он так и не смог стянуть со своего парня пижамных штанов, в которые он вцепился рукой намертво: раньше они в сопротивление не играли.

- Ну дай, – тянул оборотень, уже прекрасно чуя носом запах, сопровождающий начавшийся процесс возбуждения своей пары. – Или ты хочешь, чтобы я порвал их на тебе, детка?

Силы, брошенные организмом на то, чтобы в штанах появился этот милый колышащийся бугорок, совсем истощили ресурсы Стайлза, и под натиском возбужденного волка ненужный покров был сорван.

Голый, бесштанный Стайлз уже не возражал – охотно отвечал на поцелуи, подсаженный Дереком на стиральную машину и понятливо раздвигающий для него ноги, между которых... Вах!

- Мальчик мой, – выдохнул Дерек пораженно, проведя пальцами по внутренней стороне бедра любовника, – ты все-таки решил меня удивить?!

Стайлз только хмыкнул в сторону, немного смущаясь чрезмерно яркого света в их душевой, когда Дерек еще шире развел ему колени.

Промежность сияла младенческой гладкостью. Не только яички, но и пах, и сладкое местечко возле ануса были побриты с яростной скрупулезностью. Скорее всего побриты, хотя Дерек, приглядываясь, мог бы поспорить – некоторые места явно познакомились с восковыми полосками, которые, как говорят девчонки, срывать вместе с волосами, эпилируя себе все подчистую, ужасно больно.

Волк проехался ладонями по всему паху Стайлза, поласкал мошонку, погладил член, проверил наличие колкости против роста волос, ощущая лишь шелк юной кожи и, не имея сил сопротивляться, рухнул на колени перед своим голеньким любовником. Голеньким во всех смыслах.

- Буду вылизывать тебя, маленький лысый выдумщик, пока не кончишь от моего языка, – пообещал он ему и принялся за дело.

Прелесть юности в её относительной бесполости. Парадоксально, но это так. Побрей мальчишку ТАМ начисто, надень розовое белье, хлопковое, будто бы купленное в отделе для детей, и сзади юноша будет неотличим на вкус от девушки. Если закрыть глаза, тактильная проба собьет с толку. Кожа покажется атласом – живым и горячим. И только слабые подрагивания брутально восставшей плоти непосредственно по соседству, они выдадут пол стонущего сейчас под ласками прекрасного существа.

Дерек вылизывал Стайлз тщательно и закрыв глаза. Не то, чтобы он желал представлять его девчонкой, да и трусиков с розовой каемкой ему не надевал, но волшебство гладко проэпилированной кожи дарило его языку блаженство, какого он и не представлял. Он терся щекой о мягкие яички, царапал их щетиной, балдел от голых безволосых складочек паха и мокро вел дорожку слюны вверх, к пупку, дивясь на отсутствие привычного ровно подстриженного кустика лобковых волос.

Стайлз, поначалу зажимавшийся, теперь сидел смирно и не протестовал, когда Дерек властной рукой поднял его пятки повыше, задирая свесившиеся с машинки ноги, и открыл себе доступ к повлажневшей от пота дырочке, сияющей той же начисто побритой кожей даже у самых морщинок.

Лизать там любовника выходило настолько скрипуче, что вскоре Дерек почувствовал, как краснеет обработанная его языком раздраженная кожа, и Стайлз пытается увести бедра от колкой ласки.

И все же он кончил. Никуда не делся. Но отчего-то смотрел после всего на волка снисходительно-жалостливо, стискивал коленки, пряча между ними распаленную массажем промежность.

Тихо и покорно лежал на боку уже в их спальне и принимал в сжатые свои ягодицы скользкий кнот оборотня. Дерек вводил его в любовника медленно и осторожно – узел набух в полную силу еще в процессе минета, а вот сдуваться никак не хотел. Стайлз позволил унести себя на руках на кровать и, как был – зализанный насмерть, со своей же размазанной спермой между ног, был уложен волком в эту интимную позу. Дерек пристроился сзади, терся членом о белые половинки мальчишки, тактильно обозначая, что трахать будет уже с узлом и, угадывая в молчании согласие, тихонько проталкивался внутрь.

Чуть приоткрытый из-за насильно отодвинутой ягодицы анус Стайлза блестел от размазанной по нему смазки оборотня, бликовал даже в неярком свете ночника своей голой, гладкой кожей и, может, именно от этого возбуждение Дерека никак не хотело принимать человеческие формы – отзывалось по-волчьи все более сильным набуханием красной горячей шишки, которая уже вот-вот готова была проникнуть в отверстие, жестоко сминая натянутые стеночки сфинктера своим объемом.

Стайлз стонал от несильной боли, но позволял растягивать себя максимально, а Дерек старался быть нежен и аккуратен, чтобы не дай бог не превратить этот секс в свидание с Каем. Хотелось видеть именно Стайлза, такого непохожего на себя, напоминающего голенького мальчика из дешевой порнухи.