Для поддержания собственного обмана он даже зажал второй рукой распахнутый рот мальчишки, чуть не душа его: так не хотелось продолжать слушать и дальше похабщину, которая неминуемо должна была вырваться из горла появившегося Кая. И вот за то, что Стайлз, настоящий Стайлз посмел ступить на территорию маленького монстра, в его грязную, но немыслимо притягательную, истекающую всяческими физиологическими жидкостями Монстряндию, за это Дерек его и наказывал.

Парадокс, но пронаблюдав наипошлейшую эскападу своего парня, Дерек понял, что в Стайлзе его притягивает совсем не это, и встаёт не от того, от чего он, например, возбуждается, глядя на те же действия в исполнении Кая. В одном и том же теле его влекла некая полярность, которая была присуща каждому из двух мальчишек, а Дерек стоял на страже этих королевств, в одном из которых сходил с ума от робкого, милого, смешливого Стайлза, а в другом падал в пропасть вместе с бесстыдным его двойником.

Сейчас статус-кво был нарушен.

Виновника – Стайлза – нужно было наказать, но Дерек так ожидаемо выбрал путь возмездия через секс, и с таким энтузиазмом принялся за дело, что даже не заметил момента перевоплощения мальчишки в Кая.

А это совершенно точно он кусал сейчас ему ладонь, которая зажимала рот. И когда Дерек кое-как впихнул свой член в его раскрытую благодаря позе дырку, неаккуратно, торопливо смазав её слюной и понадеявшись на смазку собственного органа, Кай впился зубами в его пальцы вполне ощутимо. Вряд ли от боли – анатомически это тело было растянуто очень хорошо, Дерек старался быть регулярным со своим парнем. Поэтому острые, впившиеся в плоть зубы любовника намекали скорее на обиду от того, что его так пренебрежительно заткнули со всех сторон.

Дерек, не вытерпев укуса, разжал ладонь, и пока мальчишка делал внушительный глоток воздуха, все равно давясь им на очередном толчке члена в свою задницу, Дерек зачем-то протянул руку к тумбочке и включил ночник. При ярко блеснувшем свете прямо напротив них отразило сияние лампы большое зеркало, непонятным образом придвинутое в этот вечер к кровати. И Дерек увидел, как похоже сплетение их тел на те много раз просмотренные им кадры из видео, которое любил он смотреть для снятия напряжения.

Сюжета не было. Была так любимая операторами поза, обнажавшая всё – фас пассива, задранная вверх его нога и поршнем ходящий в его анусе толстый член лежащего сзади мужчины.

При каждой фрикции Дерека гениталии Кая неистово болтались, шлепая по животу и ляжкам с непристойным звуком. Глаза его были зажмурены, а лицо искажено выражением удовольствия и боли.

Он так и не успел ничего ляпнуть, Дерек снова зажал рукой ему рот и продолжил трахать. Ритмично и очень быстро. Словно хотел вытрясти душу при каждом своём толчке. Мальчишка пытался одной рукой схватиться за простынь, но у него не получалось: Дерек возюкал его по кровати, как тряпичную куклу. Рука его, держащая Кая за приподнятую ляжку, уже начинала дрожать от напряжения, но Дерек не мог поменять их позу – он завороженно смотрел в отражение, которое показывало ему самое забористое порно с ним и его парнем в главной роли.

Пенис Кая, эрегированный не в полную силу, покраснел от шлепков, яички – тоже. И Дереку нравилась эта прилившая к гениталиям любовника кровь, бесстыдно окрасившая его промежность во все цвета багрянца.

Дерек перехватил ляжку покрепче и стал вбиваться еще жестче. Потом освободил рот мальчика от своей ладони, выслушал краткое, очень темпераментное: “Ещё! Блять, ещё!!!” и, сжав ему бедро нечеловечески сильным хватом, дождался в отражении дерганья чужого члена, тоненьких струек бьющей из него спермы, тусклеющего от только что случившегося оргазма и начавшегося перевоплощения взгляда, и только тогда стал кончать сам.

Утром Стайлз не стал убегать в ванную. Так и лежал, повернувшись спиной к Дереку. Голый, оттраханный и перемазанный их спермой.

В месте, где Дерек держал его ляжку когтистой рукой, расплывалась гематома, отчетливо видимая на белой коже. Но это был минимальный ущерб, какой когда-либо причинял своему любовнику оборотень.

Очевидный прогресс и полный провал одновременно.

Дерек не спал уже давно. Слушал, как мальчик его дышит в полудрёме, как просыпается окончательно и замирает, чувствуя позади себя дыхание зверя. Пусть в человеческом обличье, и всё же – зверя.

Странно, но первое, что услышал Дерек от него, было: “Прости меня”.

Он так и не понял, за что перед ним извиняются. Перед ним, таким безобразно распущенным в своем животном обличье, и который так и не смог верно себя дозировать для излечения. То Дерека было слишком мало, то слишком много...

Волк был не виноват в этом, но извиниться тоже хотелось.

- Нет, это ты меня про...

- Дерек, – прервал его Стайлз совсем не сонным голосом. – Ты не должен говорить этого. Я... я вел себя в последнее время, как последняя стерва. Я должен был помогать тебе, о чем мне постоянно говорил на сеансах Дитон, но у меня не получалось.

- Тебе было трудно...

- Тебе тоже!

- Просто тяжелая неделя, Стайлз...

- И у тебя!

- Ну, хватит. Если всё у нас так плохо и ничего не получается – поехали в клинику. Вдвоём, – не выдержал Дерек. – Пусть Дитон ищет альтернативу такому мучению! В конце концов, я просто не верю, что её нет!

- Она есть, – тихо проговорил Стайлз, – и ехать к нему не нужно.

Дерек попытался развернуть мальчишку к себе лицом, но тот вдруг уперся, не поворачиваясь ни в какую.

- И почему же ты молчал, раз знал другой способ покончить с кошмарами? Не вмешивая в это наши отношения? – совершенно рассержено, гневно даже, спросил его оборотень.

- Ты просто не спрашивал, хоть это и было очевидно, – так же сердито парировал Стайлз. Загадочно добавил: – И эта альтернатива не совсем... альтернатива. Это замена лечения на случай, если наш эксперимент не сработает.

- И что же?

- Нейромодуляторы, Дерек. Нейролептики. Барбитураты. Еще что-то, что диктовал когда-то Дитон. Мой папа знает, он всё записывал, а я запомнил только про побочный эффект от всего этого дерьма. И он, этот эффект, никому из нас не понравится. О колледже придется забыть. И обо всем остальном – тоже.

О чем – обо всем остальном – говорил Стайлз, Дерек не очень понял. Наверно, об их любви, раз сказал он это так печально. Хотя в его ситуации потерять себя самого безвозвратно от приема сильных лекарств было, наверно, еще печальнее.

- “Кипарисы” – это психоневрологический санаторий, так называет его сам персонал. Туда вообще-то приходят добровольно. Но, знаешь, под таблетками мне будет все равно, когда в итоге ты отдашь им меня, потому что уже ничего не будет иметь значения...

- Никто не сможет кормить тебя фармацевтической гадостью насильно, детка, – попытался успокоить его Дерек, совсем забыв о том, что говорят они не об альтернативе, а о следующем этапе лечения. – Я не позволю, слышишь?

Стайлз, наконец, повернулся к нему.

- Тебя спрашивать не будут, Дерек, – сказал он очевидную правду. – Ты, собственно, мне никто. Отец, когда узнает об ухудшении, о повторяющихся приступах, или... услышит пару раз, как я по ночам кричу, скорее всего послушает профессионала и снова согласится на лекарственное вмешательство. Но они не станут кормить меня ими насильно. Я соглашусь сам. Потому что ты даже не представляешь, как бывает страшно ночью оказаться там, где живет моя болезнь.

Дерек смотрел на него, такого молодого, шестнадцатилетнего; он понять не мог, откуда в Стайлзе это – не двойное, тройное дно, обнажившееся от безысходности и явившее сейчас волку нового, непохожего не вчерашнего Стайлза, так просто и понятно рассуждающего о себе самом.

Еще полгода назад Стилински был простым геем из бара, немного смущенным напором опытного партнера и так доверчиво решившего отдать первому встречному свою девственность. Потом он стал его парнем. Парнем со странностями, которые плавно перетекли в отклонения посущественней, и дальше, стремительнее, словно снежный ком, в жизнь Дерека ворвались вслед за этим полубезумным мальчишкой новые страшные термины и медицинские обороты в речи, которым не было числа, так стало их много. Диагноз на глазах обрастал осложнениями, пока Дерек Хейл, неэффективная, бесполезная вакцина, еле-еле успевал мутировать, чтобы стать барьером между своим парнем и его окончательным безумием.