- Джон знал, что я не только уролог, но и психиатр. Он был обеспокоен сыном. Стайлз влюбился. Стайлз переодевался. Что-то было не так. Влюблён он был...
- В девочку, – немного зло перебил его Питер, узнав это из сбивчивого рассказа Стайлза два дня назад. – А ты говорил, что это был мальчик.
Констатация очередной лжи не вызвала в Дереке никакого сожаления.
- А ты знал, – спросил он у Питера, – что этой девочкой была Лидия?
- Что?
В памяти всплыла красивая девчонка в облаке рыжих волос. Ее смех и пронзительный голос. Её ласковый на Стайлза взгляд. Её постоянное присутствие в психиатрической клинике на групповых сеансах терапии...
- Она что... тоже?.. – Питер запнулся, не зная, как сказать о предполагаемом сумасшествии роковой красотки. Вообще не зная, что сказать про весь этот дурдом, в центре которого он оказался.
- Она, – усмехнулся Дерек, – не “тоже”, Питер. Не надо думать, что все люди, посещающие Дом Эха, пропащие для общества личности со страшными психиатрическими диагнозами.
- Но это она что-то сделала со Стайлзом, да? – оборвал его Питер, вдруг прозревая. – Эта красивая рыжая сучка?
Он эхом повторял слова мальчишки, когда тот вскользь говорил о какой-то своей подруге, так и не ответившей ему взаимностью.
В принципе, ничего против несговорчивой Лидии Питер не имел. Но авансом уже ненавидел.
- Так что она с ним сделала, Дерек? – грозно повторил он вопрос.
- А почему ты думаешь, – прищурился тот, – что это она что-то сделала, а не он?
Питер вздрогнул, с усилием разворачивая своё сознание на сто восемьдесят градусов, спешно меняя воображаемую картинку на противоположную. Наблюдая, как маска слетает с его милого, невинного мальчика и обнажает очередную ложь, которая, ударяя его в одно и то же место, рассекает наконец воображаемую плоть и хлещет уже по оголенному нерву.
- Послушай, Питер, – осторожно позвал его Дерек, – Стайлз болен. Психопатия вынуждает его быть лжецом и актёром. Он уже родился таким – его заболевание несет наследственный характер. Он даже в половой сфере – обманщик.
Дерек улыбнулся шутке и продолжил:
- Его заболевание очень неприятный недуг. Психопатии истерического типа отличны тем, что ты видишь перед собой отвлекающую картинку – весёлую и доброжелательную личность. Довольно часто это всего лишь маска. Эмоции такого психопата поверхностные, они нестабильные и часто преувеличенные. Его оружие – сексуальность, и с помощью её он привлекает внимание к своей персоне. Стайлз – умелый манипулятор в этой области. Он умён, но при этом подвержен настроению и влиянию. Он увлекающийся мальчик. Чрезмерно. Понимаешь? Он внушаем, но при определенных условиях. Если же условия эти благоприятные, какая-либо идея может запросто его поглотить. В его возрасте все эти патологии прочно связаны с сексуальной сферой, а с ней Стайлзу, как ты понимаешь, ужасно не повезло.
- Ну почему же сразу не повезло именно в этом? – недовольно спросил Питер. – Возможно, это было дело случая. И возможно, если бы первая его влюбленность стала взаимной, Стайлз был бы сейчас нормальным парнем (ладно, не совсем нормальным) с кучей поклонниц и несчастливо подцепленной гонореей?
- Взаимность? – поднял брови Дерек. – Взаимность ему не грозила. У девочек на уровне интуиции работает естественный отбор в половых вопросах. Поэтому Лидия не приняла бы Стайлза никогда. В Стайлзе её вполне устраивала подружка, ей не нужен был женственный парень в постели.
- А разве проецирование объекта влюбленности на себя не могло запустить механизм дисфории и прогрессирующей трансгендерности, к которой у Стайлза была предрасположенность на генетическом уровне? – спросил Питер, припомнив что-то из прочитанного и невольно защищая тот самый диагноз Стайлза, которому не верил.
- Всё правильно говоришь, – похвалил Дерек Питера. – Но механизма это не запустило. У Стайлза в тот момент были ложные, и плохо различимые для неспециалиста симптомы транссексуальности. Потеря половой идентификации при транссексуализме должна идти изнутри. Внутренне “Я” человека решает, кто он, и соответствует ли внешний облик и модель поведения этому выбору. У Стайлза все намного сложнее – он идеально подстраивается под объект, который любит или от которого зависит, который имеет на него влияние. И вот беда – он может это себе позволить. Он может мимикрировать. Влюбившись сильно, он станет идеальным партнером. Он станет, кем хочешь. Он превратится для тебя в ожившую мечту, как тот марсианский мальчик из хроник Брэдбери.
Дерек не шутил. Впервые за всё это время он говорил красиво и поэтично, словно действительно был в аномалию Стайлза влюблён. А у аномалий нет половой принадлежности.
- Он оголтело влюбился в Лидию еще ребёнком, – продолжил рассказ Дерек. – Он был уверен, она – его путеводная звезда. Он долго был ей другом, и позже, когда влюбленность произошла, старался ей угодить, став фрейлиной.
- Кем?
- Фрейлиной, Питер, – повторил Дерек, ничуть не смущаясь дурацкого сравнения. – В буквальном смысле перевоплотившись в настоящую подружку. Не знаю, что происходило там в спальне у Лидии, когда они переодевались и красились, но дома Стайлз, стащив пару её платьев, уже не совсем невинно мастурбировал на их светлое девическое будущее. Как раз в тот момент у него пошел бурный рост женских гормонов, еще больше выросла грудь, а рост мужских – затормозился. Джон словил мальчишку в женском платье, привел ко мне, и я, пока Лидия была к Стайлзу благосклонна, успел увидеть его светлым, счастливым, влюбленным... Он был прекрасен. Он был чудесным, здоровым, пусть и чересчур женственным мальчиком. Джон привел ко мне сына, как к психиатру. Отцу показалось странным, что его взрослеющий ребёнок, влюбившись в девочку, девочкой становится сам. Он этого кроссдрессерства не понимал и больше всего боялся, что факт переодевания есть психиатрический симптом; что мать могла передать по наследству сыну битый, больной ген. Ты знал, что она умерла в этой самой лечебнице от прогрессирующей деменции мозга? Осложненной шизофренией?
Питер покачал головой – ему хватило тогда информации, что она просто умерла, и всё.
- Но к сожалению, Клаудиа передала. Стайлз, влюбленный в Лидию, был прекрасен. Стайлз, брошенный ею, превратился в демона. Я это понял, когда на прием ко мне пришла она сама. Точнее, ее привела мать. У Лидии случился нервный срыв, который по-житейски можно было описать просто – её кто-то очень умело довёл.
- Но почему тогда они встречались на сеансах терапии? – в непонимании спросил Питер. – И Лидия даже улыбалась ему...
- Ну, я же говорил, что Стайлз ужасно умный мальчик, он отказавшую ему девчонку терроризировал анонимно. Никто бы до сих пор не узнал, если бы не я. Я выбил из него признание потом, позже, когда уже...
Дерек запнулся, скомкав предложение, и снова заговорил:
- А то, что они встретились на терапии пару раз, случайность. Они всегда занимались в разных группах.
- Я понял. Хорошо. Давай дальше, – кратко бросил Питер.
- А дальше ты знаешь, – сказал Дерек.
- То есть?
- То есть, Стайлз пришел ко мне на приём, я сделал предположение о его психическом недуге, поставил диагноз и стал с ним работать, – пожал плечами Дерек.
- Работать, – хмыкнул Питер. – Так, значит, у тебя это называется.
Дерек устало вздохнул:
- Да, работать. Пусть профессиональные проблемы здесь тесно связаны с нашими... эмм... экспериментами, но все же это была работа. А если ты не уверен, что хочешь это услышать, то...
- Уверен, – поспешно сказал Питер, вспомнив, что ехал он сюда, планируя страшную месть. – Мне очень важно узнать – кто именно из вашего балагана внушил прекрасному, ослепительному, воспетому тобой идеальному и немного сумасшедшему гермафродиту мысль о том, что он нуждается в хирурге.
- А может – не нужно, Питер? А? – вдруг с какой-то жалобной настойчивостью предложил ему Дерек. – Я не особо хочу вспоминать эту историю. И ты прими её недосказанной. Поверь, что мальчику не причинят вреда, его физическому здоровью ничто не угрожает!!! Ты же этого добивался! Поверь в это, и после – всё, забудь!
