Сказал честно:

- Ты вообще не должен был узнать всего этого, потому что я обещал отцу Стайлза не афишировать заболевание сына, нигде его не фиксировать и не заносить в личное дело, не портить мальчику жизнь... Знаешь, некоторые диагнозы успешно справляются с этим, особенно если они...

- ...психиатрические, – прошептал Питер, уже догадавшись и ставя окончательную точку в своем расследовании. Вдруг вспоминая маленькие детали их краткого, но очень близкого общения. Детали, которые были симптомами.

Дерек же просто пожал плечами, как будто рассказал, что ел на обед. Его, обладателя такой тайны, она никак не тревожила. Но Питеру показалось, что земля уплывает из-под ног. А Дерек продолжал спокойно обсуждать меню.

- Скажу главное. В свои шестнадцать Стайлз был практически уже сформирован, как женщина – внутри. Но мужские гонады только-только начали созревать. Его мотало, как ненормального. Он много читал и был уже тогда умнее всех своих одноклассников, вместе взятых. Но даже зная свои генетические аномалии, диагноз психиатрический поставить себе не мог. Он ничего не знал о себе, а я рассказать не был волен, Джон запретил мне его травмировать.

- И он не знает до сих пор?

- До сих пор. Хотя порой мне кажется, что только делает вид.

- Но это жестоко, Дерек, – с ужасом прошептал Питер.

- Да, жестоко, – не стал отрицать младший Хейл, ничего не объясняя.

- И насколько все серьёзно? – спросил Питер, откладывая на потом мордобой и уже пугаясь какого-то страшного психиатрического слова, которого ни черта не поймет, а оттого оно покажется ему приговором.

- Серьезно. Но не смертельно, – совсем уж легкомысленно махнул рукой Дерек, – твой мальчик – психопат.

У Питера вытянулось лицо и некрасиво задергался угол глаза. Дерек с усмешечкой глянул на эту реакцию и вздохнул.

- Вот так всегда, – грустно произнес он. – Все почему-то боятся этого слова, считая его чуть не ругательным. А между тем психопатия довольно-таки часто встречающийся диагноз. С ним половина твоего Нью-Йорка живет.

- Но как же так, Дерек? – беспомощно посмотрел на него Питер. – Он никогда не вел себя... так. Стайлз – не сумасшедший! Он же... Да он нормальный мальчик!

- Ты сам-то понимаешь, что говоришь? – усмехнулся Дерек. – Какой же Стайлз нормальный? Он самый необыкновенный мальчик на свете, забыл?

- Я не забыл, – сердито сказал Питер, – но мы сейчас говорим о другом. О патологии психологической сферы!

- Которая совсем не обязательно делает из человека монстра. Она не вынуждает его кидаться на стены, биться в истерике и быть постоянно неадекватным, – с иронией перечислил симптомы Дерек. – Хотя у Стайлза довольно яркая картина заболевания, но его отвлекающая генетическая уникальность не позволяет правильно оценить отклонения. Мы с легкостью прощаем ему, такому непохожему на других, непростительное. Он часто нелогичен в своих суждениях, часто меняет их на противоположные. Склонен ко лжи, к фантазиям и сам в них верит. Он аморален, но принимает это за норму. Он выглядит нормальным психически. Но это не так.

- Ну хорошо, хорошо... Пусть психопатия, – пришел в себя Питер, выковыривая из памяти какие-то главы из хрестоматии, – насколько я помню, она имеет кучу подвидов. Каким именно страдает Стайлз?

- Ну, наконец-то, – улыбнулся Дерек облегченно, – ты заговорил, как специалист. Теперь не упадешь в обморок, и я могу продолжать дальше.

Он посмотрел на Питера оценивающе, как будто бы решая, с какого бока будет он его подхватывать, когда тот все же лишится чувств, и продолжил.

- У Стайлза устойчивая форма психопатии мозаичного типа. Намешано там всего. Шизофрению я исключил. Он может быть асоциален, но признаков органического поражения мозга у него не наблюдается: он всегда проявлял чрезвычайно высокий интеллект. Да и необратимых дефектов личности нет. Если окружающие условия благоприятные, происходит сглаживание психических аномалий. Однако положительная динамика в поведении никогда не станет окончательным его выздоровлением. При таком состоянии психического нездоровья Стайлз всегда находится как бы на грани. При малейшей дестабилизирующей ситуации возможен срыв. Но, в общем-то, с этим диагнозом живут.

Слова и формулировки были туманными, но исключенная шизофрения радовала. Дерек же перестал улыбаться, как только облегченно начал улыбаться Питер.

И следом сказал:

- Только не очень счастливо живут. Потому что такие стадии психопатий не лечатся, а всего лишь компенсируются.

- Так. Ладно. Подожди, дай вздохнуть, – пробормотал Питер. – Я услышал тебя, теперь мне нужно понять.

Питер зажмурился и уже без всяких тормозов заорал:

- Понять – какого черта ты не сказал мне об этом сразу???

Дерек никак не отреагировал на крик – мало ли психов орали у него в кабинете?

- Ты мог бы объявить мне его супер банальнейший диагноз сразу, а не придумывать чёрт знает что!!! – продолжал кричать Питер. – Ты мог бы просто ответить на заданный вопрос, не имитируя страшной тайны!!! Не прятать историю болезни, в которой по психиатрическим меркам не содержалось ничего особенного!!! Ты мог бы даже не афишировать его, так называемый, интерсекс – я бы удовлетворился обыкновенной психопатией!!! Ты мог бы...

- Не мог, – резко оборвал его Дерек и уточнил, – точнее, я не был должен.

- И это... всё? – с обидой переспросил его Питер, перестав кричать, наткнувшись на ледяную стену спокойствия Дерека, который так легко и просто осадил его. Уже надеясь услышать очередную тайну, объясняющую всё, раз уж это не сделала предыдущая. Он отдал бы сейчас всё за эту бесконечность, но всем существом своим ощущал – сегодня они точно пришли к финишу. Конец.

- Это всё, – подтвердил Дерек, отвечая на поставленный неопределённый вопрос таким же неопределённым эхом.

- Прекрасно. Это исчерпывающее объяснение твоим замысловатым поступкам, Дерек, – сказал Питер. – Ты просто ничего был мне не должен, поэтому допустил всё это. Всё! Это! Я ехал бить тебе морду, но знаешь... За это очередное дерьмо, думаю, тебя нужно расстрелять. Ты должен был мне рассказать сразу. Ты...

Питер понял, что упрекать уже не имеет смысла. Это был, по его подсчетам, третий круг лжи. Или же слишком удивительной правды, в которую Дерек только-только начал его посвящать.

- Давай всё с самого начала. Снова. Иначе я сам тут с вами с ума сойду, – приказал он племяннику.

Дерек кивнул и, совершенно теперь не сопротивляясь допросу, по-новой всё рассказал.

... – Мы познакомились, когда мой друг шериф Стилински пришел ко мне в кабинет и сказал, что с его обожаемым сыном что-то происходит. Стайлз тогда только-только начал экспериментировать с одеждой, и Джон очень хорошо прочувствовал, как нелегко иметь ребенка-гермафродита... Прости, я немного тебя дезориентировал. Джон был в курсе. Узнал об этом, когда Стайлзу стукнуло двенадцать или тринадцать. Слишком поздно, чтобы бежать без спроса корректировать пол. Но слишком рано, чтобы объяснять мальчику всё по-взрослому. У Стайлза тогда стала болеть грудь. Болеть живот. И на исследовании УЗИ обнаружилось это... яичник, дисбаланс гормонов, дефекты ДНК... Он наблюдался у другого специалиста и не одного. Но вот когда отец словил его в женском платье, тогда Стайлза он привел ко мне. Скажу снова: он был очень красивым мальчиком. Непохожим на остальных двуполых людей. Такого в природе не бывает. Он все – ВСЕ – чем-то больны. Они слабы и неестественны. Они несут в себе генетический изъян. У многих есть отклонения в интеллектуальной сфере, у остальных страдают физические показатели. Среди таких пациентов нет абсолютно здоровых людей. Но Стайлз был здоров. Он был идеальным гермафродитом, которого пощадила природа, дав так много. Я был очарован им, если ты понимаешь, как это – быть очарованным аномалией. Я даже был ослеплен и не обращал внимания на детали. Потом детали начали бросаться в глаза...

Дерек вгляделся в лицо Питера – слушает? Понимает?

Продолжил: